Герканский кабан - Денис Юрин

Последний камень из «большого дома» был убран, уже когда на небе появилось ночное светило. Урвасы устроились на ночлег в покинутых домах чужаков, а проснувшись утром, обнаружили отсутствие часовых. Предав Род и свое племя, двое воинов ушли: оставили спящих товарищей без защиты и скрылись в лесу.

Кулбар сразу понял, что речь идет об обычном предательстве, а не о нападении на стражей хищных зверей. Беглецы захватили с собой не только оружие, но и припасы. Командир знал, в какую сторону отправились дезертиры, мог повести оставшихся воинов в погоню и быстро нагнать отступников. Он мог провести отряд по следу, но не сделал этого, даже более, – утихомирил гнев, бушевавший в душах воинов, верных Роду и племени Урвас. В жизни каждый выбирает свой путь, свою судьбу. Беглецы наказали себя сами, ограничили век своей души лишь земным пребыванием. Они добровольно отреклись от соплеменников и от предков; и даже если, уйдя к чужакам, примут их веру, то никогда не станут для захватчиков с другого берега Удмиры до конца своими: ни здесь, на земле, ни в их части Небес. Всю жизнь быть безродным изгоем, всю жизнь называться «грязным дикарем» – что может быть хуже, какое наказание может быть суровей?

Старик медленно облачался в боевые одежды, надеясь, что делает это в последний раз. Он устал жить, устал нести на себе бремя ответственности, но тем не менее не сложил руки, не положился целиком и полностью на судьбу. В его поредевшем без боя отряде осталось всего четыре воина, двое из них Вакар и Анвал, бойцы опытные и никогда не жившие среди чужаков. Они не сбегут, да и другим не дадут, поэтому старик и позволил себе небывалую роскошь поспать среди дня.

Кулбар уже давно не был тем могучим воином, о котором слагали легенды не только соплеменники, но и маковы с далерами. Его стать усохла, тело ослабело, а в глазах, которые бесспорно являются зеркалом души человека, появилась усталость. Единственным, что его не покинуло, был опыт: знание леса и умение владеть топором, которое, впрочем, не очень многого стоит без физических сил. Если бы речь шла об обычном походе, он бы воздержался от участия в нем, не стал бы путаться под ногами у молодых и сильных, но поскольку их целью было не выиграть бой, а достойно погибнуть, одряхлевший воитель сам вызвался возглавить отряд.

Едва командир успел завязать последний ремешок кожаного нагрудника, как за дверью послышались тяжелая поступь и жалобный скрип продавливаемых половиц. Через миг заскрипела и дверь, а на пороге появилась широкоплечая фигура Анвала.

– Они идут, Кулбар! Они все-таки пришли! – с нескрываемой радостью в голосе произнес воин и рассмеялся. – Все даже лучше, чем мы ожидали! Не поселенцы, не лесные бродяги, а настоящие солдаты, только вот…

– Что «только вот»? – невозмутимо спросил старик, по привычке проверяя перед боем остроту топора.

– Одежды на них другие, цвета не те… да и доспехи уж слишком блестят…

– Новенькие, – догадался командир. – Видно, недавно из-за Удмиры прибыли… Ну, что Анвал, покажем свеженьким чужакам, на что способны воины племени Урвас?

– Мы ждем тебя! Без тебя не начнем! – произнес еще довольно молодой урвас, с почтением и преданностью глядя на готовящегося к последнему бою старика. – До встречи в гостях у «старших», Кулбар!

– До встречи, Анвал, но только не в гостях… – усмехнулся старик. – Мы сами уже почти «старшие», уже почти боги… До встречи на новых угодьях, Анвал, и пусть рука твоя будет твердой, а дух крепок до самого конца земного пути!

Темно-серые грозовые тучи нависли над головою и заметно ухудшали и без того отвратное настроение, в котором пребывал молодой лейтенант 17-го кавалерийского полка. Хорошо еще, что ливень закончился, и проштрафившемуся офицеру приходилось месить сапогами дорожную грязь лишь под мелкими каплями противного, моросящего дождя. Это был единственный плюс, единственный положительный момент за целые, растянувшиеся до неимоверных пределов сутки. В остальном же все было плохо, нет, просто нестерпимо ужасно! Он не гарцевал на своем вороном любимчике, а месил грязь сапогами. Рассеченная в драке правая бровь еще болела, не позволяя моргать. Вокруг него не скакали бравые молодцы из его эскадрона, а уныло брела невзрачная пехтура в темно-зеленых, навевающих хандру мундирах. Вчерашний день обещал быть замечательным, но уже к полудню превратился в сущий кошмар. Началась череда неудач, какой в жизни молодого офицера еще не бывало.

Он проснулся поздним утром в том самом доме и в той самой кровати, где всю ночь напролет предавался плотским утехам с игривой красавицей. Он лежал на кровати один, незнакомка исчезла, но этот прискорбный факт ничуть не мешал ему нежиться после бурных забав прошедшей ночи. Странно, что он ничего не помнил, но по расслабленному телу растеклась приятная усталость. В идущей кругом голове не осталось каких-либо образов, но плоть офицера сохранила воспоминания о неимоверно приятных ощущениях: нежных касаниях и ласках, о сжигающей изнутри и вырывающейся с криком наружу страсти, какой он еще никогда и ни с кем не испытывал.

Он решил, что влюбился, и был опечален тем, что не проснулся утром в объятиях красавицы. Впрочем, с прекрасной, темноволосой обольстительницей все было иначе, совсем по-другому, нежели с другими дамами. Она не кокетничала, не предавалась пассивному флирту, не утруждала себя намеками и не мучила кавалеров жеманством. Она, как охотница, нет, настоящая хозяйка податливых мужских сердец, просто брала, что хотела, а затем исчезала, внезапно и неизвестно куда.

Поспешно одеваясь, поскольку он уже давно должен был находиться на построении в казарме, лейтенант продумывал, как будет искать пленившую его сердце красавицу, но вскоре отказался от глупой затеи по целому ряду причин. Во-первых, второе свидание могло оказаться гораздо хуже, чем первое, поскольку в нем явно не будет ни пленяющей сердце интриги, ни томительного ожидания, ни смертельного риска, ни азарта. Во-вторых, он по опыту знал, что стоит лишь показать женщине свою заинтересованность, как сразу же она подберет подол юбки и взгромоздится тебе на шею, откуда ее потом очень сложно согнать. В-третьих, роковые женщины всегда опасны как для нервов и жизни, так и для карьеры. И, наконец, в-четвертых, красавица явно была хищницей, а охотницы очень не любят, когда к ним привязывается по каким-то причинам отпущенная на свободу добыча. В общем, юный, но уже хорошо разбирающийся в женщинах лейтенант решил не предпринимать поиски дамы. Если она захочет встретиться, то найдет его сама. Любые же шаги с его стороны будут выглядеть жалко и достойно осмеяния.

Хоть путь до казармы был недалек и его одевавшийся на ходу офицер проделал бегом, но он, конечно же, опоздал даже к концу утреннего построения. Обычно смотревший на ночные гулянки офицеров сквозь пальцы полковник в тот день оказался неимоверно зол, криклив и строг. Видимо, бои на личном фронте у него шли не столь удачно, как у его молодых подчиненных, да и подсаженная печень не позволяла разгуляться на старости лет. Его удручающее, достойное сочувствия душевное состояние мгновенно отразилось почти на всех припозднившихся офицерах. Лейтенант выслушал массу нелестных слов в свой адрес, да еще и в присутствии посмеивающихся за его спиной солдат, но каким-то чудом он все же умудрился вернуть расположение командира и избежать позорного посещения гауптвахты. Ему повезло, но именно с этого момента и началась полоса неудач.