Неотразимая графиня - Эшли Марч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Себастьян молчал, очарованный бледностью ее шеи и движением ее губ. Она продолжала смотреть вверх, как будто ждала поцелуя, который упадет с небес.
Она встретила его взгляд и равнодушно улыбнулась:
— Вы решили, что мне одиноко, да? И поэтому пришли?
Себастьян опустился на скамью рядом с ней.
— Почему вы здесь? — повторила она.
Он заметил, что она отодвинулась как можно дальше.
— Вы одиноки? — парировал он.
В том, как она отодвинулась, было что-то такое, что заставило его действовать осторожно. Ему хотелось, чтобы она доверилась ему, он желал разгадать ее, и Себастьяну больше не хотелось обвинять и заставлять рассказывать подробности, причиняющие боль.
— Не в данный момент, но все равно спасибо.
Ее голос был далекий, вежливый, более вежливый, чем всегда, когда она обращалась к нему.
Он проигнорировал намек и встал.
— Я не могу спать, — сказал он.
Повернувшись к ней, он положил руку на спинку скамьи и стал изучать ее профиль, затем поднял голову и посмотрел в небо.
— Вы сказали, что нашли Кассиопею? — спросил он и снова опустился на скамью.
— Да, я вижу ее.
Они долго сидели, молча рассматривая звезды. Себастьян ждал, слыша, как легкий ветерок играет листьями розового куста. Он нашел созвездия Гидры и Ориона, когда она наконец заговорила.
— Девятого апреля прошлого года я увидела их вместе, — медленно произнесла она, тщательно выговаривая каждое слово.
— Вы никогда не рассказывали мне, как это случилось, — заметил Себастьян, глядя на нее. Он замолчал, потом заговорил снова: — Не важно. Я не хочу знать.
Ее рука потянулась к телескопу, и она провела пальцами по его ножкам. Вверх и вниз.
— Иногда я думаю, что так же, как и вы, не хотела бы знать правду до катастрофы с каретой. Узнав, я бы, конечно, рассердилась и тоже испытывала горе из-за его смерти. Но я пролила столько слез за этот последний год, в те первые дни апреля…
Она вздохнула. Унылый звук, резкий контраст с ее отважной попыткой сохранить голос безучастным.
— Лия… — начал он не без раздражения.
Он не имел права причинять ей боль, как бы сильно ни хотел раскрыть ее секрет.
Лия отмахнулась:
— Да, я была одинока. И не могла плакать на виду, все стали бы задавать вопросы. И держалась подальше от Йена, насколько это было возможно.
— Вы ссорились с ним?
Она покачала головой.
— Я застала их вместе. Они оба видели меня. Не было причин для ссор. — Ее палец замер на телескопе. — Я не хотела, чтобы кто-то узнал. Ни моя семья, ни моя мать, которая верила, что она нашла для меня прекрасную партию, никто из друзей или знакомых, которые скорее были его друзьями… Они все завидовали мне, веря, что я самая счастливая женщина, так как вышла замуж за Йена Джорджа. И я…
Глубоко вздохнув, она потянулась и повернула телескоп. Себастьян наблюдал за ее рукой, тонкой и маленькой, удивительно изящной.
— Может быть, мне следовало раньше рассказать вам, но я стыдилась. Оглядываясь назад, во многом виню себя. Думаю, я, должно быть, сделала что-то не так. Я была скучная, слишком примитивная, или… — она взглянула на него из-под густых ресниц, затем снова отвела глаза, положив руки на колени, — как вы предполагали, я не удовлетворяла его в… наших супружеских отношениях.
Себастьян кашлянул, молча желая, чтобы она продолжала. Кроме того, что он чувствовал вину за сказанные раньше слова, ему почему-то трудно было представить Йена и Лию любовниками. Ему легче было нарисовать другую картину — Йен и Анджела вместе, так много времени он провел, мучая себя своим собственным воображением. Но Йен и Лия… они были слишком разные. Она темноволосая, он блондин, она среднего роста, он высокий, она тихая, он энергичный. Неужели кто-то мог подумать, что они принадлежат друг другу?
— Хотя я была окружена людьми — слуги, Йен и лондонское общество, — я была совершенно одна. Я никому не доверяла, никому не могла ничего рассказать. Йен пытался поговорить со мной об этом, и стало еще хуже. Он заставлял меня начать этот разговор, а я притворялась, что никогда не любила его, потому что не хотела больше ничего, только бы он оставил меня в покое.
Она замолчала, затем открыла рот и снова закрыла его.
— Расскажите мне, — попросил Себастьян, подумав, что, может быть, Йен угрожал ей, кричал на нее, бил ее.
Он всегда думал, что хорошо знал Йена, и не мог представить, что тот может предать его, заведя роман с Анджелой, так что вполне возможно, что он был способен на худшее. Себастьян ощутил внезапный порыв самому осмотреть Лию и найти синяки, хотя сейчас от них могли остаться лишь бледные следы.
Но она отказалась отвечать.
— Нет, я не должна вам ничего рассказывать.
— По крайней мере скажите, он не обижал вас?
Она повернула к нему голову, ее глаза расширились.
— Нет. Йен никогда не стал бы… Нет, ничего такого не было.
Себастьян проглотил комок в горле и глубоко вздохнул.
Она снова начала говорить, на этот раз быстрее, ее тон был энергичный, почти веселый.
— В течение целого года я не сказала никому ни слова об их романе. И так было до трагедии, а потом появились вы. Но конечно, вы не хотели говорить об этом. Вы хотели спрятать правду от всех.
— Вы понимаете почему.
— Понимаю, — сказала она. — Я не виню вас. И кроме того, я тоже не хочу, чтобы кто-то узнал об этом… это так стыдно!
— Мне не стыдно, Лия. Я…
Она повернулась к нему, прикрыла его рот своей рукой.
— Вы позволите мне закончить?
Себастьян почувствовал мягкость ее ладони, запах мыла, нежный, едва уловимый. Себастьяну хотелось закрыть глаза и, взяв ее руку, прижаться к ней губами. Вместо этого он молча кивнул, и Лия убрала руку.
— Я должна признаться, что больше не хочу быть одинокой. Не только после случая с каретой. Я знаю, вы все еще сердитесь, но я провела последний год и большую часть моей жизни, будучи обманутой во всех своих ожиданиях. Вы правы, говоря, что я могла бы кататься на лодке или делать что-то еще, не приглашая гостей, но я не хочу. И если единственный путь не быть одной — это притвориться, что я люблю Йена, и устроить этот фарс в его честь, то так тому и быть.
Она снова подняла глаза к звездам, ее губы приоткрылись, а грудь вздымалась и опускалась. Света от лампы, стоявшей у ее ног, было достаточно, чтобы он мог видеть, как бьется голубая жилка пульса на ее шее.
— И вы получили то, чего хотели? — спросил он.
Она медленно повернулась к нему с молчаливым вопросом.
— Сейчас, когда вы устроили этот прием, вы все еще чувствуете себя одинокой?
Она опустила ресницы, избегая его взгляда, и он подумал, что это единственное движение и было ее ответом. Он приготовился спросить снова. Но она подняла глаза и усмехнулась.