Взорвать «Москву» - Максим Шахов

Штык-нож вошел в пластик, как в масло. Осторожно пропоров край, Артем пошел по периметру. Черкасов страховал снизу, держа автомат в боевом положении. Кивнув товарищу, Артем продолжил резать. Среди густой тошной вони прорезался запах нагретого пыльного пластика.

Видя, как напрягся майор, Тарасов считал секунды. Люк как раз между подсобкой и торговым залом… Он там был ни к чему, вот его и заложили… Если сейчас кто-то из бандитов пройдет по коридору, заложникам конец… Может, не стоило это все затевать… Нет, стоило… Очень даже стоило…

Черкасов уже висел у самых его ног, готовый, как отпущенная пружина, вылететь на свет из сумрачной клоаки. Чертик на пружинке, а в руках у того чертика – «каштан»…

Лезвие пошло туже, черкнуло по железу.

«Петля от старого люка, наверно, – думал Артем. – Можно бы уже и открывать… А если застрянем?»

Блеснула над головой тонкая полоска света. Вот она расширилась, и в солнечном луче стремительно заклубилась ржавая пыль.

Тарасов дождался полной тишины наверху, подогнул лезвием края вырезанного лоскута, сунул в щель пальцы и всей массой рванул вниз. Раздался треск, как от раздираемого пополам куска плотной ткани, и на голову Артема осыпался целый водопад крошек и щепок. В распахнувшийся светлый квадрат ужом ввинтилась фигура Черкасова. Прогремел пистолетный выстрел. В ответ коротко ударил майорский «каштан».

Артем вынырнул следом. Дальнейшее заняло всего несколько секунд.

А было так. Вильнув автоматным стволом из стороны в сторону, майор оценил обстановку: он стоял в коридорчике, имея за спиной явно пустой угол торгового зала с разбитой витриной, а прямо перед собой – двери подсобки. Вот еще дверь – туалет… Свет внутри горит…

Выстрел прогремел из-за двери. Пуля ударила в бронежилет Черкасова, отбросив того к стене. Майор полоснул короткой очередью наискось. Раздался глухой шум падения.

Артем уже был в коридоре. Отметив, что товарищ только слегка контужен, мощным броском Тарасов достиг двери подсобки, вышиб ее ударом ботинка и заревел во всю мощь легких:

– Все на пол!!!

Торопившийся на шум один из бандитов вскинул ствол. Артем присел, пустив очередь из «каштана» поперек живота противника.

Дикие женские вопли ударили в уши. Прогремел пистолетный выстрел, еще один…

Перепрыгнув через упавшего, Тарасов прижался к штабелю картонных ящиков. Оставшийся в живых бандит, похоже, начал расстреливать заложников…

Мелькнула женская фигура с растрепанными волосами и перекошенным орущим ртом. Хрипло закричал мужчина.

Артем побежал вперед, петляя между перегородками, контейнерами и стащенной неведомо откуда старой мебелью. Позади божественной музыкой загремели ботинки Черкасова. Гавкнул майорский автомат: подстреленный бандит, похоже, еще шевелился.

Скорчившаяся в углу девица в задранной до самого «не могу» юбке… Лежащая ничком тетка с наманикюренными ладонями и руками, раскинутыми широким крестом… Плакат черт знает какой давности – «Летайте самолетами Аэрофлота»… Черный вороненый ствол, неторопливо, как в замедленной съемке, возникающий из щели между сваленными кое-как пластиковыми емкостями…

«Снова встретились, костлявая… Вот ты какая на этот раз, зараза… Не увернуться… Не поднять автомат…»

Черкасов успел среагировать: ствол его «каштана» чуть вильнул и выплюнул длинную струю свинца.

В лицо Артема ударились мокрые ошметки. Бандит с простреленной, будто раскрошившейся головой рухнул в темном проходе.

– Спокойно! – прокричал майор. – Преступники обезврежены! Оставайтесь на месте!

И этот его крик перекрыл звон оседающих витринных стекол и лай команд: не выдержали ментовские нервы – ОМОН пошел на штурм.

Бойцы ОМОНа пошуровали по помещению, но никаких следов взрывных или зажигательных устройств не обнаружили. Ждали саперов, но было уже ясно, что предположения оправдались: бандиты не готовили захват заложников. И все же итог операции был печальным: третий грабитель застрелил мужчину-покупателя и нанес черепно-мозговую травму работнице магазина. Двух рыдающих покупательниц бережно выводили под руки омоновцы. Вибрируя, шевелился на полу чей-то мобильник. Баба-менеджер сурово отказалась от помощи и сразу же бросилась к витринам, чтобы проверить наличие драгоценного товара. Какая-то гламурная дама – похоже, сама хозяйка «Ювелирных изделий» – норовила протиснуться внутрь между широкими спинами терминаторов.

– Ранены? – подбежал к заляпанному кровью Артему Суппортов.

– Забрызгало, – ответил тот.

А Черкасов мельком оглядел место боя, молча сплюнул и, хрустя битым стеклом и помахивая автоматом, двинулся к выходу.

Эксперты бегло осматривали убитых. Щелкали фотокамеры. Телевизионщики несли, как хоругви, микрофоны на телескопических шестах.

Подполковник Суппортов наклонился над бандитом с развороченным пулями брюхом, который лежал у дверей подсобки.

– Странные ребята… Зачем им понадобилось в Украину бежать? Не пойму ни черта! – бормотал он.

Артему, наоборот, было все слишком понятно. Он протиснулся в щель между пластиковыми емкостями, присел над убитым и, пока менты возились в другом углу, охлопал тому карманы. Уголок украинского паспорта выглянул из нагрудного кармана бандита.

Тарасов щелкнул фонариком, пригляделся: так и есть – татуировка в виде креста, похожего на меч, слева на груди, и буквы выколоты – «ОУН(б)».

«Вот куда пташки залетели!» – выпрямившись, сказал себе Артем и следом за Черкасовым вышел на улицу, ничего не сказав ментам. Сами все увидят – они глазастые.

– Мезенцев уже звонил, – усаживаясь на заднее сиденье «газика», сообщил майор. – Ждет тебя, друг, еще одна работенка.

– Отмыться бы сначала, – возразил Тарасов, ухватывая губами сигарету из пачки. – Говорила мне мама: «Учись, сынок, а то сантехником будешь!»

Черкасов заржал. Баев хмыкнул и щелкнул зажигалкой перед Артемом.

– Тут такой переполох был, когда вы вдвоем пошли, – сообщил прапор, выруливая на проезжую часть. – Менты бегают, как тараканы, телевидение вовсю снимает, пэпээсники зевак разгоняют… Управились? Когда ОМОН на штурм пошел, я было подумал, что вас там перекололи…

– Хорош, Саша, базарить, – устало проговорил майор. – Все хорошо. И у нас, и у тебя. Так хорошо, что даже сглазить боюсь…

Хорунжий Бузько выпросил двое суток и отправился в прикарпатское село – погостить у матери.

Село, куда его привез расхлестанный, с разбитой фарой «ЛАЗ», уже умерло. Только кое-где еще теплилась жизнь, поддерживаемая руками стремительно дряхлеющих стариков и старух. Кое-где недавно подновленное крыльцо, яркие петухи на беленых стенах домиков среди серых покинутых пространств с брошенными слепыми коробками зданий говорили о том, что здесь еще борются за существование.

Из ровесников Бузько в селе остался только придурковатый Стась – остальные разъехались, кто в ближний Львов, кто за границу гастарбайтером. Его-то первым и встретил хорунжий на утоптанной площадке перед магазинчиком. Стась был пьян в дым и тотчас полез обнимать друга. Бузько отстранился, вгляделся в оплывшие черты когда-то красивого лица.

– Пойдем ко мне! – горячо убеждал Стась. – Самогонка хорошая есть! Ты в городе такой не найдешь!

– Да не хочу я самогонки! – отступал хорунжий. – А ты спать бы шел…

– За приезд! Положено! – смрадно дышал друг детства.

Наскучив этой беседой, Бузько молча толкнул Стася в плечо и пошел вниз по улице.

«Село превратилось в руины, – говорил себе хорунжий. – Я знаю, за что мы боремся: за то, чтобы такие, как Стась, перестали пьянствовать, ходили в храм божий и работали на родной земле… И я верю в нашу борьбу!»

Мать ждала его в саду среди старых яблонь с растрескавшейся корой. Их, помнится, сажал еще отец, а маленький Бузько, закусив губу, подгребал совком землю к молодым, еще зеленоватым столбикам стволов. Сколько лет с той поры утекло…

– Сынок! – припала старуха к груди хорунжего. – Как добрался? Из сельских встретил кого? Так люблю, когда тебя наши сельские встречают! Ты ведь орел, боевой офицер!

– Был боевой, да весь вышел… Никого, мама, не встретил, – соврал Бузько.

– Пойдем в дом! Я вареники затеяла, так скоро и за стол сядем! – хлопотала мать.

– Я есть особенно не хочу, – обнимая старуху за плечи, сказал хорунжий.

– Ты в прошлый раз в форме приезжал, – тревожно заглянула ему в глаза мать. – Не разрешают больше?

– Что не разрешают?

– Форму бандеровскую носить…

Бузько пожал плечами: ему не хотелось вступать в вечный спор с любимой матерью. Если заспорят, то обязательно поссорятся. Ни к чему!

– Что Марийка из Италии пишет?

Мать вздохнула, утерла глаза передником:

– Пишет, что плохо все. Она за старухой парализованной ходила, а теперь выгнали. Марийка пошла на работу устраиваться, а там драка на улице случилась, ее в полицию за компанию забрали. Хотели проституткой записать, так она последние деньги полицейским отдала, чтобы не записывали…