Пьесы (сборник) - Уильям Йейтс

КУХУЛИН.

Да, против. Конхобар велел сражаться.В тот день я в верности ему поклялсяИ клятве изменил, сказал о сходстве,Но кто-то речь завел о колдунах,И я решил, что сходство – их работа,Мы стали драться, я убил его,Потом сошел с ума и с волнамиСражался.

АЙФЕ.

Я была непобедима,А ты забрал мой меч, меня же бросилОдну в горах, но я тебя нашла,Я девою легла с тобою рядомИ ненависть узнала, как ушел ты,И поклялась убить тебя во сне,Но сына ночью родила меж черныхДвух тёрнов.

КУХУЛИН.

Я тебя не понимаю.

АЙФЕ.

Умрешь ты скоро!Идет к нам кто-то.Селянин, верно. Он тебя увидитИ, беззащитный, содрогнется в страхе.А я исчезну, правда, я ещеКое о чем тебя спросить хочу.

Айфе уходит. Появляется Слепец из пьесы «На берегу Байле». Он водит вокруг себя палкой, пока не находит камень, тогда кладет палку на землю, наклоняется, касается рукой ноги Кухулина, ощупывает его ноги.

СЛЕПЕЦ.

Ой! Ой!

КУХУЛИН.

Я помню, ты – слепой СТАРИК.

СЛЕПЕЦ.

Слепой старик, БРОДЯГА. Да. А ты кто?

КУХУЛИН.

Я – Кухулин.

СЛЕПЕЦ.

Болтают, ранен ты.Когда сражался ты на Байле-бреге,Стоял я между Дураком и морем.Твои запястья связаны по-женски.С утра я тут брожу с моею палкой,Потом услышал голоса, просить стал,Потом узнал, что я в шатре у Медб,Мне приказал, по голосу, верзила,Чтоб Кухулина голову принесВ мешке, и мне дадут двенадцать пенсов.Я взял мешок на кухне возле двери,И мне сказали, где тебя искать,Не думал обернуться я до ночи,Ан нет, счастливый выпал мне денек.

КУХУЛИН.

Двенадцать пенсов!

СЛЕПЕЦ.

Я б не согласился,Не прикажи мне королева Медб.

КУХУЛИН.

Двенадцать пенсов! Это ль не причина,Чтобы убить? А нож ты наточил?

СЛЕПЕЦ.

Нож острый, им всегда я мясо режу.

Кладет мешок на землю, после чего начинает ощупывать тело Кухулина, поднимаясь все выше и выше.

КУХУЛИН.

Тебе, Слепец, должно быть, все известно.То ль мать, то ль няня говорили, будтоСлепцы все знают.

СЛЕПЕЦ.

Нет. Берут чутьем.Иначе денег не видать бы мнеЗа голову твою.

КУХУЛИН.

Летит вон тамТо нечто, чем я стану, умерев,Моей души первообличье вижу,Пушистое и славное на редкость,И странное для воинской души,Тем более моей.

СЛЕПЕЦ.

Ну вот, плечо.Вот шея. Ой! Ой! Как ты, Кухулин?

КУХУЛИН.

Как я? Пожалуй, петь охота.

На сцене гаснет свет.

СЛЕПЕЦ. Ой! Ой!

Слышится мелодия флейты и барабана. Занавес падает. Музыка стихает по мере того, как поднимается занавес над голой сценой. На ней никого нет, кроме женщины с вороньей головой. Это Морригу. Она стоит ближе к заднику. В руках у нее черный параллелограмм величиной с человеческую голову. Возле задника еще шесть таких параллелограммов.

МОРРИГУ.

Я говорю для мертвых. Мне внемлите!Вот Кухулина голова. Вот шестьДругих – тех воинов, что нанеслиЕму шесть ран смертельных. Юный воинЕго ударил первым, а вторымЛюбовник королевы Медб последний,Владевший ею лишь однажды. БылиЧетвертым, третьим сыновья ее —Из храбрых храбрецы. А двое прочихВниманья нашего не заслужили,Ведь Кухулин уже едва не падал.Всем Конал отомстил. Эмер, твой танец.

Появляется Эмер. Морригу кладет голову Кухулина на пол и уходит. Эмер выбегает на середину и начинает танцевать. Она двигается так, что очевидна ее ненависть к тем, кто ранил Кухулина, возможно, она даже как будто ударяет их, делая три круга вокруг голов. Потом она приближается к голове Кухулина, которая может быть, если необходимо, помещена выше остальных на некоем пьедестале. Эмер изображает восхищение, поклонение. Она даже хочет пасть ниц, может быть простирается перед головой Кухулина на полу, потом встает, глядит, как будто прислушивается, в нерешительности останавливается. Застывает на месте. Наступает тишина, которую нарушает еле слышное птичье пение. На сцене медленно гаснет свет. Слышна громкая музыка, но совсем другого рода. Музыка, скажем, современной Ирландской ярмарки. Сцена снова освещена. Но уже нет ни Эмер, ни голов… Есть лишь три музыканта. Они одеты в лохмотья, как уличные музыканты, двое играют на флейте и барабане. Потом перестают играть. Вступает певец.

УЛИЧНЫЙ ПЕВЕЦ.

Бродяге как-то шлюха пела.Мне часто видятся они,Наш Конал, Кухулин, иныхВремен прекрасные вожди.Троих любила Медб за час,Поверь, так люди говорят,И мне по вкусу твердый шаг,И крепкий торс, и умный взгляд,Но где теперь их взять?Я слышу ржанье лошадей,Я вижу бледный узкий ликИ помню, сколько между намиСтолетий минуло, как миг.Есть и сегодня, средь живых,Кто платье снять с меня дерзает,Но я люблю и ненавижуЛишь тех, кто мной овладевает.

Играют флейта и барабан.

Ужели муж одно лишь знает:Люблю иль ненавижу?Кто рядом с Пирсом и КонноллиПочтамт мятежный защищал?[7]Кто выйдет из горы, когда-тоЗалитой кровью человечьей?Кто вспомнил Кухулина, преждеЧем встал он с нами в муке вечной?

Жене сегодня не родитьБогатыря такого,Но лишь старик, смотря назад,Величье признаёт былого.Твореньем Шеппарда навечноОтмечен наш Почтамт мятежный,Твореньем Шеппарда[8] навек,Так пела шлюха побродяжкеО том, что может человек.

Вновь слышны флейта и барабан.

Примечания

1

Имеется в виду ирландский хоккей на траве.

2

Имеются виду большие бутыли со сплюснутыми боками.

3

Псалом 106.

4

Аллюзия на северо-ирландское тайное католическое общество (Ribbon Society).

5

Имеются в виду члены тайной крестьянской организации в Ирландии (Whiteboys).

6

Имеется в виду Ribbon Society, упоминавшееся в первом акте.

7

Имеется в виду Пасхальное или Дублинское восстание 1916 г.

8

На Почтамте стоит статуя Кухулина работы Оливера Шеппарда.