Повести и рассказы - Леонид Пантелеев

Бросил немец пробку в ванну. Звякнул металл. Видит Петька – нагнулся немец за мочалкой. Сейчас мочалку поднимет, а под мочалкой… Ах!

Не долго думая, рухнул Петька на пол и заорал благим матом:

– У-о-о-ой! Кинулся к нему немец:

– Что с тобой? А? Что с тобой?

А Петька орать не перестает, бьется бедняга в ужасном припадке.

– У-о-ой! – орет.

Заметался тут немец. Забегал. Стул уронил и выбежал вон.

Бросился Петька к мочалке. Так и есть – лежат под мочалкой часики.

Схватил Петька часики, воду стер, полюбовался – солнышко на ладошке горит… Полюбовался Петька и сунул солнце в новый казенный карман.

Только сунул – немец вбегает. С пузырьком в руках вбегает.

– Нюхай! – кричит. – Нюхай скорей нашатырного спирта.

Закачался Петька, понюхал из пузырька, чихнул и в себя пришел.

Быстро напялил на себя остальную одежду, ботинки надел, каблуком прихлопнул. Жмут слегка новые полсапожки, да ничего – приоделся зато Петька чистым пижоном. И кушак застегнул. И волосы пригладил.

«Эх, – думает, – жалко, зеркала нет. Поглядеться бы, каков я мальчик».

– Идем обедать, – сказал немец.

Только вышли они в коридор – звонок. Бежит звонок по всем этажам. С шумом несутся ребята по коридорам. С топотом, с гиком.

– Обедать! – кричат. – Обедать!

Петьку чуть не уронили, затолкали, поволокли. Потерял Петька немца…

Растерялся – не знает, что делать. И вдруг видит чернявенького парнишку, того, что в конторе звезду рисовал. И тот Петюшку увидел. Улыбнулся, рукой махнул.

– К нам! – кричит. – В нашу группу! Побежали вместе. Вбегают в приютскую столовую.

А там уж ребят видимо-невидимо. За столами ребята сидят, а на столах оловянные миски дымятся. Вкусно дымятся. У Петьки даже нос зачесался, в коленки дрожь прошла.

Сели обедать.

Шумят ребята, ложками размахивают, хлебными корками перебрасываются. А Петька на суп насел. Шутка ли: парень два дня пищи не нюхал, всего-то за два дня пончик с повидлом съел. Ясно – с жадностью ест, алчно.

Не соврал немец: после супа кашу подают. Гречневую с маслом. Петька кашу подзавернул в два счета. Киселя дали – кисель съел и миску облизал.

Ребята, которые рядом сидят, смеются. Особенно один, одноглазый, с черной повязкой на лбу… Тот прямо издевается.

– Ну и обжора, – говорит. – Ну и горазд лопать. Слон, ей-богу, и то меньше ест.

Смеются ребята. Обидно Петьке. Терпел он, терпел – и не вытерпел. Облизал свою оловянную ложку, посмотрел одноглазому в нахальный его глаз и, размахнувшись, ударил одноглазого ложкой по лбу.

Ужасно закричал одноглазый. Зашумели ребята. Федор Иваныч прибежал.

Одноглазый плачет и кулаком растирает свой лоб, а на лбу – шишка.

– Кто тебя так? – спрашивает Федор Иваныч.

– Вот, – показывает одноглазый на Петьку. – Вот этот… Ложкой.

Строго посмотрел Федор Иваныч на Петьку.

– Встань, – сказал. – Встань, тебе говорят. Встал Петька, смотрит исподлобья.

– Чего, дескать, надо?

– Та к, – сказал Федор Иваныч. – Та к. А теперь выйди вон.

Не понял Петька – пошел за заведующим. И когда выходил из столовой, услышал за спиной:

– Федор Иваныч! Новенький не виноват. Голос знакомый – чернявенький крикнул. Вышли они в коридор.

– Так, – сказал Федор Иваныч. – Слушай, что я тебе скажу… Драться нельзя. Так. На улице можно было драться, у нас нельзя. Понял? А в наказание стань здесь и стой, пока обед не кончится.

Повернулся Федор Иваныч и пошел по коридору.

А тут как раз и обед кончился. Выбежали ребята из столовой. Бегут ребята мимо Петьки. Петька к стене прижался… Бегут. Одноглазый пробежал. Язык показал Петьке. Чернявенький пробежал, крикнул:

– Купаться пойдешь? Встрепенулся Петька:

– Куда купаться?

– На речку к Кордону… Вся наша группа идет. Айда?

– Айда! – говорит.

Побежал вместе с чернявеньким. А чернявенький на ходу говорит:

– Ты, – говорит, – с Пятаковым не дерись… Если он драться будет – не дерись, а заявляй прямо в шус, в школьный совет.

«Ладно, – думает Петька, – некогда мне в шусы заявлять. Я сейчас на Кордоне буду… До свиданьица».

Вбежали они в огромный зал. Ребят в этом зале видимо-невидимо. Строятся ребята, как солдаты, в два ряда. Бородатый дядя с палкой в руке командует.

– Смирно! – командует. – Равнение направо!

Стал и Петька. Тоже по-солдатски вытянулся. Равнение направо взял.

А тут входит в зал Федор Иваныч. Вошел, осмотрел ребят. Кому-то кушак поправить велел, кому-то лицо вымыть. Петьку увидел, брови поднял.

– Как, – спрашивает, – и новенький идет? Нет, – говорит, – новенькому сегодня идти нельзя. Пусть отдохнет.

Одноглазого увидел.

– А также, – говорит, – и Пятаков пусть выйдет. За такое поведение – без купания.

Заплакал одноглазый. Из строя вышел.

И Петька вышел, но не заплакал.

Грустный только Петька стоит.

Вот парами прошли ребята мимо. В ногу прошли:

– Левой! Левой!

Вот ушли. Подошел к Петьке Федор Иваныч, похлопал Петьку по плечу.

– Так, – говорит, – не унывай, брат. Сживемся. У нас не очень плохо ребята живут. А только драться нельзя. Так. Иди во двор играть. Ну! Веселее!

Пошел Петька во двор.

Там ребята, которые купаться не пошли, в рюхи играют. Петьку приглашают вместе играть. Усмехнулся Петька.

– Не играю, – говорит. – Детская забава! Отошел Петька в сторону, к забору, и сел у забора на мелкий щебень.

Сидит и думает: «Что делать? Как действовать?» А вокруг вечереет. Туман поднимается, солнце заходит. И ребята вдали в рюхи играют. Звенят голоса их:

– Сбил! Попа сбил!

– Врешь! В городе поп…

И гладкие рюхи летают в воздухе, с грохотом прыгают по земле.

А Петька думает: «Смыться я, конечно, смоюсь. Слов нет. Но только часики при себе держать опасно. С ними греха наживешь. Мало ли что… Может быть, здесь ежедневно белье сжигают… Нет. Спрятать надо часы до поры до времени».

Решил Петька спрятать часы. Решил закопать их в землю, пока не подойдет время бежать. А бежать задумал в эту же ночь.

Лег Петька на живот, огляделся. Ребята в рюхи играют, попов каких-то бьют. Воспитатель сидит, книжку читает. Никто на Петьку не смотрит.

Вынул Петька часы. И вдруг любопытно стало. Захотелось взглянуть – какие они изнутри?

Крышку открыл, а под крышкой еще крышка. А на крышке две черных буквы: С. К. А под крышкой – стекло. И под стеклом – стрелки.

В черном кружочке секунды бегают. А часы и минуты идут незаметно: смотришь – на месте стоят, отвернешься – подвинулись. Семь часов без одной минуты на Петькиных часах.

Разгреб Петька щебень у самого забора, ямку глубокую до локтя вырыл. Защелкнул часы, плотно обвязал их тряпкой и сунул в ямку. Ямку закопал, рукой притоптал, щебнем засыпал. Чтоб место не забыть, прутик небольшой воткнул.

Потом улегся, положил голову на место, где клад закопал, – мечтать стал. И все об одном:

«Чухонку куплю. С барашком. Ножик куплю. Наган, может быть, куплю… Конфеток каких-нибудь с начинкой. Яблок…»

Опять замечтался Петька и снова грустить перестал.

Когда ребята с купания пришли, чай пить в столовой сели. Петька на одноглазого внимания не обращал, хотя тот и снова издеваться начал. Зато за Петьку чернявенький заступился.

– Брось, Пятаков, – сказал чернявенький. – Мало тебе досталось от новичка? Еще хочешь?

Притих Пятаков одноглазый.

После чая ребята все, и большие и маленькие, во дворе играли в лапту. И Петьке весело было. Играть не умел он, правда, а то сыграл бы для компании. Весело было Петьке.

Когда стемнело совсем и звезды на небе зажглись, снова звонок зазвенел. Воспитатель встал и крикнул зычно:

– Спать, ребята! Поплелись ребята в спальню.

Спальня огромная, полутемная. Стены белые, и на лампах молочные колпаки. И всюду кровати рядами стоят, как в больнице.

Чернявенький Петьке койку показал:

– Вот, – говорит, – тебе приготовлено, со мной рядом спать будешь.

Поглядел Петька, и даже страшно стало.

«Неужели, – думает, – мне спать здесь придется?»

На кровати простыночки разные, одеяло серое мохнатое, подушки чистые, полотенце в головах.

Разделся Петька, улегся как порядочный и в одеяло завернулся.

«Вот, – думает, – увидели бы меня кордонские ребята, каким я… Посмеялись бы… А между прочим, не плохо так поспать».

Потом подумал Петька:

«Ночью непременно бежать надо».

Но ночью не убежал Петька. Где там! Не до бегов было. Как заснул, так и проспал до утра. Шутка ли: утомился небось…

Дергает кто-то Петьку за ногу. Прячет Петька ногу под одеяло, брыкается… Но кто-то снова начинает тормошить его, кто-то дергает его за плечи. Поднимает Петька голову и видит сонными глазами – стоит у его койки Федор Иваныч. Будит Федор Иваныч Петьку. Лицо у Федора Иваныча серьезное, шевелит Федор Иваныч бровями.

А ребята спят еще. Храп веселый по спальне идет… Еще не совсем светло.