Лихо - Кирилл Викторович Рябов

— А вот однажды был случай, — сказал тот, выставляя бутылку с чем-то мутным. — Вообще я не пью, но керосина выпью…

Скрипнула половица. Аверьянов моментально проснулся и сел. В голове тут же застучали отбойные молотки. В дверях стояла Надежда Васильевна с чашкой в руках.

— Водички принесла, — испуганно сказала она.

— Спасибо, — ответил Аверьянов.

И смутился перегарной вони. Он с усилием проглотил теплую воду и вернул чашку.

— Костя, — сказала теща. — Что же ты натворил?

Он посмотрел на нее снизу вверх и пробормотал:

— Я виноват, понимаю…

— Маша ужасно расстроилась и обиделась. Ты ворвался, как зверь. Кричал, плакал. Костя, ты вспомни, вас с Машей ведь это дело чуть не погубило.

— Я помню.

— Как же так произошло? Почему? Костя, что с тобой?

«Мне плохо и больно. Мне страшно засыпать и страшно просыпаться», — подумал Аверьянов, глядя в глаза теще. А вслух ответил:

— Не знаю.

Надежда Васильевна села рядом и вздохнула:

— Получается, правда, не бывает бывших алкоголиков.

— И Маша? — спросил Аверьянов.

— Нет, Маша нет. Ты сам знаешь, как ее сломала смерть Коленьки.

— А меня не сломала?

— Но рожала она, а не ты, — сказала теща.

— Точно. Я и забыл.

Она пропустила это мимо ушей.

— Ей пришлось вдвойне сложнее.

От тоски Аверьянову захотелось откусить себе нижнюю губу и выплюнуть теще под ноги. Но на подобный трюк он оказался не способен. И просто спросил:

— А сколько сейчас времени?

— Около восьми.

— Маша спит?

— Не знаю. Я видела, она вставала. И ушла к себе в комнату.

— Хочу поговорить с ней.

— Падай в ноги, — посоветовала Надежда Васильевна. — Обещай, что пойдешь к наркологу. Все что угодно обещай!

— А потом выполнить?

— Ну естественно!

— Можно еще воды?

Надежда Васильевна принесла ему воду в той же маленькой чашке. И Аверьянов выпил ее с тем же отвращением.

10

Он тихонько постучал и вошел. Маша лежала в одежде на застеленной кровати, сложив руки на груди, как покойница. Скользнула взглядом по Аверьянову. Он потоптался и сел у нее в ногах.

— Прости, я виноват, — помолчав, сказал Аверьянов.

Звучало ужасно, но ничего лучше он придумать не мог.

— Я знаю. И что? — ответила Маша.

Он чувствовал ее взгляд. И не решался повернуться. Хотелось опохмелиться. Он себя ненавидел за это.

— Не пойму, как так вышло.

— Ага, время интересных историй.

Аверьянов посмотрел на нее. В глазах злая насмешка. Губы сжаты. Он сказал:

— Там мужик этот был, просил дочь с ним помянуть…

Понял, что все не то и не так, но зачем-то продолжал:

— Меня и унесло. Отвык. А оказалось, это даже не его дочь.

— Что ты несешь? Какой мужик? Где? Какая дочь? Ты в морге, что ли, пил?

— На кладбище ездил, — сказал Аверьянов.

— Ах вот оно что! И как?

— Что «как»?

— Понравилось?

Он привстал:

— Ты чего несешь?

— Мы ведь говорили, забыл? — сказала Маша. — Горе убьет. Если не отпустишь.

— А как? — спросил Аверьянов. — Не получается.

Маша отвернулась:

— Тогда без меня. Договорились, Костя?

Он растерялся и понес чушь про то, что больше не будет пить, это само собой, а еще, кажется, наклюнулась интересная работа, да, а еще… А что еще?

— Ты извалялся в говне, — сказала Маша.

Он оглядел испачканную засохшей грязью одежду, хотел возразить, что это вовсе не говно, и вдруг понял, что Маша имела в виду нечто иное.

В дверь коротко стукнули. Заглянул Андрей Иванович:

— Мать завтракать зовет. — И закричал: — Етить, шершень! Не двигайтесь.

Никто и так не двигался, кроме огромной осы, гудящей под потолком. Тесть исчез. Аверьянов, задрав голову, наблюдал за полетом шершня.

Андрей Иванович вернулся с сачком.

— Сука! — сказал он. — Пошел вон отсюда, по-хорошему! — И шепотом добавил: — Выходите из комнаты. Только тихо.

Маша слезла с кровати и почти вывалилась в дверь. Аверьянов вышел следом. Надежда Васильевна уже накрыла стол.

— Сосиски сварила, — сказала она. — И яйца. Кажется, получилось всмятку.

Из комнаты раздался вопль, то ли победный, то ли гибельный.

— Чего он там делает? — спросила теща.

— Шершня гоняет, — ответил Аверьянов.

— Ну, пусть.

Тесть явился минут через пять и сел за стол.

— Надо будет проверить сад. Нет ли там гнезда.

— Ас этим что? Улетел? — спросил Аверьянов.

— Вот еще! Кто бы ему дал. Он, конечно, рванул на волю, но я его сачком успел перехватить, уже почти на улице. Сначала сдуру чуть не растоптал. Но у них у мертвых жало вылезает. Мне бы прямо в ногу воткнулось. Зажал его и ножкой стула — хрусть!

— Ты мой герой! — сказала Надежда Васильевна.

Аверьянову стало неприятно. Он заметил, что Маша внимательно смотрит на отца.

— Ладно, — сказал тот. — Давайте завтракать.

Маша взяла ложку, помешала чай, а потом с силой швырнула ее в чашку. В лицо ей полетели капли. Она резко встала, оттолкнув стул, и вышла, утираясь.

Аверьянов догнал ее в комнате, обнял.

— Уйди, — сказала она.

— Куда? — спросил он.

— Не знаю. Отпусти! Уйди! Уйдите все! Отстаньте от меня!

Он отпустил. Маша легла и отвернулась к стенке.

— Что же мне делать? — спросил Аверьянов.

Постояв, он вернулся на кухню. Тесть и теща молчали.

— Садись, — сказала Надежда Васильевна. — Надо поесть.

Аверьянов послушно сел, послушно взял горячую сосиску и послушно откусил половину, глотнул чаю. Заметил на зеленой скатерти свои бледные руки и уставился на них. Было невыносимо тошно. Теща что-то сказала. Аверьянов посмотрел на нее и услышал свой голос:

— Когда ближайшая электричка?

— Минут через сорок, — ответила Надежда Васильевна. — Хочешь ехать?

Он кивнул. Отговаривать не стали. Кое-как дожевав сосиску, он сбивчиво попрощался и вышел.

— Будь молодцом, — сказала теща.

— Хорошо.

Тесть промолчал. Но догнал Аверьянова уже за калиткой.

— Погоди, провожу немного, — сказал Андрей Иванович. — Да не беги, успеешь.

Аверьянов немножко замедлился.

— Ты понимаешь, — сказал тесть. — Все наладится. Всегда все рано или поздно налаживается.

«Налаживается», — мысленно повторил Аверьянов.

— У бати моего немцы всю родню загнали в сарай и сожгли — маму, братьев, сестер. Даже младенца не пожалели. А батя в колодце спрятался. Висел на цепи, пока не стемнело. И ничего, жил, работал, детей настругал. Пил, правда, сильно. Еще и мать бил.

Тесть умолк и о чем-то задумался.

У станции он забежал в сельпо и вышел с двумя мальками.

— Махнешь, пока электричку ждем?

Аверьянов покачал головой и сморщился от боли.

11

Он не помнил, как добрался в город. Будто и не ехал в электричке два с лишним часа, а моментально телепортировался на вокзал. Там Аверьянов на секунду очнулся, потому что какой-то хмырь отдавил ему ногу