Сивилла - Флора Шрайбер

   – Запомни мои слова, – сказал дедушка Сивилле. – Это время настанет. Если мы не уследим, католики станут править миром. Эти католики втянут нас в бесконечные неприятности, которые будут продолжаться до конца света!

   Мать сменила предмет разговора.

   – Уиллард, – сказала она, – я сегодня получила письмо от Аниты.

   – И что же она пишет? – спросил отец. Повернувшись к Сивилле, он заметил: – Я никогда не забуду, каким молодцом ты была, когда взяла на себя заботы о маленькой Анитиной Элли на эти несколько недель после бабушкиных похорон, пока они жили у нас.

   Недель после похорон? Заботы об Элли? О чем он говорит? Она абсолютно ничего не делала с Элли. И она ничего не знает про эти недели после похорон. Сивилла впала в замешательство. Когда же происходили эти похороны? Разве не только что?

   Тогда Сивилла взглянула прямо на мать и сделала то, что посчитала смелым ходом.

   – Мама, – спросила она, – в каком классе я учусь?

   – «В каком классе я учусь?» – эхом откликнулась мать. – Это глупый вопрос.

   Они не ответили ей, не поняли, как это для нее важно. Их это не озаботило. Но что она могла бы рассказать им, если бы они что-то почувствовали? Даже если бы она попробовала, то не знала бы, с чего начать.<

>   Мать повернулась к ней и сказала:

   – Что с тобой случилось? Ты ужасно тихая. Ты сегодня какая-то другая.

   Дедушка, увидев, какой подавленной стала внучка после этих слов матери, заявил:

   – Христиане должны всегда улыбаться. Грешно не улыбаться.

   Отец собрался уходить:

   – Я обещал миссис Крамер вернуться на склад к половине второго.

   Отец Сивиллы работал в хозяйственном магазине с тех пор, как они вернулись назад с фермы, где прожили недолгое время в качестве экономической меры, потеряв деньги во время Великой депрессии. Сивилла с матерью вернулись раньше, чтобы она могла начать ходить в детский сад. Потом отец поступил работать в магазин миссис Крамер. Они опять жили в своем старом доме с бабушкой и дедушкой, пользуясь отдельными лестницами. Теперь, похоже, дедушка жил вместе с ними.

   Дедушка встал, чтобы отправиться к себе наверх.

   – Взбодрись, Сивилла, – сказал он. – Если ты будешь веселой и улыбающейся, жизнь перестанет пугать тебя.

   Он стукнулся об угол обеденного стола.

   – Такой неуклюжий, – сказала мать. – Стукается обо все. Он так часто ударяется о дверной косяк, что там уже пооблетела штукатурка.

   Сивилла сидела и помалкивала.

   – Не знаю, что такое сегодня с тобой случилось, – сказала ей мать. – Ты сама не своя. Буквально сама не своя.

   Сивилла подошла к стенному шкафу. Продолжая искать свой красный шерстяной плащ, который так и не нашелся в школьной раздевалке, она, по-видимому, попусту теряла время.

   Мать последовала за ней.

   – Кстати, – сказала она, – я хотела бы, чтобы ты после школы забежала к миссис Шварцбард. Она хочет что-то передать мне.

   – Кто такая миссис Шварцбард? – спросила Сивилла.

   – Ты прекрасно знаешь, кто она такая, – ответила мать.

   Сивилла, которая никогда в жизни не слышала этого имени, боялась углубляться в дискуссию. Она просто смотрела на этот пугающий ее шкаф с множеством незнакомых вещей, зримых символов непонятных событий, окружавших ее в этот загадочный день.

   – Чего ты ждешь? – спросила ее мать. – Мисс Хендерсон рассердится, если ты опоздаешь.

   Мисс Хендерсон? Мать знала, что она в классе у мисс Хендерсон!

   – Надень ту клетчатую куртку, которую надевала утром, – посоветовала ей мать.

   Сивилла послушно надела куртку. Мать, похоже, не находила ничего странного во всем происходящем.

   Выйдя из дома, Сивилла увидела на противоположной стороне улицы Кэролайн Шульц и Генри фон Хофмана. Она дождалась, пока они войдут в школу. Когда она сама вошла в нее, то не знала, куда ей идти – в помещение для третьего класса или для пятого? Мать знала, что ее учительница – мисс Хендерсон, но Сивилла все еще считала себя третьеклассницей. Для начала она попробовала пойти в третий класс.

   Мисс Торстон сидела за столом и разбирала контрольные.

   – Как мило, что ты пришла с визитом, – сказала она, увидев Сивиллу. – Я люблю, когда мои девочки приходят навещать меня.

   Приходят навещать! Сивилла отправилась в комнату пятого класса. Робко войдя в класс, она вернулась на место, где оказалась сегодня с утра.

   Первым уроком была арифметика. Проходили дроби, но Сивилла не умела умножать цифры больше троек и четверок. Последнее, что она помнила, – это тройки и четверки, которые они проходили весной в третьем классе.

   Потом пошли десятичные дроби, и в них Сивилла тоже не могла разобраться. Мисс Хендерсон сказала что-то насчет умножения. Сивилла не умела умножать. Учительница вытерла доску, написала на ней новые примеры на умножение и дала задачи на завтра.

   Сивилла переводила взгляд со своего чистого листка бумаги на доску и обратно. Мисс Хендерсон наблюдала за ней. Потом она подошла к столу Сивиллы и склонилась над ее плечом.

   – Ты ничего не написала, – удивилась мисс Хендерсон. – Давай-ка берись за работу.

   Сивилла ничего не сделала, и учительница, еще более раздраженная, указала на доску и требовательно спросила:

   – Что это там такое?

   Сивилла покачала головой.

   – Ну же, Сивилла, – сказала учительница, – что там такое?

   Другие дети рассмеялись. Кэролайн Шульц захихикала.

   – Сивилла, – настаивала учительница, – дай правильный ответ.

   – Я его не знаю. Не знаю, – сдавленно произнесла Сивилла.

   Мисс Хендерсон набросилась на нее:

   – Но ты же всегда была отличницей. Я не понимаю, что на тебя нашло. – Учительница пришла в бешенство. – Вам, моя юная леди, следует взяться за себя. Или вы желаете играть со мной в игры?

   Ответа на этот риторический вопрос не последовало. В полном недоумении, уже направляясь к доске, озадаченная учительница бросила через плечо:

   – Вчера ты это знала.

   Вчера? Сивилла молчала. Она начинала осознавать, что для нее «вчера» не существовало. Происходили какие-то события, которые должны быть ей известны, но о которых она не имела ни малейшего понятия.

   Это не было совершенно новым ощущением. Иногда кусочки прожитого времени стирались у нее так, как мисс Хендерсон стирала с доски цифры. Однако на сей раз кусок времени оказался очень длинным. Случилось гораздо больше всякого, чего Сивилла не могла понять.

   Сивилла никогда никому не упоминала об этом странном ощущении. Это была тайна, которой она ни с кем не решалась поделиться.

   Но сколько же времени прошло? Этого она до сих пор не знала. Она была в пятом классе и не помнила, как ходила в четвертый. Никогда раньше у нее не пропадало столько времени. С нею происходили вещи, о которых она ничего не знала и над которыми не имела власти.

   – Тебя что-то беспокоит? – спросила мисс Хендерсон, вновь подойдя к ее столу.

   – Нет-нет, – храбро ответила Сивилла, демонстрируя уверенность. – Но я не могу сделать это упражнение.

   – Вчера ты могла, – холодно заметила мисс Хендерсон.

   Никакого «вчера» не существовало. Сивилла не помнила ничего с момента пребывания на кладбище.

   Чего она не могла понять, так это почему другие люди не знают, что она ничего не знает. Мисс Хендерсон все время говорила про вчерашний день так, словно вчера Сивилла сидела за этим столом. Но ее здесь не было. «Вчера» было провалом.

   На перемене дети выбежали на игровую площадку. Мальчики и девочки разобрались по уже сложившимся компаниям для игры в бейсбол и в софтбол. Они стали набирать членов команд, а Сивилла все стояла в одиночестве, никем не выбранная. В прошлом ребята никогда не отлучали ее от себя, и она не могла понять, почему сейчас они так поступают.

   Когда занятия закончились, Сивилла дождалась ухода всех детей и стала собираться домой. Она и не думала идти к миссис Шварцбард – кем бы та ни была – и забирать пакет для матери. Мать будет в бешенстве. Но Сивилла ничего не могла с этим поделать, разве что, как всегда, покорно принять взрыв ярости.

   В главном вестибюле школы, отделанном холодным полированным мрамором, Сивиллу окликнул Денни Мартин. Денни, мальчик на год старше Сивиллы, был ее близким другом. Они вели с ним долгие разговоры на ступеньках парадного крыльца белого дома с черными ставнями. С Денни она могла говорить так, как ни с кем другим. Он был и на похоронах ее бабушки. Может быть, стоит расспросить его о событиях, которые произошли с тех пор? Но какой дурой она ему покажется, если спросит об этом впрямую! Нужно найти какие-нибудь более изощренные способы для выяснения всего происходящего.

   Денни перешел через дорогу вместе с ней. Они сели на ступеньках ее дома и стали болтать. Одна из новостей, которую он сообщил, звучала так: