Думаешь, это любовь? - Татьяна Веденская

– Зато мы будем вместе, – после долгого молчания повторила я. – Вместе с Костей. Это для меня самое главное, потому что я без него не могу. Я люблю его. Я только недавно поняла, что по-настоящему его люблю.

– Тогда готовься, – улыбнулась она. – Придется держать оборону по всем направлениям.

– Да, – усмехнулась я. – Осталось решить один простой вопрос. Меня пока что еще никто никуда не позвал. И пока все это лишь мечты.

– Да, подруга, ты права, – кивнула Жанна. – Мечты. Но, как известно, мир хорош как раз тем, что иногда в нем мечты сбываются. Верно?

Глава 10

Ласкаво просимо!

Дождь стучал по подоконнику, сбивая с рабочих мыслей и навевая грусть. Подоконник был железным, тяжелые осенние капли гулко ударяли по его поверхности, дождь то затихал, то набирал новую силу. Пробки под окном с наступлением сентября усилились вдвое. Видимо, все дачники возвращались со своих огородов, прихватив с собой урожай. Мои мама и папа уже приехали домой, и теперь весь их балкон был заставлен литровыми и трехлитровыми банками с лечо, маринованными кабачками, зелеными и красными помидорами, солеными огурцами. Все это будет планомерно и методично скармливаться мне, что я лично очень одобряла всегда. Консервированный овощ в приготовлении еще проще, чем макароны из пластиковой коробки. А варенье – вообще друг любого лентяя. Мажешь на хлеб и с чаем – чем не ужин? Шикарно! Мамин абрикосовый джем – это нечто сказочное, я уничтожаю его сразу по поступлении и каждый год прошу навертеть его побольше. Однажды даже предлагала финансирование этой затеи, но мама считает, что, если я буду есть столько сладкого, растолстею и заработаю себе сахарный диабет.

– И так питаешься черт-те чем, – всегда говорила она, – не хватало еще перейти на одни бутерброды.

– Столько криков из-за лишней банки варенья, – обижалась я.

– Ты не Карлсон в расцвете лет. Береги себя, ты будущая мать! – отрезала она, выдавая мне джем по банке в месяц. После Нового года любимое мной лакомство обычно заканчивалось.

– Эх, варенья бы сейчас, – мечтательно протянула я. Рабочий день подходил к концу, а на улицу страсть как не хотелось. Бр-р, сырость. Не люблю.

– В такой дождь надо сидеть в кресле-качалке под полосатым пледом и смотреть на огонь в камине, – пробормотала Тоська, старательно что-то выкручивая из принтера.

– У нас тут ты вряд ли заработаешь на камин, – пожал плечами Сашка. – И потом, плед должен быть не в полоску, а в клетку.

– Это почему еще в клетку? – обиделась Тося. – Кашемировый полосатый плед, теплые тапки, камин – типичный английский рай для настоящих джентльменов.

– Только плед в клетку. Знаменитая шотландская клетка. И чистая шерсть, – зевнул Саша. – И зовите меня хоть сейчас, я согласен так жить.

– А я согласна жить так даже под полосатым пледом, – протянула я, вытягивая шею, чтобы разглядеть лужи на дороге.

– Между прочим, кашемир, кажется, тоже тип шерсти, – снова вступила в бой Таисья, не желая сдаваться. – Так что я все правильно сказала. А уж расцветка – это мелочи. Главное, чтобы был камин и кресло-качалка.

– Ладно, как скажешь, – ухмыльнулся Саша. – Я пошел.

– А чего это ты пошел? До финального свистка еще пятнадцать минут, а он уже пошел. Гляди, Саш, он пошел! – возмущенно фыркнула она. – У меня принтер сломался, а он пошел.

– Да пусть идет, он же тебе его все равно не починит, – миролюбиво сказала я, отрываясь от окна.

Я была добрая, я всех любила, всем желала только хорошего. Костя звонил мне сегодня уже трижды. Сначала с утра, спросить, нет ли у меня каких планов на вечер. Планов у меня теперь вообще-то было мало, и, даже если бы они появились, ради свидания с ним я бы их обязательно отменила. Теоретически мне надо бы было смотаться к родителям, посидеть с ними, послушать их жалобы на погоду, на правительство, повозмущаться вместе нынешней дороговизной, получить очередную порцию упреков в собственной бесполезности. И забрать причитающиеся мне банки с экологически чистыми консервами домашнего приготовления, но… все это можно перенести на любой другой день. Родителей вообще почти всегда можно перенести на другой день. Когда мы вырастаем, они как-то незаметно отходят на второй план, если, конечно, речь не идет об их здоровье. Мои, слава богу, были в порядке, в меру бодры, в меру ворчливы, так что я с чистой совестью соврала про срочное совещание, внеплановую статью, аврал и осенний призыв – и отменила свой к ним визит.

Второй раз он звонил мне, чтобы спросить, во сколько я заканчиваю, хотя ему прекрасно известно, что заканчиваю я, как всегда, в шесть. И можно было сразу догадаться, что он-то сам как раз освободится несколько позже, так что снова мне придется торчать на работе, чтобы дождаться его. Но, оказалось, не на этот раз.

– Может, я приеду сразу к тебе? – предложил он, немного смутившись.

По его внутреннему пониманию, мужчина, прежде чем заняться с женщиной любовью, должен ее, женщину, как-то выгулять, накормить, задурить ей всячески голову. По мне – все это глупость полнейшая, к тому же трата драгоценного времени, но он так считал, и переубедить его в чем-либо было очень сложно. Я же не желала тратить сегодня три часа на то, чтобы гулять под дождем и есть салат в какой-нибудь закусочной, где мимо тебя ходит миллион народу, – нет уж, я предпочитаю опустить все эти традиции.

– Конечно, приезжай. Я что-нибудь приготовлю, – заверила я его побыстрее, пока он не передумал.

Чтобы выбраться из дому после работы, ему приходилось договариваться с Лилией Филипповной, чтобы та посидела с детьми. Он этого не любил, но зато очень любил меня, так что Лилия Филипповна была необходимым условием нашего уравнения. Она оставалась с детьми охотно, она была отличной бабушкой, но Косте казалось страшно неудобным ее об этом просить.

– Она же не обязана заботиться о моей личной жизни, – сердился он сам на себя. – Она мать моей жены, как ты думаешь?!

– Я думаю, что ты отличный отец и заслуживаешь право иногда отдохнуть, – утешала его я.

– Но, может быть, ты хочешь где-то погулять? А я вот так завалюсь, как заправский эгоист, и ты выставишь меня взашей.

– Я хочу только тебя, – томно прошептала я, надеясь, что никто в нашем офисе моих слов не слышит.

– Ты даже не представляешь, какая ты хорошая девочка, – взволнованно сказал он и дал отбой.

Теперь я была в курсе всех его домашних дел, и это, как мне казалось, делало нас с Костей гораздо ближе. Но я вообще в чем угодно могла узреть признаки нашего сближения. В том, что он ест из моих рук пельмени, или в том, что мы вместе впервые просто смотрели какое-то кино и не целовались. Совсем как муж и жена, думала я. Или даже в том, что он позвонил мне, чтобы отменить встречу, потому что Алеша приболел и ему надо сделать ингаляцию. Такое тоже уже случалось. И мне нравилось проявлять понимание, нравилось быть терпеливой и заботливой, быть женщиной его мечты. Точнее, КАЗАТЬСЯ женщиной его мечты, потому что я, конечно, понимала, что большая часть взятой на себя роли для меня неестественна. Это не мои реплики, не моя природа, но мне очень хотелось так делать, очень нравилось в это играть. Я слишком сильно любила его, так сильно, что мне, как воздух, необходима была уверенность в том, что у нас с ним все «очень серьезно». Что мы с ним «почти семья». И я скучала по нему. Я начинала скучать еще раньше, чем он уезжал от меня, начинала переживать, как я останусь без него, еще лежа рядом с ним, свернувшись клубочком в его руках. Никогда бы не подумала, что я могу быть такой.