Салам тебе, Далгат! (сборник) - Алиса Ганиева

Однако внешность, тембр голоса, одежда поэтов продолжают их творческое «я», нимало не входя в противоречие со стихами. Трансляция стихов голосом (инновация и вместе с тем реставрация древнего синкретизма) во время слэмов, вечеров саунд-поэзии, через YouTube не только возможна, но и удобна. Таким образом поэт на людях сохраняет свое качество поэта, а прозаик (в силу технической трудности голосовой передачи длинных, не ритмизированных и не обыгранных текстов) вынужден примерять дополнительные и не согласованные со статусом роли: общественного деятеля, телеведущего, политика и даже фотомодели.

Попросту говоря, писатель из стана авгуров попадает в категорию таких же celebrity, как актеры, певцы, светские тусовщики с соответствующим набором must-have: собственный стиль (не речевой, разумеется), востребованность в массах и желательно – жизненная концепция, этакая лайт-версия мировоззрения. У такого рода публичности есть серьезная опасность: почти полная редукция творческой деятельности при сохранении светского статуса. Как в случае с почти не танцующей, а только клубящейся балериной Волочковой или композитором Юрием Лозой, перешедшим на создание компиляций из собственных старых хитов, но активно «светящимся», и т. д.

Любопытно, что многие отмечают превращение рублевских дам, бизнесменов, моделей в писателей, но мало кто обращает внимание на обратный процесс: метаморфозы писателей в действующих лиц глянцевого мира. И так, с одной стороны, книга участницы «Дома-2» (а теперь и «писательницы») Ольги Бузовой по версии журнала «Книжный бизнес» называется лучшим проектом года, а брюнетка (а теперь и поэтесса) из «ВиаГры» Надя Грановская выпускает сборник эротических стишков с собственными эротическими же фотографиями.

С другой стороны, молодая писательница из Украины Ирена Карпа (обладательница Гран-при международного конкурса молодых писателей «Гранослов» (1999) и премии “Best Ukranian Awards-2006” в номинации «самая модная писательница», а также, между прочим, жена финалиста премии «Дебют» (2000) Антона Фридлянда) снимается в очень откровенных фотосессиях для журналов “Playboy”, “Penthouse”, “FHM”. А некий детский писатель Постников в погоне за славой в течение восьми лет успевает сняться в двухстах пятидесяти телевизионных ток-шоу, от интеллектуальной «Культурной революции» до сомнительного «Про это».

«Конечно, сегодня писательское поведение не такое, как позавчера. Автор уже не только дух, что витает над страницей. Он становится физическим телом, обретает плоть. Сегодня яичница в бороде и закисшие глаза – это непрофессионально» [91] . Эти слова, оброненные Ольгой Славниковой восемь лет назад, сейчас особенно актуальны. После достижения определенного уровня популярности писатель вынужден выстраивать свой имидж. Причем антиглянцевый имидж рака-отшельника (как у нашего главного постмодерниста Пелевина или американского классика Сэлинджера) тоже адаптируется к законам шоу-бизнеса. Упор делается на загадку, на пролонгацию ожидания появления писателя в свете. Тот же механизм, кстати, использовался продюсером поп-исполнительницы Глюкозы, которая долгое время скрывалась за маской анимационного персонажа.

Таким образом, в точке бифуркации, которой становится наступившая популярность, писатель выбирает себе амплуа. Иными словами, «Бестселлер написан – и как же теперь одеваться? Этот серьезнейший вопрос волнует каждую популярную писательницу» [92] . Из газетной заметки, которая начинается такими словами, мы узнаем, что, став известной, Джоан Роулинг вместо белых джинсов начала носить «шифоновые платья от Alberta Ferretti, сатиновые наряды Prada, лодочки Christian Louboutin и босоножки Jimmy Choo», что с приходом литературного успеха гардероб Ольги Славниковой «заметно пополнился», что у Марии Арбатовой, с тех пор как она сделалась известной телеведущей, «количество светских мероприятий сильно выросло, и ровно половину гардероба начали занимать вечерние наряды» [93] .

Кстати говоря, образ, выбранный писателем, может быть совсем не гламурным, но тем не менее он впишется в глянцевую эстетику. Вот, к примеру, из литературоведческой статьи об Алексее Иванове: «Писатель акцентирует постоянство места жительства в пригороде Перми. В фотопортретах А. Иванова подчеркиваются обыкновенность и бесстильность одежды. Важнейшими составляющими внешнего облика оказываются принципиальная негламурность, лысина со лба, прищуренный взгляд сквозь немодные очки. Сложно говорить о том, какую роль сыграл Иванов в создании этого визуального образа, но частота его тиражирования показывает, что, видимо, он был им поддержан» [94] . Образ à la советский кухонный интеллигент в растянутых штанах, как ни странно, не диссонирует с принятыми визуальными моделями, видимо, в силу входящей в моду псевдосоветскости.

Тем более, что главными жёнпремьерами сегодняшней глянцевой культуры становятся уберсексуалы, хорошо вписывающиеся в традиционную парадигму, то есть модными стали подчеркнуто мужественные, надёжные, знающие себе цену стильные интеллектуалы, пьющие дорогой коньяк и читающие не “Vogue”, а “Economist”. И тут происходит интересный сдвиг: в репрезентативный писательский ряд модной культуры начинают попадать писатели из, казалось бы, совсем другой вселенной – из толстых журналов.

Забудем о писателях-женщинах – они и до этого отлично вписывались в плакатный формат высокого глянца (вспомним отличную фотосессию Веры Павловой для “Gala” с дочерьми или яркие эссе и портреты той же Славниковой в “Harper’s Bazaar”). Другое дело – писатели-мужчины. Трудно представить себе Владимира Маканина или, скажем, Юрия Мамлеева на глянцевом развороте, одетых в брендовую одежду. Дело не в том, что они не «убер» – очень даже «убер». А в том, что в их случае не срабатывает главный постулат глянца: абсолютный позитив, никаких онтологических вопросов, культ дорогой, красивой жизни и – желательно – молодость.

Бренд «молодые писатели», вышедший за последние десять лет в первые строчки рейтинга актуальных литературных феноменов, в чем-то совпал с требованиями глянца. Произошло сближение двух героических моделей – литературной и гламурной. Во всяком случае, крепкий, повидавший виды, а то и повоевавший молодой человек, борющийся против мировой несправедливости в виде соцнеравенства, мигрантов, офисной системы (у З. Прилепина, Г. Садулаева, М. Елизарова), политический вождь или субкультурная звезда (у С. Шаргунова) или же завсегдатай баров и любимец девушек, вечно попадающий в смешные истории (у А. Снегирёва), очень похожи на тот образ, который культивируется в медиапространстве. Даже плавающий возраст молодых писателей (двадцатилетние, тридцатилетние, вплоть до сорока с хвостиком) совпадает с возрастом ньюсмейкеров из глянцевых журналов. При этом нестарый и раскрученный Гришковец или, скажем, Дмитрий Быков в «молодые писатели» не попадают, а часть «молодых писателей» (типа депрессивного Романа Сенчина) в глянец не вписывается. И тем не менее…

Так, на фотосессию журнала “Menu” – «Союз писателей и муз» – попадают «липкинцы» и «дебютанты» Герман Садулаев, Александр Снегирёв, Сергей Шаргунов – с одной стороны, и Руслан Галеев, Дмитрий Глуховский, Илиас Меркури и Павел Санаев – с другой. Первый тип – перебежчики из толстожурнальной «матовой» изоляции в селебрити, вторые – перебежчики из селебрити, бизнеса или випзон коммерческих издательств в писатели. Грани стираются.

Молодые писатели, одетые в черное, застыли в плоском интерьере, наполовину реальном, наполовину сколлажированном из обрывков испечатанной бумаги. Кто диктует музе-модели, кто подносит ей виски (виски фигурирует в каждой сцене), кто целится в стакан на ее голове, кто тянет ее за поводок, обвязанный вокруг талии. Предполагаемые обстоятельства, в которых оказываются писатели-фотомодели, обладают двойной условностью: условностью глянца (дорогое виски, позы победителей, лоск и красота картинки) и условностью писательской атрибутики (причастность к творческим профессиям выдаёт одежда в стиле casual, буквенные вставки в фотоизображение).

В другой фотосессии, уже для журнала «Всегда женщина», Александр Снегирёв позирует на диване “Hall”, откинувшись на вышитую золотом подушку (глянцевый сигнал), но в один из кадров попадает тяжелая настольная лампа, в другой – томик «Нефтяной Венеры», снегирёвского романа (писательская атрибутика). Еще одна фотосессия Снегирёва, на этот раз для питерского журнала о людях в Петербурге «Собака», напрочь выбивается из зоны «приличного» и по своему замыслу приближается к категории запретного «ню»: молодой прозаик снят совершенно раздетым, на куче спутанных проводов, на нем – девушка топлесс. Понятия «писатель» (нечто по народным ассоциациям сакральное, высокодуховное) и порноактер (грязное, непристойное) – смешиваются. Линия демаркации пройдена.

В той же «Собаке» вы найдете картинки в эстетике эсхатологического кинематографа: З. Прилепин и Г. Садулаев, а также девушка-актриса и мальчик – сын писателя И. Стогова – изображают последних выживших после апокалипсиса. Безжизненные ландшафты, испачканные лица, бетонные завалы разрушенного города… Для этой фотосессии отлично подошел бы и сам Стогов как популяризатор идеи повторяющегося конца света. «Выдерживаю график, как и говорил: фотосессии каждый месяц. Мартовская была для “Собаки”. Для Аэрофлота апрельская фотосессия», – пишет у себя в блоге Садулаев. А в следующем посте он вынужден оправдываться за своё участие в подобных съемках: «Согласитесь, с моими данными глупо пытаться сделать карьеру в модельном бизнесе. Я и не пытаюсь. Я занимаюсь литературой в том числе потому, что полагаю – внешность не главное для писателя. Для писателя главное – это его тексты. Романы, повести, рассказы, эссе. Почему же я фотографируюсь…»