Метатель ножей - Стивен Миллхаузер

К концу третьего сезона выручка билетной кассы ясно показала, что «Эдем» достиг небывалого успеха и уже привлекает значительную часть посетителей «Скачек с препятствиями» и «Лунапарка ». Новые захватывающие аттракционы, привлекательность верхних уровней, восемнадцать сотен актеров, ощущение, что попал в такое место, какого больше нет на земле, однако обнадеживающе знакомое, – все это обещало триумфальное будущее. В Европе вспыхнула война – некоторые опасались, что развлекательный бизнес будет ею подорван, однако она стала лишь дополнительным стимулом к поиску удовольствий. Люди рассказывали о чудесах, которые готовятся на следующие сезоны, а один журналист со ссылкой на не вызывавшие доверия источники сообщил, что Сараби планирует представить совершенно новый тип аттракционов. На деле слух не подтвердился, поскольку Сараби и Данцикер планировали ряд изощренных механических устройств, не являвшихся однако новым словом техники; но в широком смысле слух оказался правдивым, ибо в последнюю неделю сезона 1914 года имел место незначительный эпизод, придавший развитию парка «Эдем» новое направление.

Рабочий по имени Эд О’Хирн, посланный в тоннель под «Шейкер» на обычную проверку рельсов, собрался вытереть грязь с лица и вытащил из кармана платок, уронив при этом десятицентовую монету, которая покатилась по наклонной утоптанной канаве вдоль рельсов.

О’Хирн собирался купить на эти десять центов хот-дог с горчицей и кислой капустой, а потому с фонариком поспешил за монетой. Он увидел, как десятицентовик остановился футах в пятнадцати ниже, но добравшись туда, обнаружил, что монета исчезла. О’Хирн опустился на колени, ладонью похлопал по земле и с удивлением почувствовал, что снизу подуло холодом. Опустив фонарь, О’Хирн увидел трещину длиной в пару футов и шириной в палец. Он бросил в трещину плоский камень и, прежде чем услышать слабый звук, успел досчитать до двадцати. Он немедленно вернулся наверх, доложил обо всем боссу, а тот сообщил Сараби.

Через час команда из трех инженеров обследовала щель и обнаружила, что далеко внизу под «Шейкером» имеется маленькая известняковая полость, не представляющая опасности для аттракциона или парка. Сараби, на этот раз переодетый инженером, погрузился в мрачные раздумья. Один из сотрудников попытался заверить, что парк в полной безопасности, а Сараби, говорят, ответил: «Теперь все ясно. Что скажете?»

Так родилась идея, которая привела к некому отклонению истории развлекательных парков с привычного пути – отклонение это может показаться сомнительным, однако игнорировать его невозможно. Всю осень и зиму разрабатывались грандиозные планы; в конторе на Набережном проспекте Сараби ежедневно совещался с Отто Данцикером, Отисом Стилуэллом и инженером Уильямом Энгельштейном. Проект развивался в обстановке характерной секретности; Сараби обладал поистине замечательной способностью добиваться от всех, с кем работал, неизменной лояльности. За две недели до открытия нового сезона в окнах ресторанов и дансингов, на заборах и телеграфных столбах, на гостиничных досках объявлений и на стенах купален появились чернокрасные плакаты, гласившие: «"НОВЫЙ ЭДЕМ": Не поверите, пока не увидите». В день открытия центральный вход оставался закрыт; с шестифутовой платформы зазывала с тростью и в котелке объявил, что парк откроется через неделю, 29 мая. Ходили слухи, что задержка – рекламный трюк ради сгущения таинственности, окружавшей парк; поговаривали о принципиально новых американских горках, о более захватывающей комнате смеха; а некоторые утверждали, что о задержке открытия с платформы между головами больших драконов у закрытого входа объявлял сам Сараби в котелке и с тростью.

Ворота открылись 29 мая 1915 года в восемь утра; к полудню толпа превысила сто тысяч человек. Люди, уже бывавшие в парке, были озадачены и разочарованы. Не считая трех новых аттракционов, включая восхитительную «Гору Привидений» и новое представление, в котором участвовали одни лилипуты (лилипутская Женщина-Слон, лилипутский Окостеневший Человек, лилипутский Дикарь с Борнео, лилипутская Дама с Бородой, пара лилипутских сиамских близнецов), казалось, в парке нет ничего достаточно нового, что могло бы оправдать рекламную кампанию. Однако посетители обратили внимание на десяток странных сооружений, разбросанных по территории. Это были ротонды, составленные из колонн с нелепыми капителями – гримасничающими демонами, рыдающими клоунами, крылатыми львами и конями, дерущимися русалками, которых ласкали волосатые обезьяны, трехголовыми цыплятами, – и позолоченного купола; каждую ротонду венчала миниатюрная карусель Данцикера, вертевшаяся под шарманку. В каждой имелся центральный шест, расположенные кругом деревянные скамейки и служитель в форме. Люди рассаживались на скамейках – всего умещалось сорок человек, – служитель дергал за рычаг на шесте, и платформа стремительно проваливалась в цилиндрическую шахту. На дне скамейки внезапно складывались, платформа начинала кружиться, и сбитые с толку, хохочущие, напуганные люди скатывались с нее по четырнадцати желобам, что вели под красный занавес, – а пролетев сквозь него и с помощью служителя поднявшись на ноги у подножия желоба, они видели обширный подземный парк развлечений.

Этот громадный подземный проект, со своими американскими горками и комнатой смеха, палатками и павильонами, шпилями, куполами и минаретами, расцвеченный электрическими огнями и оживленный мелодиями карусели, воплями зазывал, грохотом машин и даже запахами моря, был разработан Энгельштейном и инженерами бостонского и нью-йоркского метро. Его сооружали всего около двух тысяч ирландских, итальянских и польских иммигрантов, что спускались в шахты с кирками, лопатами и тачками, а также бригады квалифицированных рабочих, которые закладывали динамит, подрывали валуны и управляли гидравлическим проходческим щитом, детищем Данцикера, предназначенным для рытья тоннелей в глине и плывунах. В процессе раскопок рабочие нашли челюсть мастодонта, шкатулку с голландскими монетами семнадцатого века и ржавый якорь голландского купеческого судна. Постройка получилась искусным сочетанием широких тоннелей, служивших ярмарочными аллеями, и высоких, открытых вертикальных шахт, крытых армированным бетоном под темно-синим кафелем, напоминающим летнее ночное небо. В достроенном парке с одной стороны имелось большое побережье с белым песком и искусственным океаном – в действительности, громадным мелким бассейном с океанской водой и волновой машиной Данцикера, производившей длинные волны, идеально разбивавшиеся о безупречный пляж. Вдоль пляжа выстроили два огромных отеля, эстраду для оркестра и десяток купален, а на тысячу двести футов от берега тянулся длинный чугунный пирс с магазинами и ресторанами под деревянной крышей. Реалистичности пейзажу добавляли пятьсот чаек, завезенных сверху, однако позже выяснилось, что в подземелье птицам живется несладко, и они рождают больных птенцов с вихляющей походкой и безумными траекториями полета – этих чаек пугались дети, и птиц приходилось заменять новыми чайками и вручную разрисованными пробковыми муляжами. Высоко над пляжем, пирсом, парком и всегда включенными электрическими лампами раскинулось ночное небо из черно-синего кафеля с тысячами мигающих искусственных звезд и сияющей луной, то и дело прятавшейся за медленно плывущими облаками, подсвеченными скрытыми прожекторами.

Постройка подземного парка с декорациями океана, возможно, сама по себе являлась триумфом инженерной мысли, однако Сараби был слишком прозорлив, чтобы рассчитывать лишь на первое впечатление. Подземный парк обладал чертами, резко отличавшими его от верхнего, и после первого восторженного и изумленного потрясения публика не раздражалась и не чувствовала себя обманутой. Помимо четырех новых аттракционов, включая дико популярное «Йо-Йо» – громадное железное йо-йо, подвешенное на толстом тросе на башню и оборудованное сиденьями, – посетители «Погреба Сараби», как добродушно называли новый парк, обнаружили, что многие развлечения и аттракционы являются пародийными или ужесточенными версиями знакомых забав.

К примеру, белая лошадка на карусели оказывалась брыкающимся жеребцом, перед высоким изгибом американских горок вагон сходил с рельсов и летел над двадцатифутовым провалом до продолжения путей (во всяком случае, таково было крайне волнующее ощущение, хотя на самом деле вагоны поддерживались снизу балками на шарнирах). Зеркала комнаты смеха превращали людей в отвратительных пугающих монстров, а чертово колесо, доехав до вершины, медленно падало со своей опоры и каталось туда-сюда по рельсам – так, что нижние кабинки не задевало.

Так же сумасброден был и дизайн – на передних вагонах американских горок были вырезаны драконьи головы, «Старая Мельница» начиналась в оскаленной пасти людоеда, «Пещера с Привидениями» в горе из папье-маше открывалась гротом под охраной тридцатифутовых голых великанш – ноги и руки им обвивали громадные змеи. Театральные мизансцены были мрачнее, актеры-пьянчуги грубее, поддельные проститутки нахальнее – доходило до того, что некоторые завлекали посетителей в задние комнаты, которые оказывались частью «Веселого Дома».