Троянский катафалк - Ричард Пратер

То, что я застал Хэмбла да и всех остальных здесь, несказанно обрадовало меня, это сделало мои мытарства не напрасными. Значит, не зря было все то, что я сделал и что должно было сейчас произойти. А я не сомневался, что продолжение незамедлительно последует.

Я произнес так ясно и отчетливо, как только мог, чтобы не сомневаться, что меня услышат:

— Как честный гражданин я задерживаю Билла Кончака за убийство Сильвии Вайт.

Я успел это сказать. Мне было слышно, как поднимается лифт, по лестнице грохочут ноги бегущих, а кто-то уже колотит в запертую дверь. Разумеется, полиции здесь не было. Себастьян этого никогда бы не позволил, что вполне понятно. Нельзя было удивляться и тому, что эти люди не пытались пробраться сквозь полицейский кордон.

Кончак, находившийся слева от меня, держал руку под полой пиджака. Не на пистолете, но поблизости. Именно так обстояло дело, когда я впервые увидел его. С тех пор он не шевельнулся. Ну что ж, я предоставлю ему возможность что-то предпринять. Каждый человек имеет на это право.

Я посмотрел в другую сторону, повернувшись спиной к Кончаку. Ему должно это понравиться. Видеть спину противника — непреодолимое искушение для такого сукиного сына. Я показывал ему свою спину ровно столько, сколько мог, сколько осмеливался.

Кроме меня, еще никто не произнес ни единого слова. Чем-то ударили в дверь, и она затрещала. Следующий удар решит задачу. Мне был слышен вой многочисленных сирен.

Я дал ему не более секунды, хотя и это время показалось достаточно долгим. У него был автоматический пистолет, дослать пулю в патронник — дело плевое. Я услышал «клик-клик», повернулся и успел всадить четыре пули ему в брюхо до того, как он пустил в ход свое оружие. У меня в запасе остался всего один патрон. Какая разница? Он мне не понадобится. Больше я стрелять не стану.

Дверь высадили, и прежде чем Кончак свалился на пол, копы окружили меня. Действовали они довольно резко, но не более, чем следовало. Кольт у меня отобрали, руки скрутили за спиной, надели наручники. Я увидел знакомое лицо: лейтенант Роулинс.

Я слизал кровь со своих губ:

— Роулинс!

Он таращил с неподдельным удивлением глаза на Хэмбла и остальных и не сразу повернул ко мне голову.

— Роулинс, — сказал я, — спросите его про Сильвию Вайт, пока он еще жив.

Он повернулся к Кончаку, но я уже не видел, что было дальше. Двое дюжих копов эскортировали меня к выходу. Но перед тем как выйти из помещения, я прошел почти рядом с Хорейном Хэмблом. Его красивое лицо перекосилось, покрылось потом, на щеках появились какие-то непонятные пятна.

— Ублюдок! — прошипел он злобно. — Самый настоящий ублюдок. Из-за вас я могу проиграть на выборах.

— Впредь будьте осторожнее, — заявил я довольно громко.

— Давно известно, что друзей нужно выбирать осмотрительно. «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты». Или вы об этом забыли?

Ночь в тюрьме была невероятно долгой.

И долгий день.

День выборов.

Днем капитан Сэмсон, разумеется, чисто выбритый и жующий свою неизменную черную сигару, принес мне «Геральд Стандарт». Через всю первую полосу тянулось вверху одно слово: «ВЫБОРЫ».

Но ниже была полностью напечатана речь Дэвида Эмерсона. Фотокопия, чуть меньшего размера, но все же читаемая. И достаточно крупный снимок, сделанный в офисе Себастьяна, знаменитой комнате с разрушенной теперь стеной, очевидно, сразу же после того, как я оттуда ушел (или меня «ушли»). Все знакомые лица, важные персоны, известные всей стране. И даже нога Билла Кончака.

Снаружи разразилось черт знает что, как я предполагал, но до меня доходили лишь сообщения из вторых рук. Однако было ясно, что скандал был не просто местным или национальным, он перерос в международный. Сенсационные репортажи, от вполне спокойных до истерических, от достоверных до клеветнических были напечатаны во всех газетах Америки, Европы, Азии и Австралии.

В камере особенно нечем заниматься, поэтому я просмотрел газету от начала и до конца, сначала прочитал все заголовки, потом кое-какие статьи. Конечно, я не стал читать все истории, зато внимательно прочитал статью о размышлениях администрации. Им никак не понять, почему так много аморальных поступков. Спросили бы у меня, я бы быстро им все объяснил…

Первый луч надежды мелькнул у меня во второй половине дня во вторник, когда ко мне пришли Сэмсон и Роулинс.

Сэм сообщил, что теперь полиция располагает неоспоримыми доказательствами того, что пластинку «Аннабел Ли» записал действительно Чарли Вайт и, разумеется, все последующие пластинки и альбомы Джонни Троя. Они «раскопали» несколько человек, которые помогали готовить пластинку, являясь свидетелями того, как Вайт и Трои одни в комнате готовили записи. Полиция обнаружила и того единственного человека, который при необходимости присутствовал при всех сеансах и был посвящен в обман.

— Это информация была сообщена прессе, — сказал Сэм. — Должно помочь.

— Да, должна быть дополнительная информация. Надеюсь, что скоро.

— Люди страшно возбуждены. Произошли беспорядки, когда хоронили Фрэнсиса Бойла.

Он рассказал мне о донесениях, которые только что стали поступать, о том, что произошло что-то вроде открытого бунта, мятежа. Как будто, возмущенные обманом почитатели Джонни Троя выбросили тело Фрэнсиса Бойла из гроба.

Потом заговорил Роулинс:

— Пока я завяз с Кончаком, Шелл.

У него был усталый вид.

— Крепкий орешек. Он не расколется… разве что перед смертью. Но мы возьмемся за его окружение, уже нашли кое-кого из «красоток», с которыми он обтяпывал свои дела.

Он подмигнул.

— Мы все знаем, что ты не виноват, Шелл, но мы должны все сделать так, чтобы, как говорится, ни к чему нельзя было придраться.

— Я все понимаю. Я и сам не был уверен, что это не я, после того, как наслушался Бэрона и некоторых других.

Копы рассмеялись.

Итак, положение улучшилось.

Но мне требовалась большая помощь. История разрасталась, как снежный ком, и пока не начала таять. А сейчас граждане приступили к голосованию. Конечно, фотография, помещенная в газете, где запечатлено «тайное совещание» в офисе Себастьяна, стала известна всей стране, всему миру. Несомненно, она произвела впечатление.

Достаточно ли сильное?

Про меня, естественно, писали всякие небылицы. Одна газета утверждала, что я стою во главе какого-то дьявольского заговора. Дуерфы утверждали то же самое, но от них я ничего другого и не ожидал.

Однако правда приобретала все более широкую известность. Себастьян был настолько дискредитирован, что на его месте я бы провалился от стыда сквозь землю. Вместе с ним погорели многие его клиенты, лопнули, как воздушные шары, пронзенные иглой. Пришло время переоценки ценностей, гении были так же быстро развенчаны, как и взлетели на олимп.

Насколько пали в цене акции Хэмбла, я не знал. Да и никто бы этого не сказал наверняка, все выяснится уже после того, как станут известны результаты выборов. А это произойдет спустя значительное время после того, как закроются избирательные участки.

Когда я принимался об этом думать, у меня начиналась нервная дрожь. Теперь против меня можно было выдвинуть множество обвинений, дальше будет еще больше. И если только Хэмбла выберут Президентом, моя песенка будет спета.

Я громко застонал.

Что если он уже избран?

От одного лишь предположения у меня начался не то бред, не то сон наяву, ночной кошмар в состоянии бодрствования. В какой-то розовой дымке мне представлялось то, что произойдет, как если бы это уже случилось.

Видения исчезли, розовый туман пропал, но я продолжал громко стонать. Единственное, что я мог сделать, это сидеть в своей камере, думать, потеть и дрожать от страха.

Поэтому я сидел.

Думал.

Потел.

И дрожал.

Был уже поздний вечер, когда Сэмсон и Роулинс снова пришли, Сэм улыбался. Он положил свою руку мне на плечо и сказал:

— Ну, Себастьян раскололся. Раскололся, как только услышал. Короче, важно то, что он сознался в том, что убил Чарли Вайта.

— Не может быть!

— Сознался. Вайт намеревался открыть секрет, он был сыт по горло тем, что все лавры доставались Бойлу, того боготворили, окружали вниманием, им восхищались, гордились, хотя в действительности пел-то Чарли. Ты же понимаешь.

— Все понимаю.

— Покончив с Вайтом, Себастьян поручил Рэйсу заняться остальным, что потребуется по ходу дела.

— Например, мною?

— Совершенно верно… Вайт не знал, что этот чокнутый доктор и Себастьян из одной своры, между ними не могло быть тайн. Вайт был сам не свой, зависть и запоздалое возмущение не давали ему покоя. Сначала он решил, что заболел каким-то психическим расстройством, ну и отправился к Витерсу вполне серьезно за помощью, но его затошнило от пустой болтовни…