Сомнительные ценности - Джоанна Макдональд

— Прошу прощения, — смущенно начала Катриона. — Я искала кого-нибудь, чтобы спросить разрешения погулять вокруг озера. В лучах солнечного света оно выглядит просто изумительно.

Старик снял шлем, положил на скамейку и направился к дверям. Несмотря на возраст, он двигался очень легко.

— Оно изумительно в любую погоду, — откашлявшись, сообщил он. — Кха! Древесная пыль. Сейчас я выйду к вам. Нужно глотнуть немного свежего воздуха.

Его неожиданно правильная старомодная речь напомнила Катрионе героев Вудхауза. Нет, это не фермер и не обычный плотник. Застенчиво улыбнувшись, она спросила:

— Вы, наверно, граф Лохабер?

— Да, — подтвердил он, выйдя во дворик и сощурившись от яркого солнечного света. — Теперь я вижу, что вы так же хороши, как ваш силуэт. Могу ли я, в свою очередь, поинтересоваться, кто вы, раз уж вы почтили меня своим посещением?

От постоянной привычки склоняться над станком спина старика ссутулилась, но, несмотря на это, он оставался очень высок.

— Катриона Стюарт, — представилась она, протягивая руку. — Как поживаете? Я знакома с вашим сыном, лордом Невисом, поскольку работаю в его банке.

Лохабер презрительно улыбнулся.

— «Стьюартс»! — фыркнул он. — Какое разочарование! Такое очаровательное создание, как вы, не должно работать в этом гадючьем гнезде.

Его рука была шершавой и мозолистой — рукой рабочего. Катриона обезоруживающе улыбнулась.

— Я — одна из управляющих. Это очень хорошая работа.

Он засмеялся сухим, шелестящим смехом.

— Уверен, что так и есть — для какого-нибудь пучеглазого счетовода. Но вам бы подошло что-нибудь более благородное — искусство, музыка.

— Боюсь, что нет. Банковское дело — это единственное, что я умею. У меня не такие талантливые руки, как, например, у вас. — Она продемонстрировала ему свои руки с длинными пальцами и ухоженными розовыми ногтями.

— Чтобы работать с деревом, нужны не только сильные руки, — сказал старый граф, поглаживая одну свою шишковатую, покрытую шрамами руку другой. — Нужно воображение и чутье, чтобы выявить природу, характер материала.

— С какими породами вы работаете? — заинтересованно спросила Катриона.

— Со всеми, которые растут в этих краях. Бук, дуб, ясень, вяз, сосна, береза, рябина — их так много! По всей округе люди знают — если где-то упало дерево, нужно сказать мне. — Он попристальнее вгляделся в Катриону: — Где вы живете?

— В Эдинбурге.

— Конечно, так и должно быть, раз вы работаете в банке, — разочарованно протянул он. — Но вы не похожи на городскую девушку.

— Вообще-то я выросла на острове Скай, — призналась она.

— Я это почувствовал! — заявил старик и тут же грозно нахмурился: — Почему же вы оттуда уехали?

Катриона едва не вскрикнула от изумления.

— Я… Меня перевели в другой банк. Это было повышение.

— Ба! — воскликнул он. — Вы должны были отказаться. Это принуждение, а не повышение. Ссылка. Обманным путем вам внушили мысль, что жить стоит только в большом городе. Вздор! Нужно хранить верность своим корням.

— Я не изменяю им, — запротестовала Катриона, удивляясь тому, каким образом оказалась вовлечена в этот странный спор, и не зная, как его прекратить. — Там живут мои родители, и я часто навещаю их.

— А как насчет того, чтобы завести свою собственную семью? — Старик скрестил руки на груди и заговорил тоном судьи, выносящего приговор: — Вы должны родить детей — таких же милых и красивых, как вы сами, и воспитать их так, чтобы они прославили остров Скай, а вместо этого вы растрачиваете свою жизнь, считая чужие деньги. — Он сокрушенно покачал головой и продолжал уже другим тоном: — Во теперь везде одно и то же. Повсюду только тщеславие, маммона стал богом. Никто не хочет возвращать долги земле, природе.

— И поэтому вы работаете с деревом? — мягко спросила Катриона.

Он уставился на нее, склонив голову набок, как будто никак не мог решить, кто перед ним — друг или враг, затем внезапно повернулся и, войдя в мастерскую, начал шарить по полкам, бормоча что-то себе под нос. Катриона топталась снаружи, недоумевая, следует ли ей уйти или остаться. Может быть, она чем-то обидела графа или он просто старый чудак, которому надоело с ней разговаривать?

Она уже готова была незаметно ускользнуть, когда он вновь появился в дверях, держа в руках какую-то круглую деревянную штуку.

— Мне хочется кое-что вам подарить, — неожиданно объявил старик.

Это были часы, сделанные из плоского отполированного куска дерева, светлого, цвета буйволовой кожи по краям и густого темно-красного — в середине. Резьба в виде концентрических кругов различной глубины и формы создавала неуловимую игру света и теней. Цифры и стрелки были изготовлены из какого-то другого, более темного дерева; часы показывали правильное время — одиннадцать часов.

— Какая прелесть! — вырвалось у Катрионы. — Но я не могу принять такой подарок, — тут же спохватилась она, вспомнив о Хэмише и подаренной им картине. Да, но сейчас я не сделала ничего, чтобы заслужить это!

Лукавая улыбка преобразила морщинистое лицо старого графа, вызвав на нем тень далекой молодости. Он любовно провел пальцами по циферблату.

— Эти часы сделаны из рябины, которая росла здесь, рядом с домом. Ее повалил ветер и, разумеется, я тут же посадил на ее месте новую. Как островитянка, вы, конечно, знаете, что рябина защищает от порчи и сглаза, от злых сил и колдовства.

Его голос приобрел поэтические интонации и звучал уже скорее как гэльский, чем как английский. Старик вдруг показался Катрионе похожим на древнего пророка, сказителя легенд и прорицателя.

— Рябина — Дерево Мира, его корни уходят в ад, а крона достигает небес, — сказал он. — Это мощный и властный символ для всех уроженцев северной Шотландии.

Взглядом дав понять, что причисляет к ним и Катриону, старик продолжал:

— Я хочу, чтобы вы взяли эти часы из рябины с собой и повесили их на стену своего жилища. Когда будете смотреть на них, вспоминайте, что время в этом мире драгоценно и преходяще. И когда вы наконец поймете, как именно вам следует распорядиться отпущенным для вас его небольшим отрезком, возвратите часы мне, потому что тогда они уже не будут вам больше нужны. Так что, как видите, это вовсе не подарок, это всего лишь заем.

Катрионе стало не по себе — слова старика вновь заставили ее заглянуть в тот бездонный колодец, в который она уже смотрела бессонной ночью после того, как узнала о беременности Элисон. Старик вложил часы в ее руки, и она ухватилась за них, как утопающий за спасательный круг.

— Хорошо, — неуверенно произнесла Катриона. — Но я не думаю…

— А вы и не думайте, — перебил ее старик. — Продолжайте прогулку, любуйтесь пейзажем, а я вернусь к своей работе. Просто возьмите часы и возвращайтесь, когда почувствуете, что настало время и вы получили знак.

Он приподнял белую кустистую бровь и сразу стал похож уже не на пророка, а на старую овчарку, загоняющую непокорную овцу. Затем он повернулся и исчез в темном дверном проеме мастерской, откуда сразу же послышалось жужжание станка, как бы отгораживающее старика от внешнего мира.

Взглянув на деревянные часы, Катриона улыбнулась. Почему бы и нет, подумала она. Эти часы имеют скорее символическую, чем реальную ценность, зато у нее теперь есть предлог, чтобы вернуться…

Здесь, в горах, снег уже растаял, и колеи проселочной дороги, ведущей вокруг озера, превратились в глубокие лужи. Катриона порадовалась тому, что догадалась надеть более или менее подходящую обувь. Представший ее взору пейзаж напоминал старинную фотографию: черные горы с покрытыми снегом верхушками, встающие из зарослей вереска, кое-где пятна по-зимнему блеклой травы, сверкающие, искрящиеся льдом пики скал. Вдали виднелся лес, светлая молодая зелень одиночных лиственниц выделялась среди преобладания темно-зеленых елей. В ослепительно ярком солнечном свете линия горизонта дрожала, как трепещущий на фоне лазурного неба флаг. Март демонстрировал одну из своих многочисленных погодных ипостасей, и теперь в течение нескольких часов под теплыми лучами солнца будет подниматься пар от торфяных болот и оттаивать ледяные пальцы замерзших водопадов.

Озеро Доран служило прибежищем множеству водоплавающих птиц, и Катриона в течение нескольких минут наблюдала за скользящими по воде утками, суетливыми чомгами и замершими в неподвижном бодрствовании среди зарослей камыша цаплями. Одна из цапель, обнаружив присутствие Катрионы, негодующе захлопала крыльями. Высоко в небе парила какая-то крупная птица. Это мог быть и сарыч, но инстинкт подсказал Катрионе, что это редкий золотой орел.

Когда она опустила глаза, то увидела идущего ей навстречу вдоль берега озера мужчину. Это был Андро Линдсей, его темные кудри развевались на ветру, на красивом загадочном лице сияла улыбка.