Взорвать «Москву» - Максим Шахов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сомнения разъедали мозг. Свет божий был не мил хорунжему Бузько. Перед его глазами то и дело вставали черный куст взрыва, рассеченная сталь корабельного днища, сотни захлебывающихся в отсеках людей, черная тень на воде Северной бухты. И еще почему-то вспоминался тот помятый велосипедист, которого застрелил Куйбида.
«Сомнения – это химеры разума», – учил провиднык Кульчицкий.
И Бузько медленно повторил про себя десять заповедей националиста: «Добейся Украинской Державы или погибни в борьбе за нее… Не позволяй никому запятнать славу и честь твоей Нации… Помни о великих днях нашей Борьбы… Гордись тем, что ты наследник борьбы за славу Трезубца Владимира… Отомсти за смерть великих борцов… О деле не говори с кем можно, а только с тем, с кем нужно… Не колеблясь выполняй самые опасные поручения, если этого требуют интересы дела… Яростным сопротивлением встречай врагов твоей Нации… Пусть ни угрозы, ни пытки, ни смерть не заставят тебя предать тайну… Стремись к увеличению силы, богатства и территории Украинской Державы…»[15]
Кульчицкий всегда говорил, что «Декалог националиста» даст совет в любом деле. Вот и сейчас Бузько выбрал для себя два пункта и повторил их многократно: «Не колеблясь выполняй самые опасные поручения, если этого требуют интересы дела… Стремись к увеличению силы, богатства и территории Украинской Державы…»
Да, это были именно те слова, в которых так нуждался сегодня хорунжий ОУН(б).
«Имей мужество жить в опасности!» – вспомнил Бузько еще одну замечательную цитату. Эти слова семьдесят лет назад сказал доктор философии Йозеф Геббельс.
Да, мужество и еще раз мужество! И только победа!..
Перевернувшись на диване, Бузько сунул руку в карман висящей поблизости куртки и вытащил пачку «Гетьмана»; открыл, подержал сигарету в пальцах. Он бросил курить полгода назад, но сейчас не мог отказать себе в курении. Только одну сигарету…
Хорунжий два часа назад приехал в свою пропахшую пылью холостяцкую квартиру на окраине Львова и вот никак не мог уснуть. По дороге с вокзала он зашел на штаб-квартиру ОУН, и все почему-то напомнило ему о срочной эвакуации: разбросанные бумажки, хмурые лица товарищей по партии, клубы табачного дыма в коридоре… Даже Степан Бандера смотрел с большого портрета в простенке как-то невесело. Разумеется, ни о какой эвакуации речи не шло: просто многие разъехались на лето, и в штаб-квартире воцарилась мерзость запустения. Прихватив с собой яркие кофры, надувные матрацы и пляжные тапочки, бандеровцы отправились с семьями и друзьями в солнечный Крым. Они ехали туда без мыслей о борьбе, с одними только надеждами на спокойный отдых, и в этом хорунжему Бузько виделось предательство. Нельзя сегодня быть идейным борцом, а завтра, сняв камуфляж и нарукавную повязку, бегать по золотому песку, играя в волейбол – о ужас! – с москвичами и питерцами, которым тоже по душе Крым…
– Тебя, кстати, Кульчицкий спрашивал, – сообщил подхорунжий Хыст, на секунду отрываясь от компьтера, на котором только что яростно резался в Warcraft.
– Он в Украине?! – удивился Бузько.
– Нет, из Мюнхена звонил. В Украине только я да мы с тобой, – поморщился Хыст. – Как там в Крыму? Наших много?
– Через одного, – ответил хорунжий. – Странно, что мне он не позвонил…
– Ага, – невнимательно отозвался Хыст, снова принимаясь за игру. Кажется, он предчувствовал близкую победу – не на поле боя, разумеется, а в бездонном темном виртуальном мире Warcraft’а…
Словно услышав вопрос Бузько, Кульчицкий отозвался из Европы, не пожалев денег на роуминг.
– Слава Украине! – прозвучал голос, сдобренный металлическим эхом.
– Героям слава, пане провиднык! – ответил хорунжий.
– Я выполнил свое обещание, – проговорил Кульчицкий. – По возвращении из Крыма – разумеется, когда все будет сделано – вы немедленно отправляетесь в Германию. Здесь есть работа для такого опытного и идейного борца, как вы, Сашко…
– Слушаюсь, пане провиднык!
В трубке гудели натянутые стальные струны.
– Мне понадобится ваша помощь, хорунжий, – после секундной паузы сказал Кульчицкий.
– Слушаю, пане провиднык!
– В организацию проник предатель. Он решил наложить лапу на партийную кассу и сдать вождей Центрального Провода продажной Службе безопасности Украины, которая пляшет под кремлевскую дудку!
– Это невозможно! – воскликнул Бузько. – Измена?!
– К несчастью, это измена, – подтвердил провиднык. – Изменник должен быть показательно наказан!
– Прикажете исполнить? – без колебаний спросил хорунжий.
– Да, Сашко… – со вздохом сказал Кульчицкий.
– Кто?
Струны в телефонном эфире натянулись до предела, и их звук достиг высоты комариного писка.
– Сотрудник зарубежной референтуры, ваш бывший соратник, а ныне Иуда – Куйбида…
– Слушаюсь, пане провиднык! – одними губами прошептал Бузько, но на том конце разговора его отлично услышали.
– По выполнении не докладывайте – я обо всем узнаю сам… Сделаете дело – и отправляйтесь со спокойной душой в Севастополь. Там ведь все готово к празднику, не так ли? И помните: Украина смотрит на вас нежными глазами матери, пан хорунжий ОУН! Слава Украине!
– Героям слава!
Телефонный эфир смолк. Пискнул гаснущий мобильник в руке Бузько.
Так вот зачем он должен был ехать во Львов! Сам Куйбида, не ведая о собственной казни, приказал хорунжему возвращаться! «Судьба, – подумалось Бузько. – Моя судьба. Не хочется убивать…» Он поспешно прогнал эту мысль и скорыми шагами направился домой, чтобы в одиночестве обдумать детали предстоящей операции.
Глава девятая
Взорвать «Москву»
Ни любви, ни тоски, ни жалости,
Даже курского соловья,
Никакой, самой малой малости
На земле бы не бросил я.
Даже смерть, если б было мыслимо,
Я б на землю не отпустил,
Все, что к нам на земле причислено,
В рай с собою бы захватил.
Константин Симонов– Пойдем, что ли, искупаемся?
Так спросил майор Черкасов, принимая от Артема прикуренную сигарету. Они сидели на камнях над бухтой, глядя, как солнце золотит тяжелые тела военных судов.
– Как подумаю, что через два часа следующий заплыв, так желание сразу пропадает, – ответил Тарасов.
– Завтра День флота. Сегодня все случится, не иначе. Интуиция разведчика подсказывает.
– Мне тип один сегодня утром не понравился, – сказал Артем и глубоко затянулся сигаретой. – Явно за тобой приглядывал. Прямо под окнами моей квартиры.
Черкасов с интересом взглянул на товарища.
– Ты ровно в девять пришел, а я за пять минут до твоего прихода решил в окно посмотреть. Ты из-за угла вынырнул, и тип этот за тобой – топ-топ. Деловитый, лет тридцати, русый, без особых примет. Ты к парадному, а он по инерции чуть за тобой не нырнул, но дернулся, прошел мимо. Остановился через дом и огляделся. Место запоминал…
Майор пожал плечами:
– Некому вроде меня пасти. Разве что Мезенцев кого-нибудь прислал, чтобы приглядывать… Это на батю похоже: он перестраховывается, где может.
– Мне ход дела вроде понятен, но есть сомнения.
– Какие?
– Исполнителей убирают, Дима, – помолчав, сказал Артем. – Особенно таких умных, как мы с тобой.
– Нервничаешь просто, – махнул рукой Черкасов. – Если предположить, что Крошин заинтересован в том, чтобы ты до Дня флота дожил, то остаются местные, типа украинские ребята, СБУ и менты. Кого ты можешь интересовать? Ментов?.. Да им крымских уголовников хватает. СБУ?.. Они больше татарской проблемой на полуострове занимаются – слыхал про такую?
– Ну, а фашисты украинские?
– Рассмешил! Фашисты! – хохотнул Черкасов. – Да они боятся нос высунуть из своих Львова да Тернополя. Знаешь, сколько километров до Львова и Тернополя? Да ты никак боишься, а, Артемка?!
– Пошел в жопу, – хмуро ответил Тарасов. – Двинули, оптимист, на расчетную точку – поможешь мне акваланг надеть. Никогда я эту премудрость не осилю…
– Плыть так плыть, сказал Жак-Ив Кусто! – заржал майор, хлопнув Артема по плечу.
* * *Хорунжий Бузько шел через площадь Рынок, помахивая пластиковым пакетом. Куйбида, явно раздраженный ранним звонком, ждал его на пересечении Краковской и Сапожной. На лавочке под памятником богине Амфитрите также сидели симпатичные горожанки, мостовая также серела, а ряд малоэтажных старинных домов с разноцветными фасадами также радовал глаз. Однако ствол в широком пластиковом пакете напоминал хорунжему о том, что ему придется сделать через четверть часа.
Народу на площади было немного, и Бузько быстро различил стройную фигуру референта. При ходьбе он ставил остроносые туфли на брусчатку, будто танцевал затейливый танец – полшага влево, полшага вправо. Ухватив взглядом хорунжего, Куйбида издали кивнул и придал своей загорелой физиономии серьезности.
