Фридрих Вильгельм I - Вольфганг Фенор

Во всем теперь государство поощряло, предоставляло привилегии и кредиты, равно преследуя две цели: развитие народного хозяйства в целом и обслуживание специфических интересов армии. Основанная в 1712 г. берлинская фирма «Шплитгербер унд Даум» с 1722 г. производила на построенных при существенной государственной поддержке оружейных фабриках в Потсдаме и в Шпандау штыки и сабли, вскоре ставшие всемирно знаменитыми. Уже с 1725 г. армия Фридриха Вильгельма имела исключительно прусское оружие, и в этом смысле она никак не зависела от поставок из-за границы. Значительно расширили производство даже золотые и серебряные мануфактуры, расположенные на берлинской Штральауерштрассе. Обслуживать разорительные праздники при дворе больше не приходилось. Зато регулярная армия, где каждый человек до последнего был одет в форму, а полки и рода войск надо было отличать друг от друга, нуждалась в знаках различия, галунах, позументах, в золотых и серебряных нашивках.

Эту в высшей степени рациональную, продуманную до мелочей комбинацию хозяйственной и военной политики Фридрих Вильгельм I воплощал в жизнь жестко и на удивление последовательно. Без постоянных импульсов, сообщавшихся экономике государством, добиться перемен было бы невозможно. И король, прекрасно это понимавший, постоянно вмешивался в процесс, не давал раскрученному маховику остановиться. А поскольку в отсталой Пруссии не было готового на риск, инициативного сословия предпринимателей, его задачи выполняло государство, вкладывавшее капитал и форсировавшее индустриальное развитие.

Успех политики Фридриха Вильгельма был потрясающим, неслыханным. За несколько лет из неразвитой, «ввозящей» Пруссии он сделал страну, производящую товары на экспорт. В 1725 г. король заключил со своим другом, русским царем Петром, торговый договор о поставках для русской армии униформы, изготовленной в Пруссии. Сделка была грандиозной настолько, что уже через год десять ведущих предпринимателей Берлина, в том числе дом «Шплитгербер унд Даум», а также авторитетная фирма швейцарца Иоганна Георга Вегели создали «Русскую торговую компанию» (не в последнюю очередь благодаря буковой палке Фридриха Вильгельма и его неизменному «cito! cito!» в адрес некогда медлительных капиталистов). Но прусское сукно поступало не только в Россию. Скоро оно уже составляло конкуренцию прославленным тканям из Англии, Шотландии и Фландрии на ярмарках в Лейпциге и во Франкфурте. «Берлинскую лазурь» узнали во всем мире. Все государство извлекало пользу из экономического подъема, продолжавшего набирать силу. И причиной этого подъема было волевое действие: применение стимулирующего средства в виде военной реформы. Полугосударственная промышленность Пруссии окрепла настолько, что безболезненно пережила даже такие тяжелые кризисы, как европейское падение конъюнктуры в 1735–1742 гг., а также вызванные погодными условиями катастрофические неурожаи 1736 и 1740 гг.

Во всяком случае, экономическая основа для перестройки прусской армии была создана уже через несколько лет, причем королю для этого не понадобилось и пфеннига иностранных кредитов. Пришлось сотворить чудо, поскольку никто в мире не доверял бедной Пруссии. Причем в результате хитроумной финансовой политики короля, проводившего ее под лозунгом «Независимость и благосостояние», государство стало не беднее, а богаче. В 1713 г., когда Фридрих Вильгельм пришел к власти, на армию уходило примерно 2,4 миллиона талеров ежегодно, а на гражданские нужды оставалось около 1,2 миллиона талеров в год. То же соотношение 2:1 между армией и гражданским сектором не изменилось и при Фридрихе Вильгельме. Но поскольку эффективность экономики, уровень производства, оборот средств и потребности общества, а также государственные доходы и расходы король увеличил вдвое, то хотя расходы на армию в 1740-м, последнем году его правления, составили 4,8 миллиона талеров, государственные расходы на гражданские нужды также увеличились вдвое: до 2,4 миллиона талеров в год. Однако и эти данные нуждаются в комментарии: за 27 лет правления Фридриха Вильгельма армия увеличилась втрое, а расходы на нее — только вдвое. Население же страны за это время увеличилось на сорок процентов, в то время как невоенные расходы государства возросли на сто процентов. Такова реальная и в то же время невероятная картина благотворных последствий политики, в равной степени ориентированной и на повышение народного благосостояния, и на вооружение.

И в то же время проблема пополнения армии в малонаселенной Пруссии оставалась для короля главной. Практика активной вербовки наемников за границей кардинально решить эту проблему не могла. Прошло двадцать лет, прежде чем в 1733 г. Фридрих Вильгельм принял поистине революционное решение: ввести воинскую повинность для своих подданных. Он действительно совершил революцию в полном смысле этого слова, поскольку воинской обязанности граждан, существующей сегодня в большинстве стран мира как нечто само собой разумеющееся, тогда не существовало нигде! Уже тысячу лет, с окончанием великого переселения народов и начала Средних веков, в странах Запада «военное ремесло» было делом узких социальных групп — сначала рыцарей, потом наемников, ландскнехтов. Народ к ним отношения не имел. Народные армии не были известны. Горожане и крестьяне видели в солдатах нечто чужое, враждебное, считали их не защитниками, а угнетателями страны, не друзьями народа, а его врагами. Нигде в мире солдатская служба не считалась почетной. Солдаты служили не государству, народу или отечеству, а собственной выгоде (отсюда и происхождение слова «солдат»[19]).

Поэтому даже для короля-берсеркера, никогда ничего не боявшегося, введение указом от 1 мая 1733 г., воинской повинности для своих подданных стало неслыханно смелым, небывалым поступком. Этот законодательный акт вошел в историю как Кантональный регламент, поскольку пожарные округа (то есть скопления домов и поселений, где жили способные устроить пожар люди) всей страны были разделены на участки, так называемые «кантоны». Отныне за каждым кантоном был закреплен командир роты или батальона, набиравший в нем рекрутов.

Решение может показаться очень простым, никак не удивительным. Но последствия его были революционными. Прежде всего сразу был положен конец традиционным стычкам офицеров во время охоты за рекрутами. У каждого командира был только его ограниченный участок, кантон, каждый житель которого знал, к какой воинской части он относится. С произволом и бесчинствами «охотников за рекрутами» было покончено. Далее: поскольку молодые люди, не состоящие на действительной военной службе, все же считались «реестровыми» (так назывались мужчины, внесенные в списки личного состава армии) и потому были подсудны военным судам, вековая юрисдикция помещиков существенно ограничивалась. До того крепостной человек не имел с государством никаких отношений. Всевластным начальником для него являлся помещик или хозяин арендованного им участка; он всецело зависел от милости или немилости своего господина. Вместе с Кантональным регламентом государство впервые входило в его жизнь. Батальон или полк, куда приписали юношу, был заинтересован в его здоровье и способности к воинской службе. Поэтому патриархальные права помещика или землевладельца ограничивались правом «кантональной» воинской части также участвовать в принятии совместных решений. Это был первый шаг к гражданскому обществу будущего! Конечно, безграмотные молодцы из Бранденбурга, Померании, Заалькрайса или Восточной Пруссии не догадывались, в какой революции они участвуют. И все же смутное ощущение того, что они больше не являются безмолвным скотом, что «королевский мундир» символизирует для них небывалый прогресс, в них теплилось. Гордо носили они цветки в шляпах, поигрывали стеками, подкручивали усы да подмигивали деревенским девушкам. Впервые после столетий бесправия и невежества в деревнях затеплилось чувство гордости и самоуважения. Король призывал своих подданных на военную службу, и в каждого вселялась уверенность: служить государству намного лучше, чем вечно ломать шапку перед помещиком или попом да бояться дубины управляющего либо собственного отца.

Кантональный регламент 1733 г., изданный королем-солдатом, стал главной предпосылкой к позднейшей «всеобщей воинской обязанности», главному общественному завоеванию на пути к демократии. Впрочем, стать «всеобщей» обязанность тогда еще не могла. Доиндустриальная и раннеиндустриальная эпохи не имели для этого условий. Тем не менее Кантональный регламент объявил «всех жителей страны» в возрасте от восемнадцати до сорока лет «рожденными для оружия» — и тем самым буквально ввел равенство всех граждан. Конечно, в силу экономических условий допускались исключения из правила (так называемые «экземпции»). От обязательной военной службы освобождались все дворяне — но их сыновья и так служили офицерами. Освобождались от призыва городские и сельские собственники, владеющие домом и двором, и их старшие сыновья. Не подлежали призыву также крестьяне-землевладельцы, ремесленники и мастера. Исключения распространялись также на рабочих мануфактур, иностранных переселенцев, студентов теологии и т. д. Иными словами, воинская повинность не распространялась на собственников и специалистов, чья деятельность должна была продолжаться, чтобы не нанести ущерб экономике. В то же время она никак не ограничивалась в отношении неимущих — крепостных, прислуги, кучеров и т. д., то есть тех, чья временная служба не могла повредить ни индивидууму, ни какому-то коллективу.