Бесстрашные - Михаэль Цвик

– Швиль! Швиль! Одно слово! – умоляюще кричал Ронделль, но Швиль был как одержимый. Опасность, в которой он находился все время, сделала его бесчувственным. Нет, теперь не было никакой пощады.

Швиль ударил в третий раз и с еще большей силой, чем прежде. Стало тихо, ничто не шевелилось, и это мгновение Швиль использовал для того, чтобы поднять с пола револьвер. Так, теперь он был в перевесе. Без оружия он еще не решался подойти к Ронделлю: неподвижность лежащего могла быть ловушкой.

– Выходите, или я буду стрелять, – крикнул он Ронделлю, ничего не видя в пыли.

Ничего не шевельнулось. В этой комнате было совершенно тихо: только в соседней ревел безумный Ллойд. Их борьба, которую он слышал, но не видел, по-видимому, еще больше взволновала его.

– Я буду стрелять, если вы сейчас же не выйдете, – повторил Швиль, и когда и на этот раз не получил ответа, взял из угла лампу. Осветив разрушенную колесницу, он наконец увидел Ронделля. Тот лежал с залитым кровью лицом и широко открытыми глазами.

– Боже, неужели он умер! – вскричал Швиль и, наклонившись, приложил ухо к его сердцу. Сердце билось, он был жив. Швиль облегченно вздохнул. Он не хотел стать убийцей, даже если дело шло о его жизни.

Он побежал в коридор, принес веревок и обвязал ими Ронделля. Потом с большим усилием перетащил его в соседнюю комнату и положил на матрац. Затем осмотрел радиста и убедился, что нанес ему в голову большую рану. Но он не испытывал раскаяния, наоборот, его охватила радость. Он, один, был здесь теперь господином. Золотой клад и сокровища, находящиеся за толстыми стенами, были теперь в безопасности от Марлен и ее варваров. Что его жизни теперь больше ничего не угрожало со стороны Ронделля и Пионтковского, об этом Швиль даже и не подумал. Исследователь взял в нем верх над всеми остальными.

Ронделль лежал еще без движения, с закрытыми глазами. Швиль влил ему в рот немного коньяку и смочил им же виски. Раздался глубокий вздох, и вскоре раненый с удивлением взглянул на сидящего рядом с ним Швиля. Он хотел подняться, но сразу же заметил, что связан по рукам и ногам.

– Игра счастья, не правда ли, господин Ронделль? – спросил Швиль.

– Пионтковский! – крикнул радист изо всех сил, не обращая внимания на Швиля.

– Не трудитесь. Ваш коллега находится в таком же положении, как и вы; между прочим, если вы так стремитесь его видеть, то я могу принести его. Мне это нетрудно.

С этими словами он поднялся и исчез в коридоре. Доктор тоже пришел в сознание; он слышал крики о помощи своего друга, но рот его был заткнут кляпом, и это не позволило ему подать признаки жизни.

– Ну, уже проснулись? Хорошо спали, милый доктор? – радостно спросил Швиль, вынимая платок из его рта. Пионтковский глубоко вздохнул и в ужасе крикнул:

– Ронделль! На помощь!

– Не волнуйтесь. Господин Ронделль уже ждет вас, но, к сожалению, не с распростертыми объятиями, так как его руки так же хорошо связаны, как и ваши.

– Что это значит? Вы тоже сошли с ума? – боязливо спросил Пионтковский.

– Нет, совсем наоборот, я тогда был безумным, когда предал в руки ваших коллег свою судьбу и все те сокровища, которые находятся здесь. Между прочим, господин доктор, мне надо с вами еще серьезно поговорить. У нас с вами найдутся, наверное, общие воспоминания, а ведь это всегда приятно, не так ли?

С этими словами Швиль поднял его с пола и перетащил к Ронделлю.

– Я кажусь самому себе нянькой, – сказал Швиль, тяжело дыша. Он не мог даже в этом положении отказаться от своего природного юмора.

– Итак, теперь у вас есть общество, – обратился он к Ронделлю и положил Пионтковского рядом с ним на матрац: затем, взяв банку с консервами, он с большим аппетитом принялся закусывать.

– Швиль, вы раскаетесь в этом, – начал Пионтковский. – Вы забываете, что мы вскоре будем освобождены нашими друзьями – можете себе представить ваше положение, когда они найдут нас тут связанными?

– Господин доктор, я не люблю, когда мне мешают во время обеда: сегодня первый раз в течение нескольких дней я ем с аппетитом и в прекрасном настроении; с вашей стороны весьма некорректно лишать меня хорошего расположения духа своими словами. Может быть, вы подождете, пока я закончу?

Затем Швиль удобно уселся на ящик и закурил сигарету.

– Итак, господин Кубачи, а теперь я к вашим услугам.

При этом имени доктор хотел приподняться, но веревки не позволили ему сделать этого.

– Удивлены, а? Я обыскал ваш чемодан и нашел там бумаги. Может быть, вы объясните мне, господин Кубачи, что вы делали в саду графа Риволли в ночь на второе августа? Вы молчите? С каким удовольствием я бы плюнул вам в лицо, мерзавец! Но я не могу скверно обращаться со связанным человеком. Вы спокойно дали мне идти на виселицу, с чистой совестью. Вы – убийца моего друга, графа Риволли.

– Я не убил его. Это ложь! – вскричал Пионтковский.

– Я спрашиваю вас еще раз: что вы делали тогда в саду, и почему на дороге ждал автомобиль?

Вместо ответа Пионтковский повернулся лицом к стене и замолчал. Больше он не произнес ни слова.

– Вы молчите? Хорошо. На суде вы обретете дар речи. Теперь вы видите, кто из нас двух должен больше бояться освобождения из этой гробницы. Мне кажется, что вы должны будете сунуть голову в петлю. Но мне кажется также, что и ваш друг Ронделль тоже будет повешен. Наверное, и у него есть свои счеты с правосудием: каким бы образом он мог иначе пользоваться таким доверием вашей уважаемой Марлен? Нечего сказать, хорошенькое общество эти «Бесстрашные».

– Я хочу выйти! Выпустите нас! – снова начал кричать сумасшедший Ллойд. Перед этим он лежал некоторое время спокойно.

– Ну, тот по крайней мере дешево отделался: ему заменят виселицу сумасшедшим домом – счастье небольшое, но не так уж скверно, – спокойно заметил Швиль.

– Я делаю вам предложение, – повернулся Пионтковский к Швилю.

– Любопытно узнать, почтеннейший.

– Вы развяжете нас и за это…

– Не трудитесь дальше, – ответил Швиль, – Вы будете освобождены только полицией, если это можно будет назвать освобождением, – поправился он.

– В таком случае развяжите, по крайней мере, хоть Ронделля, чтобы он мог столковаться с внешним миром и чтобы нас вытащили из этой могилы, ведь вы можете не давать ему оружия.

– Тоже нет, потому что с сегодняшнего дня я здесь хозяин, и кроме меня никто не будет пользоваться приемником. Я в этой области далеко не новичок. Вы убедитесь в этом, – обернулся Швиль к Ронделлю. – Несмотря на то, что пользовались телефоном и приемником только ночью, когда я спал, я точно знаю, где он находится. А теперь я заслужил спокойный сон, – прибавил Швиль и, принеся из коридора два тяжелых кольца, висевших на массивных крюках, стал вбивать их в стену около матраца Пионтковского.