Завоевательница - Эсмеральда Сантьяго

В настоящий момент на плантации насчитывалось пятьдесят рабов, но только двадцать из них были способны выполнять непосильную работу по рубке, скирдованию, перевозке и переработке тростника. И каждому приходилось вкалывать за двоих.

Вникнув со временем в суть дела, братья осознали, что работа на плантации оказалась куда труднее, чем им представлялось и чем рисовала Ана. Как-то вечером все трое сидели за ужином. Ана ошиблась в расчетах, и провизии из Сан-Хуана привезли меньше, чем требовалось. Теперь их пища мало отличалась от того, чем кормили работников, — в основном на стол подавали корнеплоды, овощные бананы, рыбу и сезонные фрукты.

— Помнишь отчеты полковника Флинтера и других путешественников? — спросил Рамон, накалывая на вилку кусок вареной маланги.

— Да. — В его голосе Ане послышалось раздражение.

— Так вот, они сильно преувеличили потенциальные возможности и страшно преуменьшили фактические неудобства, — закончил Иносенте мысль своего брата.

— Естественно, — ответила Ана. — Правительство наняло их для того, чтобы заинтересовать европейцев в переезде на остров.

— Раньше ты этого не говорила!

В его голосе впервые прозвучало негодование, которое смутило Ану.

— Я этого не знала.

— Помнишь, Иносенте, — продолжал Рамон, — в книгах описывалось, как белые и черные работают бок о бок на полях и собирают сказочный урожай?

Сосредоточенно выбирая кости из тушеной миктероперки, Иносенте заметил:

— Далеко от реальности, не так ли?

— Ты прав, — согласилась Ана. — Но мы только начали. Северо говорит: когда он сюда приехал, почти все белые работники уже были наняты.

Это было правдой, хотя она заметила, что белые, как правило, отказываются браться за работу, традиционно выполнявшуюся рабами. Когда Ана заходила в трапиче, где давили стебли, и в варочное отделение, где сок превращался в сироп, ей едва не становилось дурно от шума, жара, мух, дыма и пепла, приторного запаха, сумасшедшего ритма. Во время сбора урожая трапиче и варочное отделение работали двадцать четыре часа в сутки. Смена длилась восемнадцать часов, и перерывы устраивали всего пару раз, чтобы люди поели. При всем том процесс требовал высокой квалификации и знаний. Мало кто соглашался трудиться в подобных условиях, и получалось, что тростник перерабатывали только невольники.

Как и многие их ровесники, Ана, Рамон и Иносенте не имели устоявшихся взглядов на институт рабства, однако теперь, живя среди невольников, они столкнулись со всеми аспектами рабовладения. Чувство сострадания, бередившее душу, заглушалось крайней необходимостью получать прибыль от инвестиций в рабов для полевых работ.

Их первая сафра подходила к концу, и Ана с близнецами корпели над бухгалтерскими книгами, пытаясь разобраться в цифрах. Они получили сто десять бочонков сахара и сорок бочек патоки — меньше половины от того, что ожидали.

Плантация Лос-Хемелос принадлежала Эухенио, но Рамон и Иносенте должны были сообща ее унаследовать. Братьям хотелось произвести на отца впечатление и успокоить мать. Они знали: доход от продажи сахара окажется значительным, но также понимали, что, если иметь в виду чистую прибыль, предприятие было весьма дорогостоящим. Самую большую расходную статью составляла стоимость земли, но близнецы уже имели двести куэрдас.

Однако требовались деньги на покупку работников, обеспечение их жильем, питанием, одеждой и поддержание их в хорошей физической форме. Изучив отчеты, Ана составила списки вещей, необходимых для сохранения жизнеспособности плантации. Нужно было содержать и кормить лошадей для нее, Рамона и Иносенте, вьючных мулов, тягловый скот для перевозки тростника с полей на сахарный завод и транспортировки сахара и патоки в ближайший городок, откуда продукт отправляли покупателям. Они не могли обойтись без повозок, упряжи, бочек, веревок, медных котлов в варочное отделение, желобов в цех рафинирования. А еще без мачете, мотыг, кирок, тачек и лопат. Кроме того, приходилось платить надсмотрщикам и Северо Фуэнтесу.

Ана, Рамон и Иносенте оставили Северо руководство невольниками и не вмешивались в его жесткие методы управления. Он находил рабов, обучал, назначал на работы и организовывал весь процесс, который контролировали надсмотрщики, оба — недавние либертос.

Он же при необходимости порол чернокожих.

Все взрослые босалес, трудившиеся на плантации, имели в прошлом опыт побегов. Несколько креолов тоже ранее пытались удрать. Обычно рабовладельцы не покупали беглецов, поскольку, если раб совершал одну попытку, он стремился ее повторить.

— Как мы можем это предотвратить? — поинтересовался Рамон у Северо.

— Они должны поверить в то, что последствия будут серьезными и что мы не бросаем слов на ветер.

За несколько дней до прибытия Аны, Рамона и Иносенте управляющий выстроил рабов во дворе сахарного завода и предупредил о том, что в случае побега поймает их.

— А когда поймаю, сказал я им, то накажу на основании, предоставленном мне законом, без колебаний.

От тихого, спокойного голоса Северо кровь стыла в жилах. Хоть он и не привел примеров возможного наказания, однако Ана так явно почувствовала угрозу, словно это касалось ее самой.

— Неудивительно, что они вас боятся.

— Либо они, либо мы, сеньора. Они оказывают сопротивление хозяевам при любой возможности. Никто не хочет быть рабом. Они имели несчастье родиться в Африке.

— Вы как будто сочувствуете им, — заметил Рамон.

— Возможно, временами. Но это не мешает мне выполнять свою работу.

В тот день, когда Северо впервые собрался наказать раба, он порекомендовал Ане на следующее утро остаться дома, словно оберегая ее от неприятных впечатлений. Порка происходила в поле, за хозяйственными постройками, поэтому из касоны она ничего не могла бы увидеть при всем желании. Однако вопли несчастного доносились и сюда и, после того как экзекуция окончилась и все остальные невольники вернулись к работе, еще долго звучали у нее в ушах.

— Существует ли другой способ держать их в повиновении? — спросила она Рамона и Иносенте в тот вечер за ужином. — Этот крик был просто невыносим!

— Воспитывать их и учить можно только плетью, — ответил Иносенте. — Рабов необходимо наказывать…

— Кто это был? Что он сделал?

— Хакобо, — сказал Рамон. — Хотел украсть мачете.

— Зачем?

— А ты как думаешь? — поинтересовался Иносенте.

— Собирался сбежать, — объяснил Рамон.

— И неизвестно, что еще он замышлял, — добавил его брат.

— Не пугай ее, Иносенте.