Радостная весть - Александр Мень

Слово Божие в Библии обозначает одновременно действие Божие. "Логос" означает и разум, и смысл, и деяние одновременно. Когда Бог действует, действует Его слово, Его второе "Я", второе Божественное "Я". И оно уже постижимо для нас в большей степени, потому что второе "Я" Бога - это и Творец, это и Любовь, это и многое другое. Поэтому, когда творит Сущий, Он творит через Свое Слово, поэтому сказано: "В начале было Слово". Это начало не во времени - и "Слово было у Бога, и Бог был Словом, и все через Него создано", - говорит апостол Иоанн, и Символ Веры повторяет: "Им же вся быша", то есть через Него все стало существовать. Когда Логос в мировом сверхбытии рождается вечно, через Него все остальное возможно в мире.

Составители Символа Веры, зная, что для многих людей казалось более понятным, рассудочно более объяснимым представление о том, что было время, когда не было Логоса Божия, Отцы Церкви подчеркнули, что Он - единосущный Отцу. Это не другой бог, это не низшее по отношению к Творцу существо, а это тот же Бог - Единый по существу, и это постигается через символы, через образы. Недаром Гегель говорил, что Символ Веры наш изложен не в умозрительной, не в теоретической, не в отвлеченной форме.

"Света от света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, не сотворенна, единосущна Отцу". В чем заключается смысл этого образа? Когда горит костер и любой другой огонь, и мы зажигаем от него другой огонь, они принадлежат одному огню. Но тот не убывает, и этот загорается, - вот что означает "свет от света". И оба костра, когда один зажжен от другого, представляют собой одну огненную природу.

Точно так и рожденное в недрах сверхбытия Слово принадлежит природе Бога. Это очень трудно было понять людям, и на протяжении нескольких столетий возникали учения, которые пытались это как-то изменить, и долгая борьба, которая велась вокруг Вселенских Соборов, показывает, насколько это действительно трудно вмещалось в людей.

Не вмещалась и вторая тайна Христа: что Он не только Божественное начало, но Он и человеческое. Вот последовательно идущие отступления от христианской веры. Арианство. Собор был созван в 325 году в борьбе с Арием, учителем Александрийским. Он говорил, что Логос когда-то не существовал.

Потом возникает учение о том, что Христос был человеком, на которого просто сошел дух Божий, - тем самым Бог и человек разделялись во Христе. Так думали люди - которые группировались вокруг константинопольского патриарха Нестерия. Впрочем, может быть, сам Нестерий не очень был в этом повинен, но дело не в этом. Так и называлось, нестерианское учение.

А потом иные люди, чтившие Христа высоко, отодвинули Его человеческую природу, сказав, что в Нем была только одна природа Божественная, а человеческое в Нем, это что-то такое второстепенное, маловажное. Между тем, для Церкви это было не маловажно. Это центрально, что Он - один из нас. Он не призрак. Он не какое-то видение Божественное, и Священное Писание это подтверждает, что, да. Он был подлинным человеком и подлинным Богом остается перед нами.

И, наконец, после этого учения, отвергнутого на Вселенском Соборе, возникает более тонкое учение, монофилитское. Греческие богословы пытаются доказать, что, да, Христос был человеком и Он является истинным Богом, но воля-то у Него была одна, одна воля, - Божественная. Но как же это понимать? Разве Он не молился в Гефсиманском саду перед смертью, разве Он не молился Отцу: "Да минует Меня эта чаша"? Значит, Его человеческая воля сопротивлялась тому, на что Он шел, и была борьба внутри, значит, нельзя считать, что у Него была одна только, Божественная, воля.

Значит, Он уникальное существо - полностью человеческое - и полностью Божественное. Потому что Спасение к нам пришло, приобщение к жизни вечной, через Того, Кто одновременно принадлежит другим мирам. Вот в чем сущность исповедания о Христе Символа Веры.

Почему называется "Радостная весть" - "Евангелие" по-гречески? Потому что это весть не о том, что нас спас какой-то ангел или какой-то обитатель космических миров, или какое-то высшее существо, а о том, что спасти нас пришел сам Создатель, Сам Творец в лице Логоса Божественного: "В мире был, и мир Его не познал, но свет, - продолжает евангелист, - во тьме светит и тьма его не объяла. Вот свет Христов светит в мире".

Человек всегда стремился открыть свою душу, ему всегда было тесно в своих рамках: он хотел слиться с толпой, с народом, с природой... В этом стремлении есть что-то великое, хотя есть и отрицательное. А великое в этом стремлении то, что мы с вами гораздо более таинственные и объемные существа, чем нам кажется. И нам действительно оказывается тесно в этих рамках, только в индивидуальных - человек стремится к соборному охвату и братьев, и сестер, и природы. И прежде всего человек стремится соединиться с Богом, слиться с Божественным - во всех формах.

Может быть, некоторые из вас знают поэзию американского поэта Уитмена, который думал, что он постиг божественное, растворяясь в дыхании прерий, чувствуя себя единым с травой, которая растет под ногами, с облаками, которые несутся над головой. Многие люди переживали слияние с природой, чувствовали, что в них происходит что-то священное, что-то необыкновенное и яркое. Быть может, многим из вас такое чувство слияния с природой знакомо, слияние с красотой, с полнотой жизни в глубоком священном молчании.

Многие произведения живописцев, писателей говорят об этом слиянии. Помните строки из романа "Война и мир", которые с детства всем хорошо знакомы? У Флобера есть философский роман "Искушение святого Антония". Мне, правда, он кажется не совсем удачным, но вот каков там эпилог драмы. Когда пустынник, подвижник, который боролся со страстями в своем сердце, вдруг чувствует, что вся природа вошла в него, что он летает вместе с птицами, что в нем живут и развиваются все существа, что в нем дышит вся вселенная - это чувство не случайно. И, разумеется, мистики Индии, древней и современной, мистики Ирана, множество мистиков всех времен и народов жаждали этого слияния.

Рассказывали такую притчу, тоже, кажется, индийского происхождения, о том, как жила на свете некая одухотворенная куколка, фигурка, но состояла ее плоть из соли. И она все время хотела узнать, что такое море, что такое океан. И ей сказали, ты можешь это узнать, только войдя в него. И вот она вошла в воду и стояла там, стояла, и соленые морские волны ее омывали, - и она познала океан, только полностью в нем растворившись. От нее ничего не осталось, но она растеклась в соленых просторах морских вод.

На первый взгляд, кажется, что эта жажда растворения присутствует и в Библии. В псалме 41-м говорится: "Как олень стремится к источнику, так душа моя стремится к Тебе, Боже". Но на самом деле человек ветхозаветных времен отдавал себе отчет в том, что прикоснуться можно только к сиянию Бога, к тому, что в Библии называется славой Божией, то есть к излучению Его, растекающемуся по всей вселенной. Но это не Он, это не Он, это только корона Его, как бывает корона на солнце. Когда случается затмение солнца, вокруг него видна корона, но это не солнце, а аура вокруг него.

С самим Богом слиться человеку нельзя.

Я вам уже рассказывал, как реагировал пророк Исайя на видение Божественного. Когда он видел славу Божию, он сказал: "Я должен умереть, потому что я видел лицо Бога". (Лицо в условном смысле). Вот как понимал Ветхий Завет встречу с Богом. Встреча - да, послушание - да, любовь - да, ибо первейшая заповедь Ветхого Завета говорила: "Возлюби Господа твоего всем сердцем твоим, всем помышлением твоим".

Но также говорит Господь у пророка Исайи: "Как небо далеко от земли, так Мои мысли далеки от ваших мыслей". Это очень важное место. Оно звучит, как гром, в Священном Писании, потому что все народы, особенно на Востоке, на Западе и дальше в Греции, в Вавилоне, в Египте представляли себе богов человекообразными, или, по крайней мере, природообразными. Большинство изваяний и фресок, кто бы это ни был - Осирис, Зевс или Мардук вавилонский, всегда имели образ человека. А в Библии мы слышим грозный и суровый голос Творца: "Я Бог, а не человек".

И только тогда, когда Бог сам приближается к нашему бытию, когда Он входит в нашу жизнь, когда Он становится для нас человечным и близким, тогда возможно слияние, только тогда. Вот почему апостол Павел учит нас, что спасение, то есть приобщение к Богу, возможно только через Иисуса Христа. И вера во Иисуса Христа означает слияние с Ним, приятие Его в сердце, означает, что мы вместе с Ним. Апостол говорит: "Я сораспялся Христу", то есть мы вместе с Ним страдаем, вместе умираем, вместе можем воскреснуть.

Таким образом, человечность Бога открывается через Богочеловека, и Богочеловек уже не провозглашает той страшной и грозной истины: "Я Бог, а не человек". Он говорит; "Я человек, Я ваш брат". Человеческое лицо Бога - вот что такое "света от света. Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша". Это Бог для нас, это Бог наш, это, как мы говорим, второе Лицо Святой Троицы, которое обращено к человеку, к твари, к мирозданию, которое приходит к нам во имя любви.