Русская кровь - Олег Кулагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но я не буду. Сил хватает только, чтоб передвигаться.
Карабкаться по винтовым лестницам не пришлось.
Замок выглядел средневековым снаружи. Внутри имелись лифты. Мы вошли в кабинку. И уже спустя пару секунд оказались в покрытом коврами холле.
Голограммы факелов на стенах здесь были. А еще крохотный фонтан и вокруг – сад камней.
Мы пересекли холл. Выждали, пока в сторону отъехала украшенная резьбой металлическая панель, и шагнули в небольшой коридор.
Здесь дежурил охранник.
Из той же вышколенной породы, что и мои конвоиры.
Он ничего не стал спрашивать. Сразу доложил в укрепленный сбоку головы микрофон:
– Хозяин, к вам задержанный с 17 участка.
Ответа не было слышно. Но охранник шагнул вбок, освобождая проход.
«Зигфрид» распахнул тяжелую дубовую дверь. Вошёл.
Второй конвоир слегка подтолкнул меня внутрь. А сам остался ждать в коридоре.
Комната была огромная. Немного неожиданно после узких коридоров «а-ля средневековье».
Другая неожиданность – большое панорамное окно.
Через него хорошо видны зубчатые стены замка и внизу – река. Вдали – стена леса и разгорающийся закат.
Сколько же я проспал?
Взяли меня на рассвете. А сейчас – уже глубокий вечер.
Не меньше шести часов – кануло в никуда.
– Красиво, правда? – перехватил мой взгляд плотный человек в светлом льняном костюме.
Он стоял у окна.
Многоярусные облака уплывали на запад. Фиолетовые и багровые валы сплетались и опадали. Вспыхивали в лучах, медленно таяли. Небесный прилив откатывался к горизонту.
– Да, симпатично, – кивнул я.
Больше чем пейзажи, меня занимал собеседник. Ему лет шестьдесят. Волосы – тёмные. Широкие лобные залысины. Лицо – холёное, с лёгким оттенком загара. Черты – скорее приятные. Выделяются глаза – внимательные, цепкие.
– Я жил в Англии, в Швейцарии, ездил по миру… Нигде нет такой красоты.
Держался он очень спокойно, почти благодушно. Будто меня не под конвоем вели в это уютное место, а пригласили на чашку чая.
– Прошу, располагайтесь, – дружеским жестом Фомин (а кто ж ещё?) указал на кресло.
Я сел. Хозяин опустился в кресло напротив. Чего ему волноваться? «Нибелунг» маячит где-то у меня за спиной, будто живая статуя у дверей.
– Как себя чувствуете?
– Спасибо, лучше.
– Доктор говорит – операция была несложная. Вы быстро пойдёте на поправку.
«Ага, вашими молитвами.»
Я оглянулся.
Самого «эскулапа» здесь нет. Тоже хорошо. Возможно, форсированный допрос пока откладывается. Всё, что мне надо – любой ценой затягивать болтовню.
Кроме хозяина в комнате – ещё двое.
Они тоже сидели в креслах, а посредине был журнальный столик с шахматной доской. Фигур не очень много. Кажется, меня привели к концу партии.
Один из игроков – тощий, интеллигентного вида. Костюм – приличный, хотя измятый. И лицо у него помятое. Вообще, выглядит слегка замученным. Седоватые бородка и усы торчат, будто неряшливо приклеенные.
Второй, в футболке и шортах, выглядит моложе – ему лет сорок. Лицо круглое, гладковыбритое… Этого можно охарактеризовать словосочетанием – «бабам такие нравятся». Несмотря на зарождающуюся лысину у макушки.
Любимец женщин заметно навеселе. И время от времени продолжает прикладываться к бутылке «кьянти». Голубые глаза весело блестят через стёкла очков в тонкой оправе:
– Тебе шах, Крокодил!
– Шах – не мат, – бормочет интеллигент высоким, чуть гнусавым голосом. И аккуратно передвигает ладью.
– Как вас им представить? – улыбнулся Фомин.
– Иван, – соврал я.
– Очень хорошо, – он обернулся, – Друзья, у нас новый гость.
– Привет, – небрежно кивнул очкастый.
– Это Бэзил.
– Можно просто, Баз, – добавил тот.
– Это Геннадий, – указал хозяин на интеллигента, – Ну, а я… Юрий. Когда жил в Англии меня звали Джо. Так что привык к обоим именам.
– Удобно, – согласился я. Лучше если буду поддерживать светскую беседу.
– Хватит болтать, – вмешался Баз, – Пора чем-то перекусить. Надоело пить натощак!
– Он прав, – развел руками Фомин, – Время ужина. Составите нам компанию, Иван?
Как любезно. Настолько, что даже не выглядит издевательством. Впрочем, у меня есть выбор. Отказаться и вернуться к себе в уютную камеру – вряд ли выйдет. Зато можно остаться гордым и голодным.
Ну уж, нет.
– С удовольствием, – кивнул я. И правда, чувствую внутри жадную пустоту. Хороший признак.
Фомин щёлкнул пальцами:
– Валдис, пусть несут горячее.
«Нибелунг» что-то пробормотал в микрофон. А радушный хозяин прищурился:
– Живем мы скромно. Так что не обессудьте. Всё по-простому, без омаров и фуа-гра…
– Не напоминай, – скривился Баз.
– Не любишь французскую кухню?
– Месяц назад был в их посольстве. День рождения президента. Интеллектуальное общение, культурные люди. В общем, этой фуа-гры выкушал половину подноса. И вроде ничего закуска. А потом как узнал…
– Тёмный ты человек, – усмехнулся Фомин.
– Мне аж поплохело. Вот извращенцы! Ладно лягушки – они под виноградную водку вполне. Но жрать печень сдохших от алкоголизма гусей!
– Ага, – пробормотал Геннадий, – Не по-товарищески.
– Не то слово! Это ж не закуска, а какой-то садизм!
– По крайней мере, у них – яркая и насыщенная жизнь.
– У кого? – удивился Баз.
– У гусей.
Второй телохранитель, облачённый в белый фартук, вкатил тележку с едой и посудой.
Прямоугольный дубовый стол украсился скатертью, супницей и тарелками. Посуда – из белого фарфора. А ножи, вилки и ложки… Что за странный материал?
– Прошу, друзья, – широким жестом пригласил Фомин и сам занял место во главе стола.
Геннадий и Баз расположились справа и слева. Для меня осталось место в дальнем конце, напротив хозяина.
Я отодвинул стул с высокой спинкой и опустился на мягкое сиденье. Пока телохранитель разливал суп по тарелкам, осторожно пощупал вилку.
Пластмасса!
Ну, конечно, зачем Юрию Петровичу рисковать. Это ещё хорошо, что он не знает про Устюгино… Или всё таки, о чём-то догадывается?
– Суп из рябчика, – объявил Фомин с милой улыбкой, – Пробуйте, Иван, это вкусно.
– Спасибо.
Аромат был приятный. Среди кружочков жира плавали листочки петрушки и мелко нарезанный зелёный лук. Я зачерпнул ложкой, подул и отхлебнул бульона.
Здорово!
Живительный отвар заструился внутрь организма. Как раз то, чего ему не хватало последние два дня.
– Рябчик, – скривился Баз, – А по мне – та же курица! Не чувствую я у себя в тарелке настоящей дикой природы.
Геннадий насупил брови:
– Природа в тарелке? Звучит дико.
– Неправда, – улыбнулся очкастый, – Это яркая и удачная метафора.
– Тут ему можно верить, – кивнул Фомин, – С тех пор, как Баз стал пресс-секретарём, министерство информации изъясняется исключительно метафорами.
– Тружусь, не покладая мозгов, – вздохнул очкастый, наливая из хрустального графина, – А кто оценит?
Я осторожно глянул на его плавный профиль.
Пресс-секретарь?
Формально, не такая большая должность. А реально…
Вероятно, он не зря чувствует себя тут, как дома.
Единственное странно – почему я удостоился такой чести? Не проще было хозяину беседовать со мной наедине…
– А вы чем занимаетесь? – спросил Баз, рассматривая меня сквозь стёкла очков. Взгляд был пристальный, холодноватый. Абсолютно не вязавшийся с имиджем «рубахи-парня». Словно, пресс-секретарь и не прикладывался только что к графинчику.
Я дожевал хлеб и ответил:
– Сельским хозяйством.
В конце концов, я не очень покривил душой. Не так давно, и правда, ворочал сено и колол дрова. Уничтожение всяких уродов – это ведь не профессия, а что-то вроде хобби.
– Да, – кивнул Баз, – Хорошее дело. Растить овощи, фрукты… и злаки. Обожаю творцов – инженеров, алхимиков, пахарей… И не люблю убийц.
Он отвернулся. Зачерпнул ложку супа.
Проглотил. И опять казался подвыпившим, безобидным.
Ага.
Допрос уже идёт на всю катушку.
– Неужели сельское хозяйство – так опасно? – уточнил Фомин, добавляя в свою тарелку мелко нарезанного лука.
Я ждал этого. И рассказал свою «историю» – незамысловатую.
Чем проще, тем лучше.
Глава 7
– Значит, вас обстреляли ночью?
– Да, поздно вечером. Засветло не успел вернуться.
– Откуда ехали? – прищурился Фомин.
– Из Еленовки в Уручье.
Названия я запомнил, когда мы с Егором изучали карту.
– Сможете показать, где именно на вас напали?
– Приблизительно. Там было темно.
– И как вас занесло на мою территорию?
– Ну… виноват. Сам не пойму. Я ж тогда дороги не разбирал. Гнал так, что душа с телом прощалась…
Красиво сказано, по-деревенски. И неважно, что из «нивы» больше шестидесяти «кэмэ» не выжмешь.
– Смутные времена, – вздохнул очкастый Баз, – Смутные… Даже простой земледелец не чувствует себя в безопасности.