Серебряная звезда - Джаннетт Уоллс

В этот вечер была футбольная игра против «Оранжевых Шершней». На этой неделе от меня не было большой помощи команде оживления. И Лиз вряд ли была в настроении придумывать стишки или каламбуры. В начале недели я придумала «Оранжевые, вы испугались?», но руководителю команды оживления, Терри Прюитт, это не понравилось. И все-таки плакаты со слоганом «Прихлопнем Шершней» были сделаны, и в пятницу вечером вся школа собралась в спортзале на еженедельное развлечение.

Когда пришло время мне и Ванессе всех «зажечь», чтобы наш седьмой класс мог выиграть, мы встали на игровое поле и начали размахивать руками. Толпа не отреагировала. Большинство детей, сидевших на трибунах, просто таращились на нас, будто они не могли поверить, что у меня хватило смелости там появиться. Но я очень старалась, и несколько учеников нехотя прокричали нам приветствия, но потом на нас стали мычать. А вслед за этим посыпался мусор – комки жеваной бумаги, пакет с кукурузой, пенни. Я посмотрела на Ванессу. Она все размахивала руками с тем же суровым видом, какой был у ее сестры после того, как во время футбольной игры в нее попал стаканчик с содой. Я пыталась следовать примеру Ванесссы, не обращала внимания на мусор и мычание, но мычание становилось громче, а приветствия смолкли. Я поняла, что продолжать не имеет смысла, и ушла с поля, оставив Ванессу одну.

Терри Прюитт стояла у дверей.

– Бин, ты в порядке? – спросила она.

Я кивнула.

– Но думаю, что уйду из команды.

Она сжала мое плечо:

– Наверное, так будет лучше.

В этот день, прежде чем я села на остановке в автобус, чтобы ехать домой, несколько мальчиков с холма столпились вокруг, стали толкать меня плечами и говорить: «Я Джерри Мэддокс. Ты боишься меня?» Учитель видел, что происходит, но отвернулся. Джо Уайетт тоже все это заметил и приблизился ко мне.

– Эй, куз, как дела? – спросил он. И обернулся к мальчикам. – Знаете, что она моя кузина?

Мальчики отошли, но все равно не пускали меня в автобус. Джо предложил проводить меня до дома.

– Есть тут некоторые – тупицы, – сказал он.

Мы шли молча. Был морозный ноябрьский день, и за городом, по дороге в «Мэйнфилд», можно было уловить запах горящих дров, плывущий из каминных труб фермерских домов.

– Хочешь поговорить обо всем этом? – спросил Джо. – Если нет, то поговорим о каштанах.

Поскольку мне меньше всего хотелось снова рассказывать об этом безобразии, то я сказала:

– Давай поговорим о каштанах.

Сейчас то время года, когда собирают каштаны, объяснил Джо. Много каштановых деревьев погибло из-за насекомых-вредителей, но он видел несколько деревьев на вершине холма, которые выжили. Джо собирал каштаны, а мама поджаривала их на огне, который он разводил в старой банке из-под масла.

– Может, завтра пойдем и соберем немного каштанов? – предложил Джо.

Глава 36

С тех пор как четыре дня назад Лиз побывала в полиции, она не выходила из дома. Не покидала «птичье крыло», а я приносила ей бифштексы на подносе. Ее продолжали преследовать мысли: правильно ли было выдвигать обвинение и не виновата ли она сама во всех неприятностях? Глупо было надеяться получить свои деньги, если Лиз сядет в машину с мистером Мэддоксом. Она задумывалась, а не лучше нам было бы, если бы нас в Лост-Лейке забрали «похитители детей».

– Вряд ли, – возразила я.

– Ничего не могу с собой поделать, – призналась Лиз. – Не могу управлять своими мыслями. – Мысленный спор был таким жарким, сказала она, что сестра чувствовала, как разные голоса выступают за нее и против. Один голос, пирожное в Зазеркалье, все говорил «Съешь меня» – и после этого она так вырастет, что люди будут ее бояться. Другой голос советовал Алисе отпить из бутылки «Выпей меня», и один глоток сделает ее такой маленькой, что никто ее не станет замечать. Лиз понимала, что это не настоящие голоса, но ничего не могла с собой поделать.

Я все пыталась дозвониться маме, но мне это не удалось. Представляла, как мама скажет, что Лиз нужно выйти из дома, подышать свежим воздухом и прочистить голову. Так что в субботу утром я настояла на том, чтобы она пошла со мной к Уайеттам, собирать каштаны.

– Я для этого не гожусь, – заявила Лиз. – И лицо у меня еще ужасное.

– Неважно, – сказала я. – Ты должна выйти из дома.

– Нет.

– Очень плохо. Ты должна. Нельзя оставаться тут вечно.

Лиз в пижаме сидела на кровати. Я стала доставать ее одежду из комода, бросать вещи в нее и еще пощелкивать пальцами, чтобы она поторопилась.

Дядя Тинсли обрадовался, увидев, что Лиз встала и оделась. Чтобы это отпраздновать, он открыл консервную банку с венскими сосисками. После завтрака мы оседлали велосипеды и поехали на холм. Тетя Эл, как всегда, была в кухне. У нее готовилась овсяная каша, и она натирала туда сыр. Увидев нас, она обрадовалась и предложила нам кашу. Лиз сказала, что мы уже поели и сыты.

– А у меня еще осталось местечко, – произнесла я.

Тетя Эл засмеялась и протянула мне тарелку.

– Надеюсь, ты понимаешь, что я верю каждому слову в твоей истории, – обратилась она к Лиз. – Весь город разделился из-за твоего обвинения, – продолжила она. – Многие люди не верят тебе – но многие верят. Дело в том, что те, которые верят, не могут открыто заявить об этом. Они хорошие люди, но запуганы. У них есть работа, и они не хотят ее потерять. Боятся Джеррри Мэддокса. Но они обрадовались, узнав, что кто-то выступил против него. Ты мужественная девочка.

– Или безумная, – усмехнулась Лиз.

– Нет, – возразила я. – Безумно делать вид, будто ничего не случилось.

Тетя Эл похлопала меня по руке.

– Ты пошла в своего отца.

В кухню вошел Джо с двумя мешками из-под муки.

– Возьми еще один мешок для Лиз, – сказала тетя Эл. – И мне один тоже. Я совсем никуда не выхожу из дома, только на работу на этой чертовой фабрике.

Джо посадил Эрла на плечи и повел нас в лес за домом Уайеттов. Земля была покрыта густыми зарослями ежевики, но, когда мы зашли дальше в лес, ежевика почти исчезла. Все листья в основном опали, солнце светило сквозь обнаженные ветки, и можно было видеть мертвые стволы, упавшие сучья и толстые стебли плюща, взбирающиеся на верхушки деревьев.

Для женщины, которая проводит много времени в кухне, тетя Эл вела себя в лесу, как у себя дома. Когда она была девочкой, рассказывала тетя Эл, сбор каштанов был ее любимым занятием. Ферма родителей находилась на краю леса с каштановыми деревьями, и некоторые из них были такими большими, что трое взрослых мужчин вместе не могли обхватить один ствол. Один гигантский каштан стоял рядом с их домом, и при первом же морозе каштаны начинали падать. Они были такими крупными, что казалось, будто по крыше стучит дождь. Она и десять ее братьев и сестер вставали до рассвета, собирали каштаны и потом продавали их в городе, чтобы купить ботинки и ситец.

В тридцатые годы какая-то эпидемия из Китая погубила каштаны. За несколько лет все прекрасные огромные деревья превратились в жалкие мертвые скелеты.

– Люди говорили, что это выглядит как конец света, и так это и было.

Не стало диких индеек и оленей, которые ели каштаны, и семьи фермеров, что охотились и рассчитывали на урожай каштанов, вынуждены были уходить с земли. Они переезжали в города, вроде Байлера, где получали работу на фабриках.

– Несколько каштанов еще осталось, – сказала тетя Эл. – Джо знает, где они, но мы не хотим их показывать.

– Их нужно оставить в покое, – сказал Джо.

Вскоре дорога потянулась вверх. Подойдя к лежавшей на земле старой тракторной шине, мы свернули с тропы и стали пробираться сквозь ветви кустов. Через несколько минут Джо показал на дерево с темной корой. У дерева было два прямых ствола, вздымавшихся вверх, на ветках кое-где еще висели желтоватые зубчатые листья.

– Когда Джо в первый раз показал мне это дерево, – произнесла тетя Эл, – я упала на колени и плакала, как дитя.

Джо посадил Эрла на лежавшее рядом бревно, поднял скорлупу каштана и протянул мне. Скорлупа почти ничего не весила. Джо указал на пятно цвета ржавчины на коре дерева, размером с блюдце.

– Тут есть вредители, но они пока не погубили дерево, – объяснил он. Потом кивнул на небольшие четыре деревца и на несколько молодых ростков на старом пне. – Уверен, они придумают, как им сражаться с этой заразой.

– Есть еще надежда для дерева, если оно спилено, что оно снова пустит ростки, и тогда эти хрупкие ростки будут жить, – сказала тетя Эл.

Я взглянула на Лиз. Она смотрела вверх на стволы-близнецы большого каштана, поднимающиеся к небу.

– О чем ты думаешь? – спросила я.

– Как грустно, наверное, было дереву стоять здесь все эти годы, когда болезнь убивала его братьев и сестер, – ответила сестра. – Как вы считаете, дерево понимает, почему только оно одно выжило?