Гадюка в сиропе - Дарья Донцова

– Спасибо, Оленька, вы очень помогли мне, – произнесла я, возясь с сапогами.

– Я помогаю не вам, а Лене, – ответила девушка. – Насколько я поняла, вы ищете убийцу Кондрата. А я должок Елене Михайловне возвращаю.

– Какой? – изумилась я.

– Меня на работу в «Мир литературы» сначала взяли стажером, – пояснила девушка, – с испытательным сроком. А когда он закончился, главный редактор сообщил: «Уговоришь Кондрата Разумова дать нам повесть, чтобы из номера в номер печатать, возьму в штат, а если нет, то и расстанемся друзьями». Представляете?

Кондрат, естественно, послал Олю куда подальше. Но девушка все звонила в надежде на то, что он сменит гнев на милость. Потом, набравшись наглости, заявилась к литератору домой и нарвалась на Лену. То ли от усталости, то ли от обиды начинающая журналистка разревелась и выложила все супруге.

– Езжай домой, – велела та. – Успокойся.

Она покорно вернулась к себе. А наутро Кондрат лично приехал в «Мир литературы» и, сунув Ольге тощую папку, буркнул:

– На, плакса, получи повестушку, да скажи Елене Михайловне спасибо. Терпеть не могу газетных публикаций с продолжением.

– Так что теперь мой черед добрые дела совершать, – закончила Оля. – Ясно?

Конечно, как аукнется, так и откликнется.

ГЛАВА 16

Не успела дверь в квартиру распахнуться, как я, памятуя урок, моментально заявила:

– Здравствуйте, девушка. Я корреспондент «Мира литературы», позовите, пожалуйста, маму.

Сухощавая шатенка лет шестидесяти жеманно хихикнула:

– Нора – это я.

– Не может быть! Ой, простите, – залепетал мой язык. – Я думала, госпоже Киселевой за сорок, а вам и двадцати не дашь!

– Душенька, – запела вдовица, – здесь просто темно, вот сейчас войдем в гостиную, и сразу все станет на место.

Меня втолкнули в огромную комнату, забитую антикварной мебелью красного дерева. Изо всех углов выглядывали этажерочки, накрытые кружевными салфеточками, на стенах висели зеркала в пудовых бронзовых рамах, но было чисто, пахло полиролью и французскими духами.

Усадив гостью на широкий, обитый темно-синим шелком диван, хозяйка пристроилась на огромном елизаветинском стуле и поинтересовалась:

– Ну, о чем поболтаем? Зачем я вам понадобилась?

Следовало признать, что шестидесятилетняя дама выглядела безупречно. Волосы подстрижены на самый модный манер и выкрашены в светло-каштановый цвет, кожа гладкая, только у висков пролегли тоненькие «паучьи лапки», рот пухлый и ярко-красный. Лишь глаза выдают истинные годы, молодой, задорный взгляд не купить ни за какие деньги, да и косметические операции тут не помогут. Интересно, сколько раз Нора обращалась к хирургам? По моей оценке, не меньше трех. Круговая пластика лица, коррекция нижних и верхних век, силиконовая инъекция в губы… Очевидно, еще и бюст подтягивала, грудь под свитерком топорщится, словно у девушки. Правда, фигуру она сохранила сама. Никакая липосакция не поможет, если лопать на ночь шоколадное мороженое и сдобные булки с медом. А тело у Норы было безупречное, изящные ноги, которые она не скрывала, нося более чем короткие юбки, не имели признаков варикоза. Значит, она делала еще и склеропластику, чтобы избавиться от тромбофлебита. Талия тонюсенькая, бедра узкие, руки точеные… Только это была не хрупкая стройность восемнадцатилетней девушки, а сухощавость пожилой дамы.

– Ну, милочка, – заулыбалась Нора, – теперь, конечно, вы видите, что мне тридцать пять!

– Невозможно поверить! – с пафосом воскликнула я, отводя взор от ее глаз, как у состарившейся обезьянки. – Невероятно, тридцать пять! Поделитесь секретом вашей молодости, а то я старше вас всего на три года, а выгляжу драной мочалкой.

– Никакой особой тайны нет, – горделиво ответила кокетка, бросая взгляд в одно из многочисленных зеркал. – Просто следует помнить простое правило – никогда и ни о ком не думать плохо, наполнить сердце любовью к людям, помогать друзьям в беде…

«И раз в год ложиться на операционный стол», – про себя докончила я.

Но Нора, довольная произведенным впечатлением, совершенно не подозревала о ехидных мыслях гостьи.

– Ну, слушаю, дорогуша, помогу, если в силах…

Я принялась озвучивать придуманную по дороге историю. Меня взяли в «Мир литературы» стажером, и я должна доказать, что уверенно ориентируюсь не только в водовороте книжных новинок, но и в среде самих писателей. Главному редактору на стол попала новая рукопись Кондрата Разумова. И вот теперь мое начальство хочет, чтобы я открыла читателям тайну зашифрованных имен. Вот, например, Нинель Молотобойцева…

– Нинка Кузнецова, – взвизгнула Нора. – Ну такая дрянь, пробы поставить негде! Работает в Союзе писателей. Сейчас вообще черт-те что происходит! Раньше творческое объединение литераторов было одно – Союз писателей СССР, ясно и понятно, а сейчас их расплодилась целая куча. По-моему, семь или восемь. Ей-богу, нет столько литераторов, сколько союзов. Представляете, даже я про всех не знаю! Но Нинка еще из старых аппаратчиц. Знаете, в прежние годы, ну, к примеру, в 1975-м, придешь в московское отделение, а там сплошь женщины около тридцати работают. Зарплата крошечная, чего сидят? А ответ прост. Хотят за писателя замуж выйти. На какие только ухищрения не пускались, прямо на рабочем месте… Бывало, везло кое-кому, вот один известный поэт всю жизнь прожил с буфетчицей из ЦДЛ в гражданском браке… Кое-кто женился на нахалках по-настоящему, но Нинке приходилось охотиться в другом лесу. Наши прозаики и поэты не желали с ней связываться.

– Почему?

– Дорогуша, дурная слава далеко впереди бежит, – сплетничала Нора. – Знаете, какие она штуки с мужьями проделывала?

Мне пришлось еще раз выслушать историю про обмен квартир.

– А Владимир Кошельков – это кто? – быстро вставила я, когда Нора перевела дух.

– Кошельков, Кошельков, – забормотала дама, поправляя прическу. – Кошельков! Ну конечно, Владлен Кошель, ударение на «о», Коґшель, а не Кошеґль. Такой мерзавец! Совершенно аморальный тип.

– Да ну? – изобразила я удивление. – Неужели?

– Слушайте, – азартно выкрикнула Нора. – Все расскажу!

Владлен Кошель снискал в писательской среде сомнительную славу «объедалы». Целыми днями мужик просиживал в холле Центрального дома литераторов, поджидая знакомых, собирающихся трапезничать. Ловил подходящий момент и с распростертыми объятиями кидался к «коллеге»: «Дорогой, давно не виделись…» – Потом без долгих колебаний садился за столик и спрашивал: «Не прогоните, посижу с вами…»

Самое интересное, что хитрый мужик точно знал, к кому набиваться. Всегда выбирал мужчин, пришедших с молоденькими девушками. Кто же захочет выглядеть в глазах дамы жмотом! Если подходящей кандидатуры в ресторане не находилось, Владлен не унывал и шел в кафетерий. Словом, так и жил, не тратясь на еду и сигареты. Пару раз особо нервные знакомые вламывали наглецу в туалете по зубам, но Кошель не обижался и продолжал в таком же духе.

Правда, следует отметить, что за чужой счет питался он только тогда, когда был, так сказать, в простое. Потому что, как правило, Владлена обеспечивали дамы. Он находил себе любовниц вне писательской среды, в основном его жертвами становились дочери военных, хорошо обеспеченные мадемуазели около сорока лет. Им Кошель мог беззастенчиво врать про создание гениальной поэмы «Руки любимой» и про подлых интриганов, из-за происков которых нетленные стихи его не хотят печатать.

Неискушенные тетки первое время верили, покупали ему костюмы, белье, кормили, поили и селили любовника на своих роскошных, оставшихся от папенек-генералов, дачах. Потом трезвели и выгоняли альфонса.

Но в 1988 году Кошель женился на Свете Рогачевой, не обратив внимания на то, что невеста старше его на целых пятнадцать лет. Прожил он с «молодой» женой пять годков, и тут из города Парижа приехала ее родная дочь, Анюта. Несмотря на юный возраст, она уже была вдовой, причем чьей! Ее покойный супруг, месье Дюпон, считался одним из богатейших людей Франции. Но рак не щадит никого, и Анюта стала единоличной владелицей огромного состояния.

Владлен моментально смекнул, что к чему, и начал танковую атаку. Поскольку в любовных баталиях он был опытным воином, то вражеская крепость сдалась почти без боя. Света чуть не умерла от разрыва сердца, узнав истину, и попыталась рассказать дочери правду об ее избраннике. Но та не хотела ничего слушать. Между матерью и дочерью разгорелся скандал. Владлен мигом развелся, тут же женился на юной вдове и отбыл на берега Сены, где и проживает до сегодняшнего дня в полном благополучии, издает за свой счет стихи, тратит состояние, нажитое Дюпоном, и чувствует себя великолепно. Бывшую жену он вычеркнул из своей жизни, Анюта тоже не поддерживала никаких отношений с матерью. Света умерла год тому назад от инсульта в полной нищете. Говорят, ходила собирать у метро пустые бутылки.