Священный изумруд апостола Петра - Наталья Александрова

Наконец разговор подошел к концу, заместитель директора музея позвонил кому-то по мобильному телефону, Белоцерковский встал и направился к выходу.

Его путь лежал мимо стола Агнии.

Когда он поравнялся с ее столиком, Агния привстала и окликнула старика:

– Михаил Викентьевич, не проходите мимо!

Он оглянулся, узнал ее, и на его лице возникло странное выражение растерянности и даже, пожалуй, испуга.

– Это вы, Агния Львовна…

– Да, я. Присядьте за мой столик! Я хочу с вами поговорить.

– О чем? Извините, но я спешу…

– Вы всегда спешите. Это, в конце концов, невежливо! Присядьте, я вас не очень задержу. Я хочу поговорить с вами об одной нашей общей знакомой.

– О какой знакомой? – спросил Белоцерковский настороженно.

– О Белинде.

Белоцерковский остановился как громом пораженный. Лицо его заметно побледнело. Он на негнущихся ногах подошел к столу Агнии и не столько сел, сколько упал на свободный стул. Теперь это был не холеный, внушительный человек неопределенного возраста, а слабый, сломленный старик.

– Вы понимаете, что нам есть о чем поговорить, – сказала Агния вполголоса.

– Откуда… откуда вы знаете про Белинду? – слабым, надтреснутым голосом проговорил Белоцерковский.

– Я слышала ваш разговор с дедом. Тогда, двадцать лет назад.

– Не может быть, – Белоцерковский взглянул на нее недоверчиво. – Вы были тогда совсем ребенком.

– Да, я была совсем ребенком. Но у детей очень хорошая память. Я запомнила, что вы ему говорили. О «Белинде». И о том, что дело не только в ней. Потом, гораздо позже, я поискала материалы в старых газетах и прочла про аукцион, про поддельную картину и про искусствоведа, убитого в тюрьме.

Агния не стала говорить старику, что ее подтолкнул к этим поискам сон. В этом случае он мог бы откреститься от всего, сказать, что ей просто приснился его разговор с дедом, что на самом деле такого разговора не было.

– Михаил Викентьевич, – проговорила она с нажимом, – вы должны мне все рассказать. Просто обязаны. Ведь это касается моего деда, самого дорогого мне человека!

– Это очень давнее дело, – Белоцерковский поморщился, – зачем ворошить прошлое?

– Затем, что, если позабыть прошлое, оно само напомнит о себе! Я не сомневаюсь, что та давняя история каким-то образом связана со смертью деда…

Агния сама не знала, как у нее вырвались эти слова. Но когда она произнесла их – внезапно поняла, что они могут быть правдой, что та давняя история действительно могла стать причиной трагедии, разыгравшейся два года назад.

– Не может быть… – едва слышно проговорил Белоцерковский. – Я не верю. Не может быть. Прошло слишком много времени. Они не стали бы тянуть так долго…

– Они? – ухватилась Агния за его слова. – О ком вы говорите? Вы просто обязаны все мне рассказать!

– Тогда было трудное время… – начал старик, – в стране царил криминальный беспредел. Всеми сферами бизнеса заправляли опасные люди, для которых шантаж и убийство были нормальным способом ведения дел. И тут один мой знакомый, связанный с крупным московским музеем, предложил мне оценить картину Монтебелло. Я, как профессионал, не мог отказаться, для меня это было большой честью, но я привлек к делу вашего деда, поскольку он лучше меня разбирался в живописи Раннего Возрождения.

Перед экспертизой я спросил своего знакомого, почему тот обратился ко мне, а не в официальную экспертную организацию.

И тот ответил, что они уже проводили официальную экспертизу, но у него есть основания сомневаться.

Мы с Николаем Львовичем, вашим дедом, осмотрели картину.

У него сразу возникли некоторые сомнения, но он взял тайм-аут, чтобы внимательно изучить пробы красок в своей домашней лаборатории, прежде чем дать окончательный ответ.

В этот же день со мной связались.

Это были опасные, очень опасные люди, и они дали мне понять, что результаты экспертизы должны быть положительными, иначе и мне, и вашему деду придется плохо.

Я поговорил с двумя-тремя знакомыми и выяснил, что эти люди не шутят, что такого рода «экспертизы» поставлены на поток, и «Белинда» – это только один случай из множества.

Вот тогда-то я и поехал к вашему деду. Тогда и состоялся тот ночной разговор.

Я рассказал ему о предупреждении, которое получил в тот день, об угрозах в наш адрес, но Николай Львович ответил, что не сдастся, не поступится своей профессиональной честью. И еще – что обратится к влиятельным людям и к средствам массовой информации, расскажет о полученных угрозах.

Я был запуган происходившим в то время беспределом, причем боялся не столько за себя самого, сколько за свою семью. Поняв, что Николая Львовича невозможно отговорить, я поехал домой, быстро собрал то, что можно, купил билеты до Хельсинки и в тот же день вместе с семьей уехал из страны.

Из Финляндии я вылетел в Штаты, преподавал там в разных университетах, а потом уж перебрался в Аргентину, где мне предложили хорошую работу.

Вот так с тех пор и живу, – Михаил Викентьевич повесил голову и тяжко вздохнул. – Позже я узнал, что Николай Львович сделал честную экспертизу «Белинды» и остался жив. Видимо, как он и говорил, помогли влиятельные знакомые.

А вот тот эксперт, который провел фальшивую экспертизу, попал на скамью подсудимых.

– И погиб в тюрьме, – добавила Агния.

– Да, я слышал об этом… Насколько я знаю, у него остались вдова и сын-подросток…

– Подросток? – переспросила Агния. – Сейчас он должен быть взрослым человеком, ему больше тридцати лет.

– Да, разумеется, но я ничего о нем не знаю. Слышал только краем уха, что вдова Арсения Овсиенко после всех этих событий попала в больницу с тяжелым нервным расстройством.

– Неудивительно! – проговорила Агния. – Перенести такое… ее муж был известным, уважаемым человеком – и вдруг против него выдвинуты серьезные обвинения, он попал на скамью подсудимых, а потом был убит уголовниками… тут мало какая психика выдержит!

– Вот именно… впрочем, что с ней и ее сыном стало потом, я не знаю. Но хочу сказать, что жена Арсения Овсиенко отчасти сама была виновата в происшедшем. Я не был близко знаком с их семьей, но у нас были общие знакомые, и я слышал от них, что жена Арсения была требовательной, избалованной женщиной, она постоянно требовала от мужа денег, дорогих подарков, очень дорого одевалась, обожала драгоценности.

Это в то тяжелое время! А Овсиенко обожал свою жену и ни в чем не мог ей отказать. К тому же он, хотя и был авторитетным ученым и крупным специалистом, зарабатывал немного. Поэтому и согласился сотрудничать с криминальными авторитетами, делал для них фальшивые экспертизы. Понятно, что раньше или позже это должно было кончиться трагически. А вдова, вместо того чтобы сидеть тихо или вообще уехать из страны навсегда, начала поднимать шум. Ходила по кабинетам, кричала, что ее мужа подставили, что это была целая организация, в которой состояли многие уважаемые люди, облеченные властью. Что деньги, которые получал ее муж, – это ничто, капля в море, что основное уходило на счета за границей этим самым мифическим заговорщикам.

Улик у нее, разумеется, не было никаких, она ссылалась на какие-то разговоры, якобы подслушанные ею случайно, так что ей никто не верил. Но кое-кто все же заинтересовался, а куда же все-таки делись деньги. Потому что… – тут Белоцерковский посмотрел на Агнию опасливо и еще больше понизил голос: – Судя по всему, афера была огромной. Только в те лихие девяностые можно было так развернуться.

Так вот, и деньги должны были быть не просто большие, а очень, очень большие. Но денег так и не нашли. У вдовы конфисковали все, и это действительно была капля в море.

Белоцерковский отпил воды из стакана Агнии.

– Не смотрите на меня с таким недоверием, Агния, – сказала он, – в ваших глазах я читаю вопрос: откуда он все знает в таких подробностях, если уехал за границу и с тех пор не был в России двадцать лет?

– Действительно, хотелось бы знать, – холодно заметила Агния.

– Лет через десять я случайно встретил на Майорке одного человека… Не буду называть фамилию, она вам ничего не скажет. Мы столкнулись в отеле, я был там по делам, а он, я так понимаю, просто отдыхал. В свое время, еще в России, мы сталкивались по делу о краже картины из Эрмитажа. Он работал в одной очень важной и секретной организации – тогда, подчеркиваю, а не в то время, когда мы случайно столкнулись в холле отеля. Он узнал меня сразу – у таких людей, знаете ли, память профессиональная, они ничего и никого не забывают. Мы немного посидели в баре, он рассказал мне, что занимался как раз той крупной аферой, от него я и знаю подробности.

– Что же это он с вами так разоткровенничался? – недоверчиво усмехнулась Агния.