Недотрога в моей постели (СИ) - Невинная Яна

Снова. Внутри сладко заныло от предвкушения, дыхание сбилось, а губы закололо тонкими иголочками ожидания. Подобное я испытывала только с ним. Возможно, только ему одному суждено вызывать во мне такие эмоции, и никто другой неспособен зажечь во мне даже искорку.

Но это не может служить оправданием. Разве я могу себе позволить очередную слабость? Разве могу сдаться? По многим причинам — нет.

— Ты знаешь, что я хочу, недотрога, — он притягивал меня к себе всё ближе, убаюкивая мои страхи своей нежностью, но я должна была сопротивляться, отчаянно бороться, не видя впереди никаких перспектив и прекрасно понимая, что у нас нет общего будущего.

— Недотрога? — прикрыв глаза, я облизнула губы, они томились в ожидании новых ощущений.

— Да, хрупкая маленькая недотрога, моя нежная красивая девочка…

Сладкий шепот путал мысли, отрывая от реальности, а сильные руки обхватили талию и притиснули меня к твердому телу, заставляя ощутить выпирающее возбуждение.

И я обмякла в жарких объятиях Максима, позволив себе лишь глоток раскрепощенности, лишь капельку свободы, и раскрыла губы под давлением его горячего языка. Запретила себе шевелиться, чтобы хоть как-то оправдаться перед самой собой за опрометчивость, окаменела телом, не давая себе изогнуться, естественно повторить изгибы Максима.

Сдержала рвущийся наружу стон, вызванный тем наслаждением, что прострелило меня в ответ на влажные касания губ Максима.

Он целовал мои губы так медленно, осторожно, словно приручал меня, наверняка даже не подозревая, что я давно привязана к нему прочными нитями.

Вот только ему нельзя знать об этом. Он не должен догадаться, насколько я порабощена им. Нельзя, чтобы он получил на руки козырь, он тут же воспользуется преимуществом, не давая мне что-то решать самостоятельно. А мне было необходимо осознавать, что я всё в жизни решаю сама. Осознанно.

Поэтому я сейчас прощалась с ним. Вернее, заставляла себя прощаться, обещая, что последний раз разрешаю себе ощутить его вкус на губах. Последний прощальный поцелуй…

Его горькая сладость уничтожала меня изнутри, я сгорала до пепла, отдавая частичку себя и желая сохранить каждое мгновение этих ласк в памяти, чтобы долгими одинокими ночами было что вспоминать…

И чтобы добить меня окончательно, реальность не преминула напомнить о себе, когда я ощутила на шее у Максима их.

Его шрамы.

Напоминание о прошлом, которое больно кольнуло в сердце и заставило отпрянуть, вмиг ощутить, как горячих влажных губ коснулась ночная прохлада, а внутрь прокралось липкое чувство одиночества. Мне уже стало не хватать этих оживляющих мое тусклое существование прикосновений…

Недотрога. Вот кто я для него. Неприступная крепость, которую обязательно нужно захватить. Осознание правды заставило сердце больно сжаться, словно его сдавили жесткой рукой.

— Ты же не отступишь, да? Я для тебя недостижимая мечта, которой ты не смог обладать. И ты не успокоишься, пока не добьешься своего.

Максим окаменел, и его руки, которые было потянулись ко мне, чтобы вернуть обратно, безвольно упали вдоль тела, на лицо опустилась непроницаемая маска.

Каменное выражение, до боли знакомое, живо возвратило меня в ту ночь в клубе — так он смотрел на меня, выговаривая свои мерзкие намерения, а потом без сожалений бросил на пол и наслаждался моими унижениями.

Сглотнув, я затолкала губительные воспоминания в себя обратно, в ту бездонную пропасть, где жили страхи и кошмары, и смело встретила убийственный взгляд Максима, которым он пронзал меня, пытаясь осмыслить сказанное.

— Так ты обо мне думаешь? До сих пор? Как о помешанном на достижениях мажоре, коллекционирующем трофеи? Или что ты там себе напридумывала, Тая?

Невероятным усилием воли я поборола в себе желание опровергнуть утверждение Максима, горечь в его голосе ранила меня. Я не преследовала цели причинить ему боль, просто в самом деле верила в то, что говорила.

— А почему бы и нет? Ты не такой?

— Столько разговоров — и всё бесполезно. Ты хочешь верить только в то, во что веришь. Цепляешься за свою правду как в единственно верную, не давая никому ни шанса на искупление.

Всхлипнув, губами, еще не остывшими от жара его губ, еще хранящими следы его страсти, я вынесла нам приговор:

— Может, просто я не хочу прощать? А искупление невозможно?

— Может и так, Тая, — глухо произнес Максим, стиснув челюсти. — Или же тебе стоит разобраться в себе. Так не целуют, когда не хотят прощать. И не говори мне про «просто поцелуй», — склонился он ко мне, пугая потускневшим взглядом. — Лучше вообще молчи, потому что я вдруг обнаружил, что порой слова ранят похлеще ножа. Не буду больше беспокоить тебя.

С этими словами он вдруг развернулся и отправился в сторону шумной компании возле беседки с мангалом, предоставляя мне полную свободу, которая оказалась мне будто бы и ненужной.

Внезапно я поняла, что стою и удивленно моргаю, не понимая, что случилось. То ли я ждала долгих уговоров, то ли думала, что, несмотря на мои жестокие слова, Максим останется рядом в качестве родственника.

Но я была абсолютно не готова к тому отчаянию, что охватило меня при виде его удаляющейся спины. Удержаться и не побежать за ним стоило огромных трудов, но я справилась, заставив себя сделать несколько глубоких вдохов.

И почувствовала, что неимоверно, просто жутко устала от сегодняшнего вечера. Слишком много событий произошло за короткий период, слишком изматывающие разговоры для моей нестабильной психики. Слишком много людей хотело моего внимания.

Всё это привело к тому, что я хотела лишь одного — найти себе пристанище и упасть ничком, чтобы урвать несколько часов сна. Заломило виски, а кожу вокруг заплаканных глаз неприятно стягивало. Войдя в дом, я беспрепятственно прошла в спальню мамы и отчима, чтобы принять душ.

Пока шла, то и дело натыкалась на парочки и небольшие компании. Мужчины, сидя за столом, предавались любимым у русского народа разговорам в духе «ты меня уважаешь?». Возле камина брат Максима с женой тесно прижимались друг к другу, и я удивилась тому, что даже спустя годы брака между супругами сохраняется такая щемящая душу нежность.

Мне хотелось того же… Отчаянно хотелось. И сердце пропустило удар, когда я поняла, кого рисует воображение рядом со мной у этого же камина. Но возникший в фантазии образ никогда не воплотится в реальность.

Максиму я не нужна, разве что в качестве трофея, хоть он и пытается это отрицать. Так что мне оставалось только мечтать о том, что было для меня под запретом…

Наутро, проснувшись в маленьком домике на тесной кровати, я с удивлением обнаружила себя в мужских объятиях. С сожалением осознавая, что рядом не Максим и это не сладкий сон, я напрягла память. Смутно вспоминая события, предшествующие сну, я стала осторожно высвобождать придавленную телом руку.

Мужчиной оказался Тони, и от него просто ужасающе несло перегаром. Никак не реагируя на мои манипуляции, итальянец продолжал спать как сурок, я же выбралась из постели, ступая на деревянные доски.

Странно теплые для раннего утра. Я представляла себе выстуженное помещение, но уютный треск поленьев подсказал, что кто-то предусмотрительно позаботился об обогреве.

Естественно, этим кем-то оказался Максим, которого я обнаружила в коридоре возле окна. Унылый свет, едва пробивающийся сквозь пыльное стекло, освещал его широкоплечую фигуру. Всё в его позе выдавало напряжение. Даже не видя его лица, я знала, чувствовала нутром, что он так погружен в свои мысли, что не заметил меня.

Максим был в той же самой одежде, что и вчера. Скорее всего, он вовсе не ложился. Стараясь тихой мышкой проскользнуть мимо него, я не заметила кочергу, задела ее ногой и наделала шума.

Из соседней с нашей комнаты раздалось недовольное женское ворчание. Илона ночевала рядом, спала в одной постели с Максимом, а я даже не подозревала. Сглотнув ком в горле, образовавшийся внутри мгновенно, как только представила сплетенных в объятиях любовников, я вскинула голову.