Вечный огонь - Вячеслав Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Артподготовка длилась четыре часа. Работала корпусная артиллерия, 122-миллиметровые пушки, специально подтянутые на этот участок. Снега на том берегу реки давно не было – все перепахано тяжеленными снарядами. Куроедов поднял голову, всматриваясь из-под маскировочной сетки в небо, – над КП низко прошла тройка штурмовиков, можно было разглядеть хищные горбатые силуэты «Ил-2». Потом еще тройка, еще и еще… До начала атаки оставалось полчаса.
…Разведгруппа под командованием гвардии старшего лейтенанта Шимкевича ушла в тыл противника уже давно. Задание выполнили успешно, но надо ж было нарваться уже в самом конце на колонну немецкой пехоты, выдвигавшейся на передовую! Конечно, сориентировались быстро, ударили огнем по ближайшим рядам, а потом – в лес, благо леса были кругом, веером, чтобы сбить противника с толку. Но немцы оказались ученые, они-то тут сидели уже три года, недавно успешно ликвидировали партизанскую зону и знали каждую кочку, каждый кустик. Лес оказался болотистым, с трех сторон его обходили дороги – смерть, а не лес. В этой холодной, ветвистой смерти и зажали горстку разведчиков фашисты. Сначала пытались взять «на хапок», а нарвавшись на отпор, начали долбать лес минами.
Своих подчиненных Виктор к этому дню уже успел узнать неплохо. Разведрота была укомплектована ребятами, прошедшими огонь и воду. Плюс Шимкевич подобрал еще нескольких справных бойцов из маршевого пополнения – у разведки было негласное право первой отбирать себе новых солдат, да двоих еще забрал из полковой разведки.
Отдельная разведрота была придана дивизии, которой командовал Куроедов. Примерно полсотни бойцов были распределены по двум взводам, одним командовал лейтенант Юра Пряхин, другим – опытный разведчик старшина Сергей Чунихин по прозвищу Чуня. Подчинялась рота непосредственно Куроедову и начальнику дивизионной разведки майору Домбровскому.
Отбор в разведроту был жестким. Со временем Шимкевич убедился в одной простой истине – по внешнему виду человека распознать практически невозможно. Вот прибыло пополнение: вроде и вид у бойца геройский, суровый, и «За отвагу» на гимнастерке, а как ночью ползти к немцам в тыл – словно подменили. Бывало и так, что сходит человек в разведку раза три-четыре и просит перевести в пехоту – не для него это. Проверяли новичков несложно – давали им побыть немного на «нейтралке». Ну а главный показатель доброкачественности разведчика – то, что он не бросит раненого товарища под огнем фрицев. Через два месяца новичок или погибал, или становился профессионалом.
Накануне операции комвзвода Пряхина как раз долбануло осколком на «нейтралке». Его группу и повел Шимкевич. Двадцать бойцов, как обычно, – пять в группе захвата, остальные в группе прикрытия. Перед выходом обговорили все детали. Шли «на работу» с хорошим настроением. Главное – бабу на пути не встретить. Это была основная примета разведчиков.
Правда, уже в лесу, в момент передышки, старшина Кондрат Пилипенко виноватым шепотом признался Шимкевичу:
– Товарищ старший лейтенант, а мы ж таки бабу встретили, когда шли. Чья-то ППЖ была, а чья, не увидел. Она как нас заметила, так сразу в блиндаж шмыг! А смотреть смотрела…
Виктор только зло сплюнул в ответ. Вот и накаркала!.. На фронте несколько групп погибло целиком после встречи с бабой, поэтому всех связисток, санитарок и ППЖ при встрече с идущими в дело разведчиками с глаз долой убирали. И – на тебе!..
– Одно хорошо, – продолжал шептать Пилипенко, – что она смотрела только, а не навстречу попалась. Может, и выкарабкаемся…
Шимкевич промолчал. Выкарабкаются или нет, он не знал, а к постоянной опасности уже давно относился равнодушно. На войне цена жизни – медный грош, и истерику из-за этого поднимали только малодушные.
Группа лежала в болоте, почти сливаясь с ним. На всех немецкие трофейные куртки, очень удобные: с одной стороны «лето-осень», с другой – «зима». Только что закончили подсчет боеприпасов. Запасных дисков к ППШ осталось четыре, гранат – десять, ну и по обойме к ТТ и трофейным пистолетам у каждого было. Если немцы решат навалиться всеми силами, будет туго. Шимкевич знал, что в эту ночь дивизия должна перейти в наступление по всему фронту, но когда?..
Слов красивых своим ребятам – о том, что, мол, будем стоять до последнего и все такое – он не говорил. Им это без надобности. Это в политотделе могут долго и красиво рассказывать о чем хочешь. А в разведке все просто, потому что смерть ежедневно рядом. В болоте лежали молча, тяжело дыша, ощетинившись во все стороны стволами. Немцы только-только закончили долбать минами…
– Потери? – хрипло спросил Виктор.
– Трое убитых, шестеро раненых.
И – словно кто подгадал к этой минуте – далекий, такой знакомый, родной звук, будто маслом по сердцу. Он нарастал, креп, и лица разведчиков расцветали на глазах, будто лежали они не в вонючей луже посреди леса, а на майском лугу… Танки. Наши танки, слыхать по звуку. Началось. А раз началось, значит – спасены…
Огонь на опушке леса возобновился. Но бой явно смещался на восток, теперь немцы, не ожидавшие прорыва советских танков на другой берег реки, отчаянно пытались организовать оборону. И старшина Пилипенко, улыбаясь от уха до уха, уже не шепнул, а в полный голос сказал командиру:
– Товарищ старший лейтенант, а ведь баба-то, считай, и в самом деле нам не попалась на дороге…
…Ночная атака «тридцатьчетверок» была красивой, как на учениях: танковый полк получил как раз две недели назад новые машины с 85-миллиметровыми пушками – песня, а не танк, да еще полк самоходной артиллерии подсобил, тоже «сушки» с 85-ю миллиметрами. Поднимая фонтаны брызг, Т-34 рушились в ледяную воду и ласточками, не гася скорость, выскакивали на том берегу. Немецкую батарею, вооруженную нашими трофейными пушками ЗИС-2 и успевшую подбить два танка, раскатали в блин и рванули дальше, на скорости, отсекая от тылов и без того оглушенную артподготовкой вражескую пехоту. На дивизионном КП без умолку трещал телефон, командиры полков докладывали об успехах. Куроедов вытер вспотевшее лицо какой-то тряпкой, которая когда-то звалась носовым платком. Все!.. Теперь уже пошли вперед, теперь черта с два фрицам тут что-нибудь обломится…
«Как там Витька? – подумал Семен Захарович. – Отлежались где-нибудь или нарвались все-таки?..» И тут же выругал себя за это беспокойство: нельзя никаких поблажек давать парню за то, что он сын погибшего друга. И тут же и упрекнул: да какая ж это поблажка – служба в дивизионной разведке?
Встретились уже под утро, когда тыловые службы подтягивались вслед за наступающими частями дивизии. Бой шел километрах в трех впереди, несколько звеньев «Пе-2», как заведенные, бомбили остатки двух немецких полков, пушкари помогали. Когда Шимкевич вывел свою группу на грязную, размочаленную фрицевскими колесами лесную дорогу, им попался навстречу бравый политотдельский майор. Скривился брезгливо:
– Почему не участвуете в преследовании противника? Там люди гибнут, а вы… Вам нужно быть в авангарде наступления!
С такими типами разговор у Виктора был короткий.
– Спасибо за идею, товарищ майор, я сегодня же предложу комдиву назначить вас командиром нашей роты.
Майор ошеломленно захлопал глазами и отскочил от греха подальше. А за спиной Шимкевича хмыкнул Пилипенко:
– Правильно, товарищ старший лейтенант, мудаков, допустим, учить надо…
За эту операцию Шимкевич через полгода получил «Александра Невского», ребята из его группы – кто «Отвагу», кто ЗБЗ («За боевые заслуги»), кто «Славу» 3-й степени. Гвардии генерал-майор Куроедов за успешный прорыв укрепленной полосы противника был награжден орденом Суворова 3-й степени. И оба они не знали, что бой этот шел в тех самых местах, где в июле 1941-го погиб Владимир Игнатьевич…
Глава шестнадцатая
– Уважаемые гости, попрошу минутку внимания!..
Офицерская столовая притихла. Как-никак, слова просил почетный гость на свадьбе плюс самый старший по званию среди присутствующих – генерал-лейтенант, хоть и в отставке. Семен Захарович Куроедов с трудом встал (после ранения, полученного в июле 44-го под Минском, хромал на левую ногу), поднял рюмку, оглядел присутствующих.
– Я знаю жениха очень давно… Пожалуй, так давно, что и сам не верю в то, как именно давно. Наверное, лет двадцать назад мы с ним были уже друзьями. Я был тогда комиссаром полка, которым командовал отец Вити, а сам Витя – пацаном, который в полку дневал и ночевал…
Виктор Шимкевич и слушал, и не слушал старого друга отца и бывшего командира. Сердце захлебывалось от радости, от волнения. Женя, Женечка, неужели вместе и насовсем, навсегда?.. Как волновался он, впервые явившись к ней не в качестве пациента, а с громадным букетом цветов. На дворе стоял март 44-го, но коль надо – разведчики все найдут. Вот и расстарались. Женя действительно поразилась тогда: