Дверь в сказочный ад - Андрей Попов

– Он наивен, господа! Как он наивен! — произнесла рысь. Казалось, эта реплика была произнесена не столько для других каннибалов, сколь лично для меня.

– Придется ломать дверь, — проворчал медведь. От его вибрирующего баса все вокруг пропиталось зыбкой дрожью. — Я голоден, господа! Я страшно голоден!

Подумать только, «господа»! Эти четвероногие сволочи, как попугаи научившиеся имитировать человеческую речь и напялив на свое вонючее тело барскую одежду, возомнили о себе невесть что!

Удар был внушительный. Пламя свечи покачнулось. Железный засов испуганно скрипнул, но продолжал служить надежной защитой. Следующие два удара оказались еще более отчаянными, словно снаружи прикатили настоящий таран. И тут я впервые усомнился в надежности своего укрытия. Засов, окрашенный ржавчиной, слегка изогнулся, а на крепкой дубовой двери то там, то здесь стали, как грибы, расти шляпки гвоздей.

Хреново…

Мозг снова стал одноклеточным, после каждого удара с моих волос осыпалась их естественная краска, и каждый удар приносил новые преждевременные трещины на лице. Нужно было срочно что-то соображать, но в голове все мысли носились как ошпаренные, кричали наперебой друг другу, и из этих воплей понятно было только одно: бежать отсюда уже некуда.

Совсем хреново…

Я принялся спешно передвигать овощные ящики, баррикадируя ими вход, и в то же время понимая, что занимаюсь бессмысленным делом. Удары достигали такой силы, что было уже не понять, с какой стороны они приходят. Казалось, со всех сторон одновременно. Чьей же тушей можно так долбить? Наверняка, за дело взялся бегемот. И ни одной живой души во всем замке… Все вокруг: стены, потолок, бесформенные ящики вдруг опьянели от вселившегося в них безумия и принялись ходить ходуном. Дверь треснула… От ее измученной плоти отлетели первые щепки. Засов вот-вот будет вырван с корнями полусгнивших гвоздей.

Я жаждал превратиться в математический ноль, свернуться в точку, и больше никогда не претендовать на звание Живущего.

Агония достигала своего апогея, помрачая перед моим взором единственное светило, оставшееся в мире: тот самый маленький огарок свечи с перепугано танцующим пламенем. Комнатушка временами погружалась в полумрак, но после вновь оживала от волшебства воинственного пламени. В какой-то момент (да будет он проклят среди других моментов времени) я понял, что конец неизбежен, забился в угол кладовой и кричал: то были звуки лишенные голоса, слова лишенные смысла и молитвы лишенные своего божества… Дверь уже разболталась настолько, что звериный рев проник внутрь овощехранилища, являясь предтечей самих зверей, незримым присутствием их духа.

Все!!!

Засов был сорван, и дверь, последний раз скрипнув, распахнулась. В этом жалобном скрипе, казалось, был сокрыт возглас: «я сделала все, что могла». Ящики, служившие лишь символической защитой, вмиг перевернулись, и по полу запрыгала испуганная картошка, от беды подальше закатываясь в темные щели. А маленькая настенная свеча, чудом не погасшая, продолжала освещать действо дальнейших событий.

Первым нарисовался медведь: все в том же напыщенном красками королевском платье и в очках. Весь вспотевший он тяжело дышал, глядя мне прямо в глаза.

– Вот он, господа! Сидит, забившись в угол!

Следом вбежала рысь, ее смокинг сильно запылился, цилиндр давно уже слетел с головы и, вероятно, валялся где-то в коридоре. В ее глазах искрилась не столько злость, сколько сладострастное предвкушение еды. Почти тут же раздалось знакомое до тошноты хрюканье. Тряся чуть ли не отваливающимися частями разжиревшего тела, проковыляла свинья. Помню, как блеснули в сумрачном свете золотые сережки в ее ушах. Блеск кинжалов и то показался бы мне более дружелюбным. Следом зашли волк и бегемот. Последний даже здесь не выпускал изо рта свою трубку, отправляя на свободу клубы сизого дыма — духов, в ней обитающих. Кот прыгнул ему на спину и ядовито мяукнул, затем он принялся облизывать свои лапы и морду.

– Что вам от меня надо?? — отчаявшись во всех других средствах, я вновь пытался вступить с ними в диалог. — Вы же умеете говорить! Отвечайте! Что я вам сделал?! Неужели вам больше нечего есть?! Идите в мою конюшню и загрызите коней! В любой деревне без труда найдете множество скотины!.. — на этом месте я запнулся, вспомнив, что ведь со скотиною и говорю. — Да что здесь вообще происходит??

Но звери, совершенно игнорируя мои слова, продолжали разговаривать только между собой.

– Необходимо немножко повременить, чтобы успокоилось дыхание и восстановился аппетит, — рысь слегка оскалилась (или сардонически улыбнулась), демонстрируя лезвия своих клыков.

Бегемот тяжко сопел. Наверняка он являлся главным участником взлома двери. Его массивное, раздутое по всем направлениям тело, сокрытое под ночной пижамой, периодически вздымалось, втягивало в себя воздух и со свистом выпускало его наружу. Свинья, жизнерадостно хрюкая, принялась обнюхивать соленые огурцы из разбитых банок.

– Вот это мы оставим на десерт.

Самый талантливый, самый изысканный из всех кошмаров, пережитых мной в течение жизненного сна, успешно продолжался. И тут я закричал:

– Вы не существуете! Вас просто нет! Вы — лишь намалеванные на холстах изображения, причем, художник, рисовавший вас, был самым настоящим идиотом!

Странно, но звери резко притихли и переглянулись. В их мордах я уловил легкое… изумление. Потом свинья слабо хрюкнула и произнесла:

– Господа, мне это послышалось? Он сказал, будто я не существую, так?

– Именно так!! — уже ревел я, все еще пытаясь завести с ними диалог.

И далее произошло то, от чего у меня отвисли обе челюсти. Рысь вдруг стала печальной, ее скулы дрогнули, и она… заплакала. Из ее глаз потекли самые настоящие слезы, которые она утирала своей лапой. Всхлипывая, она произнесла в сторону бегемота:

– Господа, он меня очень сильно оскорбил! Обидел безо всякой причины. Он сказал, что я какое-то малеванное изображение. Моя тонкая, ранимая душа не может такое пережить! А как же наши пирожки с капустой? А наши сражения с драконом? А то, как мы строили мост через реку? Разве всего этого не было?

«Какие еще пирожки?.. какие, к чертям, драконы?.. что они несут??». Потом я еще что-то кричал, отчаянно призывая своих слуг и до последнего мгновения надеясь, что кто-нибудь из них придет на помощь. Увы!

Рекреация телесных сил у зверей заняла не более полминуты, успокоенные, внешне довольные, внутренне — голодные, все шестеро прожигали меня холодным огнем своих глаз. Все в их образе было звериным, включая клоунаду с одеждой, включая бутафорный человеческий голос, включая жесты и повадки, но только не эти глаза.