Конноры и Хранители - Олег Авраменко

Марика смотрела на Кейта широко распахнутыми от изумления глазами. Она заметила, что не дышит, лишь когда почувствовала стеснение в груди и лёгкое головокружение. Судорожно выдохнув, она жадно вдохнула свежий воздух и закашлялась.

— Что... что ты хочешь этим сказать?

Кейт подошёл к кушетке и присел на её край. Его лицо выражало крайнее замешательство и даже испуг.

— Я не должен был это говорить, но... будь осторожна, Марика. Твоя легенда белыми нитками шита. В Нови-Саде нет улицы, на которой якобы живут твои дедушка и бабушка, а в консульском отделе посольства Сербии и слыхом не слыхивали ни о какой Марике Мышкович. Местной полиции об этом известно, но она предпочитает закрывать глаза на твой нелегальный статус в Британии, ведь покровительствующий тебе сэр Генри — весьма уважаемый член общества. Поэтому, если ты не будешь сильно светиться, проблем с полицией у тебя не возникнет. Однако есть и другие люди... — Кейт умолк, так и не закончив свою мысль.

— Что за люди? — взволнованно спросила Марика. Голос её предательски дрожал.

Кейт молчал долго, и Марика уже решила, что он не ответит.

Но Кейт ответил. Он заговорил тихо, почти шёпотом, будто боясь, что их могут подслушать:

— Эти люди хотят знать, кто ты на самом деле и откуда такая взялась. Это очень любознательные люди. И очень проницательные. К тому же они обладают огромной властью. Они ещё не знают, где находится твоя родина, но вскоре могут узнать. Это не бахвальство и не угроза — это констатация факта.

После некоторых колебаний Марика присела на кушетку рядом с Кейтом. Она поступила так главным образом потому, что ноги держали её не очень уверенно, а во всём теле чувствовалась слабость. Ей было страшно. Но вовсе не оттого, что её история с несуществующими родственниками в сербском Нови-Саде оказалась такой уязвимой. Марика с самого начала понимала, что рано или поздно иммиграционные власти всерьёз заинтересуются ею, и их не удовлетворит та нехитрая сказка, которой сэр Генри потчевал своих знакомых, включая начальника полиции графства. Но представителей закона она не боялась: в конце концов, взамен старой сказки всегда можно сочинить новую. Да и что, собственно, ей могут сделать? Аж ничего! В самом крайнем случае придётся повозиться с получением вида на жительство, а тем временем сэр Генри официально удочерит её. Кстати сказать, он уже загорелся этой идеей.

А вот довольно прозрачный намёк, явственно сквозивший в рассказе Кейта о событиях тридцатилетней давности, не на шутку испугал Марику. Слишком уж близко он подобрался к правде — к той правде, которая даже в самом кошмарном сне не приснится чиновникам из иммиграционной службы...

И ещё упоминание о каких-то других людях. Очень влиятельных и очень любознательных — опасное сочетание качеств. «Кто ты на самом деле и откуда такая взялась...» Именно — такая. Марика уловила этот, казалось бы незначительный, нюанс в постановке вопроса: не «кто ты такая», а «откуда такая»...

Кейт сидел, понурившись, и избегал глядеть на Марику.

— Расскажи мне об этих людях, — немного успокоившись, попросила она. — Кто они? Что им от меня нужно?

— Я... я не могу... — Кейт продолжал угрюмо глядеть себе под ноги. — Не могу сказать...

— Почему? Ты не доверяешь мне? — Марика положила руку ему на плечо и произнесла с нажимом: — Но если ты действительно любишь меня, то должен мне доверять.

Кейт наконец поднял голову, пристально поглядел ей в глаза и грустно усмехнулся.

— Ну вот! Теперь уже ты заговорила о любви, — сказал он с горечью. — Всего лишь пару минут назад ты и слышать не хотела об этом, а когда припекло... Что ж это выходит — мне позволено любить тебя только тогда, когда тебе это выгодно?

— Я совсем не это имела в виду, Кейт. Я лишь хотела сказать...

— Я знаю, что ты хотела сказать. Глубина и искренность чувств определяют степень доверия к человеку. Но, если следовать такой логике, то доверие должно быть взаимным... как, собственно, и чувства. Не будем говорить о любви, возьмём нашу дружбу — надеюсь, хоть она-то взаимна. Значит, ты должна доверять мне в той же мере, как и я тебе. Ты требуешь от меня полного доверия, а раз так, то... — Кейт умолк на секунду, набираясь решительности. — Покажи, насколько ты сама доверяешь мне. Для начала, ты можешь сказать мне чистую правду о себе: кто ты и откуда?

Логика Кейта была неуязвимой. Марика даже растерялась. И в растерянности ляпнула первое, что пришло ей в голову:

— А почему это я должна начинать? Начни ты. В конце концов, ты же мужчина.

Кейт смерил её долгим взглядом.

— Во-первых, — медленно проговорил он, — я уже начал. Теперь твой черёд. А во-вторых, ты, по крайней мере, знаешь, кто я и откуда, где живу, где родился, где учился, кто мои родители... Ну, так что?

Марика молчала. Она по-прежнему не могла найти изъяна в рассуждениях Кейта. Разумеется, можно было бы возразить, что он знает (или догадывается) о таких вещах, о которых обыкновенный человек (за коего он себя выдаёт) знать никак не может. Но Кейту не составило бы труда отмести это возражение — вернее, придирку. Он уже ясно дал ей понять, что он не совсем обыкновенный человек.

Так и не дождавшись ответа Марики, Кейт встал с кушетки и вновь подошёл к зеркалу. Пальцами правой руки он в нужном месте прикоснулся к внешней стороне рамы, раздался тихий щелчок потайного замка, и дверь открылась.

Затаив дыхание, Марика следила за действиями Кейта. А он, даже не оглянувшись, достал из кармана маленький фонарик, включил его и шагнул в проём. Вскоре послышались его осторожные шаги по ведущей в подземелье каменной лестнице, затем — скрип отворяемой двери на заржавевших, плохо смазанных петлях.

Марике очень хотелось узнать, что же он задумал. Её так и подмывало последовать за ним, но она сдержала свой порыв. Марика понимала, что именно на это Кейт рассчитывает, и решила не доставлять ему такого удовольствия. Она твёрдо постановила себе, что не сдвинется с места, хоть что бы там не случилось.

Впрочем, ей не пришлось долго ждать. Две или три минуты спустя Кейт вернулся в библиотеку, на ходу отряхивая пыль со своего дорогого костюма. По-прежнему не глядя на Марику, он водворил зеркало на место, придирчиво осмотрел в нём своё отражение, поправил пиджак и лишь тогда обратился к ней:

— Пожалуй, мне пора уезжать. — Он сделал паузу, затем спросил: — Ты не очень злишься на меня?

— Нет, — немного подумав, ответила Марика. — Я не злюсь, а просто... просто я потрясена.