Россия и европейский империализм - Владимир Владимирович Василик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Великий день Бородина
Мы, братской тризной поминая,
Твердили: «Шли же племена,
Бедой России угрожая;
Не вся ль Европа тут была?
А чья звезда ее вела!…
Знакомый пир их манит вновь,
Хмельна для них Славянов кровь,
Но тяжко будет им похмелье».[203]
В завершение поставим вопрос: чем все-таки являлся образ Наполеона-антихриста – только ли правительственной агиткой, одним из орудий информационной войны, или он все же обладает определенной объективностью и отражает известного рода историческую реальность? Внимательное изучение источников наполеоновской эпохи принуждает нас склоняться ко второму ответу – естественно, не в том плане, что в Наполеоне «было два естества – человеческое и демонское», но в том, что способ действия Наполеона действительно являлся антихристианским и антицерковным, в особенности – в православной России. Сожженные и разграбленные церкви в Москве, пляски наполеоновских солдат на антиминсах, стрельба по иконам[204] и попытки при оставлении Москвы взорвать Кремль[205] говорят сами за себя, они являются последовательным продолжением революционных кощунств, разрушений и мерзостей в католической Франции 1792–1794 года. В этом Наполеон достойным наследником «мятежной вольности».
И надлежит со всей серьезностью поставить вопрос: кто был более цивилизованным – наполеоновский ли солдат, который осквернял в Московском Кремле гробницы царей и святителей, или русский солдат и офицер, который с непокрытой головой стоял в Нотр Даме на мессе памяти казненного Людовика XVI?
В традиционный образ антихриста вписывается и неутолимая жажда всемирного господства, которая двигала Наполеоном. Все или ничего, таков был его девиз[206], являвшийся пружиной его военного деспотизма. Отчасти он объясняется интересами буржуазии[207], отчасти – волей армии и нелегитимностью его власти…[208]. Но в этой воле к мировому могуществу есть необъяснимый иррациональный остаток.
Наконец, не будем забывать, что антихрист предания, это еще и убийца. Убийцей открыто называет Наполеона Пушкин:
Мятежной вольности наследник и убийца.
Сей хладный кровопийца.
Последнее определение как нельзя лучше передает характер Наполеона, этого «убийцы-миллионера»[209]. Общие потери от наполеоновский войн, по далеко неполным подсчетам насчитывают 4 миллиона человек только на французской стороне[210], противники Наполеона потеряли гораздо больше, вероятно – не менее пяти-шести миллионов; общее число жертв – девять-десять миллионов соответствует потерям Первой мировой войны. При этом судьба неоднократно давала ему шанс остановиться: после Амьенского Мира, после Тильзита и, наконец, в 1813–1814 году, когда союзники неоднократно предлагали ему мир. Но мир ему нужен не был: он противоречил всей его натуре военного диктатора и системе созданной им власти. Соответственно, все эти десять миллиона убитых – на совести Наполеона, которая, судя по всему совершенно не мучила его[211].
Почти все походы Наполеона в той или иной степени отмечены вопиющими нарушениями международного права, попранием законов Божеских и человеческих, массовой гибелью мирного населения (особенно в Испании и в России), расправами над ранеными и пленными (особенно во время русского похода)[212]. С точки зрения международного права (как XIX в., так и современного) Наполеон, несомненно, являлся крупнейшим военным преступником. То, что ему вначале даровали остров Эльбу, а затем держали в очень хороших условиях на о. св. Елены показывает достаточную либеральность союзников, в наше время Наполеон попал бы на скамью подсудимых в Гаагском трибунале.
Популярность культа Бонапарта в европейской мысли XIX в. и даже попытки создать образ Наполеона-Христа связаны с определенным «каиническим комплексом»: те же поэты, что воспевали Наполеона, были певцами Каина и Люцифера. К чему привела «каиническая традиция» в новоевропейской литературе и мысли – известно: к двум мировым войнам, кровавой революции и террору в России. В нашу эпоху, отмеченной попыткой пойти по стопам Наполеона и построить новую глобальную империю – и не только силой денег и действием политических информационных технологий, но и силою оружия, как никогда актуальны слова Л. Н. Толстого, сказанные о Бонапарте: «Для нас с данной нам Христом мерою хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды».
В Париже росс…
31 марта решением Государственной Думы объявлено Днем воинской славы. В этом году мы отмечаем 200-летие со дня вступления союзных – и прежде всего русских – войск в Париж. Заграничные походы русской армии и «весна народов» явились логическим продолжением «грозы двенадцатого года»: только благодаря ей была создана антинаполеоновская коалиция, в которую объединились Россия, Пруссия, Австрия, Швеция, Англия.
В кампании 1813 года поражения для союзников чередовались победами: после неудачной Дрезденской битвы был Кульм, а затем – «Битва народов» под Лейпцигом, где Наполеон потерял в общей сложности 100 тысяч человек (убитыми и перешедшими на сторону врага). После разгрома наполеоновской армии при Лейпциге (18–19 октября 1813 года) союзники освободили Германию, Голландию, Испанию, Италию и в ночь на 1 января 1814 года пересекли границу Франции. Но Наполеон не сдавался. Несмотря на численный перевес союзных войск, он наносил тяжелые удары: битвы при Шампобере, Монмирале, Шато-Тьерри и Вошане (26 января – 2 февраля по ст. ст. 1814 года) закончились победами Наполеона. Однако союзникам удалось нанести поражение наполеоновским войскам при Лаоне 25–26 февраля (9–10 марта) и при Арси-сюр-Обе 8–9 (20–21) марта.
А. Кившенко. Вступление русских в Париж. Картина 1880 г.
После этого под влиянием императора Александра I союзники решились идти на Париж. Окончательно убедил их в необходимости этого советник императора Александра корсиканец Поццо ди Борго, личный враг Наполеона. Вот его слова: «Вступая в битву с Наполеоном, вы всегда рискуете быть битыми… Военное могущество его еще очень велико. Но политического могущества Наполеона более не существует. Военный деспотизм был принят как благо на следующий день после революции, но ныне он стал нетерпим». И действительно, как во Франции, так и в Европе по приказу Наполеона были установлены новые административные нравы и полицейские порядки: поощрялось шпионство и доносы, практиковалось вскрытие частной переписки, подслушивание разговоров, была введена строгая цензура, стеснена книжная торговля, повсюду шли бессудные расправы. Сама Франция устала от рекрутских наборов, реквизиций, кровопролитных войн.
