Лгунья - Валери Уиндзор

- После смерти твоего отца... был большой скандал, - он поднял на меня глаза. - Понимаешь? Большой семейный скандал. Когда твой отец узнал... голос его прервался. - Он великолепно водил машину, твой отец. На дороге не было других машин. Понимаешь, о чем я? Это не был несчастный случай. - Он налил мне ещё бокал вина. - Твоей маме было очень горько, очень больно. Она вернулась в Англию. Это я был во всем виноват. Она ожидала от меня большего, чем я мог дать ей. У меня уже была жена. Хорошая жена. Но прошлое, Мари-Кристин, вся эта путаница, которую мы сделали из своего прошлого... не имеет к тебе никакого отношения. Ты тут ни при чем.

Я усердно пережевывала ещё один воображаемый кусок дыни, потому что боялась заговорить: не доверяла своему голосу.

- Расскажите мне о ферме, - попросила я, когда, наконец, сочла безопасным "проглотить" его. Не правда ли, удачный ложный маневр, позволяющий нам держаться подальше от опасных топей и зыбучих песков? Кроме того, меня эта тема и в самом деле интересовала. Как и дядю Ксавьера. Он долго и увлеченно говорил, а я слушала. Мне нравились истории, которые он рассказывал о соседских фермах и ссорах из-за земли. Я не чувствовала за него никакой ответственности. От меня не требовалось ни развлекать его, ни ублажать его "эго". Мне не было нужды ни оправдывать его доверие, ни утешать, ни сносить его упреки, - ничего из всей этой тысячи и одной едва заметных мелочей, которые я когда-то брала на себя. Даже вспоминать противно. И почему я всегда чувствовала себя обязанной оказывать эти услуги? Как так случилось, что мы с Тони пришли к негласному и обоюдному решению, что между нами будут именно такие отношения? Так сложилось изначально - и на веки вечные, и ни он, ни я не могли - или не хотели разрушить эту конструкцию. А дядя Ксавьер ничего от меня не требовал, ничего, кроме одного: чтобы я ела, наслаждалась вином и была счастлива. Трудное задание, правда?

Мы болтали о козах и гусях, о диких кабанах и спорах по поводу границы владений, пока поглощали основное блюдо и последовавший за ним сыр. На улице стемнело, и для освещения стоявших снаружи столов зажгли мерцающие масляные лампы.

- Красиво, - сказала я.

На освещенной фонарями площади остановилась машина, из неё вышел человек. Где-то я его уже видела. Он направился к отелю и сел за стол по другую сторону окна, возле которого мы сидели. Теперь я его разглядела. На нем была белая рубашка и свободные льняные брюки. Я на девяносто пять процентов была уверена, что это тот же мужчина.

- Не нравится сыр? - спросил дядя Ксавьер, пятым чувством уловив мое беспокойство.

- Очень вкусный, - сказала я.

- Хорошо. Потому что это... - он указал на ломтик, который я ела, это сыр из Ружеарка. От наших коз.

Обсуждая с дядей Ксавьером сыр, я краем глаза поглядывала на мужчину. Он был совсем близко, как будто рядом со мной сидел. Впрочем, так и было: нас разделяло только стекло. Значит, это и есть Мэл. Я смотрела, как он заказывает вино. Он был совсем не из тех людей, с которыми, по моим понятиям, стала бы водить знакомство Крис. Слишком женственный. Длинные волосы, которые он то и дело откидывал назад. Довольно привлекательное лицо, судя по профилю, с тонкими чертами.

Мы перешли к десерту. Дядя Ксавьер почему-то выбрал его сам, полагая, что я сладкоежка. Я пыталась отнекиваться, но он настоял на том, чтобы взять мне обильно политое шоколадом bavarois78, ничего подобного я никогда не употребляла, опасаясь за свою талию.

- Пробуй, - скомандовал он, - не глупи, - и отмахнулся от моих возражений. - Не спорь. Тебе понравится.

Он оказался прав. Мне понравилась. Я отламывала темные, тающие во рту кусочки, и раздумывала, что же делать с человеком по ту сторону окна.

Один раз он скользнул взглядом по обеденному залу. Я отвела глаза. Когда же снова посмотрела, он глядел прямо на меня в легком недоумении. На этот раз глаза отвел он. И встал. Я боялась, что он пойдет обратно к машине, но он направился к главному входу гостиницы. То ли искал, с кем расплатиться, то ли в туалет. Или - третий вариант - он здесь жил.

Я извинилась.

- Отойду на минутку. В туалет, - пробормотала я.

Бросила салфетку на стол и поспешила к стеклянным дверям, ведущим в холл гостиницы. Человек с длинными волосами и в белой рубашке снимал с доски ключ.

- Мэл? - спросила я.

Он обернулся. В фас он был менее симпатичным, чем в профиль. Он смотрел на меня бледными, холодными, пустыми глазами. Потом что-то щелкнуло: он хрустнул пальцами.

- Я так и подумал, что видел вас раньше, - сказал он. - Это вы были в кафе, да? Сегодня днем. В Биллаке.

Я кивнула.

- Я и смотрю - что лицо знакомое. - Но после того как прошло ощущение победы оттого, что он не ошибся, в глазах у него снова появилось подозрительное выражение.

- Где вы взяли это платье? - вдруг спросил он. И затем, ещё более подозрительно: - Что вообще происходит? Откуда вам известно, как меня зовут?

Не к чему было ходить вокруг да около.

- Простите, все это довольно сложно, - сказала я, стараясь говорить потише, чтобы никто не услышал. - Произошла авария. На шоссе № 20. Месяца два назад. Крис Масбу погибла.

Он был очень напряжен. Весть о смерти Крис он воспринял, почти не изменившись в лице, как будто это была ничего не значащая, второстепенная деталь.

- А вы кто такая? - спросил он.

- Трудно объяснить.

- Но имя-то у вас должно быть, - настаивал он.

- Да, - сказала я, - но после несчастного случая... Я была вместе с ней в машине, и все приняли меня за Крис. И я... в общем, когда я пришла в сознание, я просто не стала их разубеждать.

Он был - и поделом ему! - совершенно сбит с толку.

- Это только на время, - торопливо сказала я. Бесполезно было пытаться растолковать это за те несколько минут, что необходимы для похода в туалет. - Может, встретимся завтра? Я тогда все объясню.

Он смотрел на меня с беспокойством, словно опасаясь, что я ему подстрою какую-то ловушку.

- Так кто вы все-таки? - спросил он.

- Никто. Ей-богу, никто. Я просто ловила попутку, и Крис меня подвезла.

И тут он спросил:

- Что случилось с деньгами?

Хотелось притвориться, что я ничего не понимаю, и спросить, какие такие деньги, но все уже и без того было слишком запутано.

- Их забрала полиция, - сказала я.

- Черт! - он стукнул себя ладонью по лбу. - Вот дьявол!

- Послушайте, меня ждут. Мы можем увидеться завтра?

- В десять, - холодно ответил он. - Здесь. Буду вас ждать.

Обещание подождать сопровождалось красноречивым нервным и злобным жестом.

Когда я вернулась к столу, дядя Ксавьер заказал кофе и две рюмки коньяка.

- Ты такое пьешь? - спросил он.

Я не пила. Вернее, Маргарет Дэвисон не пила коньяк. Но я была ему очень благодарна. Я держала бокал обеими ладонями, чтобы руки меньше дрожали. К тому времени, когда я могла выпить кофе, не расплескав его при этом, он уже остыл.

Мы возвращались домой в молчании. Мне было грустно. Я сидела рядом с дядей Ксавьером и гадала, что же делать дальше. В десять я встречусь с Мэлом, и после этого у меня не останется ни единого шанса: после этого мне придется сесть в автобус до Фижеака и отправиться на поезде к югу. Волновала меня записка. Я непременно должна буду оставить записку. Нельзя же просто исчезнуть без всякого объяснения. Я пробовала всевозможные версии: "Дорогой дядя Ксавьер" - но я не имела права так называть его. "Дорогой месье Масбу, ваша племянница погибла, а я - самозванка. Благодарю вас за гостеприимство. Простите меня. Маргарет Дэвисон".

Видите, как трудно?

- О чем задумалась? - спросил дядя Ксавьер, свернул от реки вверх, к холмам.

- Ни о чем, - сказал я.

Вообще-то я думала: то, как я с ним поступила, непростительно. Проблема в том, что если я все это изложу как есть, это будет ещё более непростительно.

- Спасибо за прекрасный вечер, - сказала я, когда мы въехали в ворота. В холле я не удержалась и поцеловала его в щеку.

- Спасибо, - повторила я.

Я долго сидела, глядя в конопатое зеркало трюмо и поворачивая створки, чтобы видеть, как мои размноженные отражения исчезают в бесконечности по обеим его сторонам. Оказывается, бывает трудно смотреть в глаза самой себе, вот ведь как.

Когда я на следующее утро спустилась вниз, дядя Ксавьер уже два часа как ушел. Ну и хорошо. Я струсила, не стала писать записку. Убедила себя, что будет лучше послать открытку из города. Выпила кофе и отыскала хозяйственную сумку, куда запихала смену белья и кое-какие вещи. Сказала Селесте, что иду погулять.

- Вернешься к обеду? - спросила она, но я сделала вид, что не услышала.

До города было намного дальше, чем мне казалось, и нестерпимо жарко. Было глупо думать, что я уже настолько поправилась, чтобы предпринимать такие долгие пешие прогулки. Когда я дотащилась до гостиницы, было почти одиннадцать. У меня все плыло перед глазами, голова кружилась. А ноги представляли из себя два студенистых комка боли.

Он ждал меня за одним из столов, выставленных на тротуар. Когда я, прихрамывая, перешла улицу, он вежливо поднялся.