Том 6. У нас это невозможно. Статьи - Синклер Льюис

Он неуверенно приблизился к окну, на каждом шагу оглядываясь на Линду. Стемнело, на дороге курился туман. Он посмотрел в окно сначала рассеянно, а потом очень пристально.

— Странно! Очень, очень странно! За тем большим кустом, через дорогу, — должно быть, это куст сирени, — стоит человек и подсматривает за нами. Я вижу его при свете фар каждый раз, когда проезжает автомобиль. И мне кажется, что это мой слуга Оскар Ледью — Шэд. — Дормэс хотел было задернуть веселые, красные с белым занавески.

— Нет! Нет! Не надо! Это покажется ему подозрительным.

— Ты права. Странно, что он тут караулит, — если только это действительно он. Сейчас бы ему как раз полагалось быть у нас и следить за топкой… зимой он занят у нас только несколько часов в день, а остальное время работает на фабрике оконных рам, но сейчас… Он, видимо, собирается шантажировать меня. Пожалуйста, пусть печатает где угодно все, что ему довелось сегодня увидеть!

— Только то, что он сегодня увидел?

— Что угодно! И когда угодно! Я страшно горд… Такая старая развалина, как я, на двадцать лет старше тебя… и твой возлюбленный!

И он действительно был горд, но в то же время не мог забыть написанное красным мелком предостережение, которое он нашел у своего крыльца после выборов.

Но прежде чем он успел осмыслить всю сложность создавшегося положения, дверь с шумом распахнулась, и в комнату впорхнула его дочь Сисси.

— Тра-ля-ля! Привет, друзья! С добрым утром, мисс Линди! Как вы тут все поживаете? Хэлло, отец!

Нет это не от коктейля — я пропустила только маленькую рюмочку. Это бодрость юности! Но до чего же холодно! Чаю! Линда, радость моя, поскорее чаю!

Им подали чай. Они пили его по-семеиному, в тесном домашнем кругу.

— Подвезти тебя домой, папа? — спросила Сисси, когда они собрались уходить.

— Да… нет… подожди секунду. Лоринда, дайте мне электрический фонарик.

Когда он вышел на улицу и воинственно зашагал через дорогу, в нем снова закипело раздражение, которое он старался скрыть от Сисси. Там, наполовину скрытый кустами, опираясь на свой мотоцикл, в самом деле стоял Шэд Ледью.

Шэд был застигнут врасплох; вид у него на сей раз был менее презрительный и властный, чем у полисмена, регулирующего движение на Пятой авеню.

— Что вы тут делаете? — накинулся на него Дормэс. Шэд ответил, сильно запинаясь:

— Я только… что-то случилось с моим мотоциклом.

— Ах, так! Вам полагается быть в это время дома и присматривать за топкой, Шэд.

— Ну что ж, моя машина здесь, пожалуй, в безопасности… Я пойду пешком.

— Не надо. Меня довезет дочь. Можете поставить ваш мотоцикл в мой автомобиль и довезти его обратно. (Так или иначе, разговора с Сисси с глазу на глаз не избежишь, хотя Дормэс совсем не представлял, что он ей скажет.) — Она отвезет вас? Ну да! Черта с два она умеет водить машину! Она же бешеная.

— Ледью! Мисс Сисси отлично водит машину. Меня она, во всяком случае, вполне устраивает, если же ваши требования выше…

— А мне плевать, как она водит! Всего хорошего!

Возвращаясь через дорогу назад, Дормэс упрекал себя: «Что за ребячество? Говорить с ним, как с джентльменом! С каким восторгом я бы его прикончил!»

Сисси, поджидавшей его на крыльце, он сказал:

— Шэд здесь случайно… у него что-то с мотоциклом… Пусть берет мой автомобиль… Я поеду с тобой.

— Прекрасно! За эту неделю от моей езды поседели только шесть юношей.

— А я… я хотел сказать, что лучше уж мне сесть за руль. Сегодня очень скользко.

— Пусть тебя это не беспокоит. О, мой дорогой безумный родитель, я самый лучший шофер в…

— Ты же понятия не имеешь, как надо ездить! Ты же бешеная! Садись, хватит разговоров. Машину веду я, понятно? Спокойной ночи, Лоринда.

— Ладно, дражайший папочка! — сказала Сисси с таким дьявольским лукавством, что у Дормэса задрожали колени.

Он тут же постарался внушить себе, что эта развязная манера Сисси, ставшая в нынешние времена обязательной даже для провинциальных юношей и девушек, выросших на бензине, была только внешним подражанием нью-йоркским шлюхам и что мода эта продержится не дольше двух-трех лет. Быть может, этому поколению трещоток пойдет на пользу переворот Бэза Уиндрипа со всеми его бедствиями.

— Чудесно, отец. Я знаю, очень хорошо ездить осторожно, но разве ты хочешь состязаться с благоразумной улиткой? — спросила Сисси.

— Улитки не буксуют…

— Конечно, нет; зато они попадают под колеса. Уж лучше буксовать!

— Ты хочешь сказать, что твой отец — ископаемое?

— О, я бы не…

— Отчего же, может быть, это и верно в данном случае. В этом есть свои преимущества. Во всяком случае, мне представляются сомнительными избитые истины, что старости свойственны осторожность и консерватизм, а молодости — смелость, предприимчивость и оригинальность. Посмотри на молодых наци, с каким удовольствием они избивают коммунистов. А в колледже студенты чуть ли не в каждом классе ставят на вид своим руководителям, что они иконоборцы и что у них нет достаточного уважения к священной доморощенной философии. Как раз сегодня по дороге сюда мне пришло в голову…

— Скажи, папа, а ты часто ездишь к Линде!»

— А что?.. Нет, не особенно. А что?

— А почему вы не… Чего вы оба так боитесь? Ведь вы же такие храбрые вольнодумцы… Вы с Линдой так подходите друг к другу! Почему бы вам не… Ну, ты меня понимаешь… Почему бы вам не принадлежать друг другу?

Боже всемогущий! Сесилия! Я никогда не слышал, чтобы приличная девушка говорила такие вещи. Никогда в жизни!

— Ай-яй-яй! Никогда не слышал? Ах, дорогой мой! Как жаль!

— Клянусь создателем… Согласись по крайней мере, что это не совсем обычно, чтобы преданная дочь предполагала, будто ее отец обманывает ее мать! Особенно такую нежную и прекрасную мать, как твоя!

— Неужели? Пожалуй! Необычно предполагать это… вслух. Но я не сомневаюсь, что многие девушки именно это думают, когда они видят, что почтенный родитель начинает порастать мхом.

— Сисси…

— Берегись, ты наедешь на телефонный столб!

— Ерунда! Он же совсем в стороне! Но, послушай, Сисси: брось ты эти передовые идеи… или бредовые идеи, я и сам не знаю, как сказать. Я постоянно путаю эти два слова. Дело это серьезное. Надо же придумать такую нелепость — будто Линда… будто Лоринда и я — любовники. Дорогое мое дитя, ты просто не должна так легкомысленно болтать о таких серьезных вещах!

— Не должна, говоришь. Прости, папа, мне как раз пришло в голову… насчет мамы. Да, я никому не дала бы обидеть ее, даже вам с Линдой. Но ведь ей, почтенный мой родитель, это и во сне не приснится. Вы могли бы наслаждаться без малейшего ущерба для мамы. Душевное устройство матери не так, э-э, не так обусловлено полом, что ли, как это принято называть… над ней больше довлеет, скажем, пылесос новой системы, у ней комплекс пылесоса, если ты понимаешь, что я хочу этим сказать… почитай-ка Фрейда. О, она молодчина, но без особой склонности к анализу, и потом…

— Так ты, значит, рассуждаешь?

— Ха! А что ж тут такого — почему бы и нет? Живи в свое удовольствие, снова стань веселым и жизнерадостным, без ущерба для чьих бы то ни было чувств — что же тут плохого? Да, это второй пункт моего символа веры.

— Сисси! Имеешь ли ты хоть малейшее представление, о чем говоришь? Конечно, может, нам следует стыдиться нашего трусливого невнимания к этому вопросу. Но… да, наверно, и твоя мать никогда особенно не посвящала тебя в вопросы «пола» и…

— И слава богу! Вы избавили меня от рассказа о милом маленьком цветочке и о его совершенно неприличном романе с этим распутником — львиным зевом в соседней кровати… прости… я хотела сказать, на соседней клумбе. Я очень рада, что это так. Господи! Было бы ужасно, если б мне пришлось краснеть всякий раз, когда я смотрю на сад!

— Сисси! Дитя! Прошу тебя! Не надо так ужасно острить! Это все очень важные вещи…

Сисси покаянно сказала:

— Я знаю, папа, прости. Но ведь это… если бы ты знал, как мне больно, когда я вижу тебя таким несчастным, таким молчаливым… Эта ужасная история с Уиндрипом и лигой попрошаек совсем подкосила тебя, ведь правда? Если ты думаешь бороться против них, тебе надо получить какой-то новый заряд энергии и бодрости… надо снять кружевные перчатки и надеть железные… и вот меня осенило, что именно Лоринда могла бы сделать это для тебя, и только она одна. Ха! Ведь она прикидывается такой возвышенной душой. (Помнишь, эту старую присказку, которую так любил Бак Титус: «Если вы спасаете падших женщин, спасите одну для меня». Ох, это совсем не то! Я думаю, мы эту фразу из пьески выбросим.) Но все равно, у нашей Линды такие прекрасные, влажные и голодные глаза…

— Невероятно! Просто невероятно! Между прочим, Сисси, что знаешь обо всем этом ты? Ты девственница?