Полюса притяжения (СИ) - Тодорова Елена

Он хмурится. И с некоторым недоумением оглядывается на дом, будто стараясь увидеть тот ее глазами.

— Это что-то меняет?

— Нет… Но все же… Можно я не буду входить? — вдруг выдыхает Янка. — Отвези меня обратно.

— Да, конечно, — спускаясь вниз по парадной лестнице, берет за руку. Дожидается глубокого вздоха облегчения. — Пообедаем, и отвезу, — и, разворачиваясь, решительно увлекает к ступеням.

Шахина уже на подъеме отмечает, насколько сильно у нее дрожат колени. Боясь оступиться, вцепляется в его ладонь изо всех сил.

— Я не смогу…

— Расслабься, котенок. Просто будь собой.

Куда там? Это попросту невозможно.

Идет, конечно. Кажется, следует за Рагнариным покорным солнечным лучом. Навстречу буре и ветру. Но уверенности в том, что справится, совершенно не ощущает.

А уж когда дверь открывается… Их встречает солидный седовласый мужчина, смутно напоминающий дворецкого из телесериала о средневековье, который в детстве смотрела Яна.

— Китайские бурундуки… — выпаливает она на выдохе. — Помни, что ты был мне очень дорог.

У Дениса хватает наглости рассмеяться.

— Расслабься, — повторяет он, подталкивая ее входить первой.

«Как же!»

— Здравствуйте, — на нервах протягивает мужчине руку. — Я — Яна.

Глупейшая улыбка и первый неверный шаг не ускользают от внимания застывших в центре холла хозяев.

— Григорий, — невозмутимо отзывается дворецкий.

Чувствуя голую сухую кожу во время рукопожатия, Шахина выдыхает с какой-то долей облегчения.

«Без перчаток!»

«Может, тут все не так и пафосно…»

Денис помогает ей снять пальто и, освобождаясь от своего, передает верхнюю одежду Григорию.

Отсрочка истекает. Нет причин топтаться на пороге.

Незаметно делая глубокий вдох, Яна поднимается на две мраморные ступени вверх и встречается взглядом сначала с матерью Рагнарина, а через несколько секунд и с отцом.

Они гораздо старше, чем ее родители. Хотя выглядят, несомненно, хорошо. Янка бы даже сказала — величественно. Вероятно, именно возраст, выдержанная элегантность и абсолютная беспристрастность придают их образам этот статус.

По первому впечатлению никаких общих черт у пожилой пары со своим Денисом она не замечает. Пока не подходит ближе. Тогда узнает — взгляд у матери и улыбку у отца.

— Добрый день, — приободрившись, приветствует Рагнариных первой.

Они отвечают сдержанно и слаженно, едва ли не в один тон.

У девушки нервно дергается глаз, пока она пытается определить, что же делать дальше. В Турции она бы склонилась и, отдавая родителям жениха дань уважения, поцеловала им руки. В Москве, понятное дело, это выглядело бы дикостью.

Эти мысли настолько ее веселят, что Шахина, не выдерживая напряжения, начинает смеяться.

— Ах, простите, — выдыхает, краснея. — Я просто представила вашу реакцию на себя… Ну, если бы я вдруг повела себя, как принято в моей стране.

Теперь глаз дергается у матери Дениса.

— Занятно. И что именно вам пришлось бы сделать?

— Поцеловать вам руки.

— Это определенно крайности. Уж теперь я понимаю ваш смех. Ха-ха-ха, — выдав эти слоги, женщина слегка растягивает губы в улыбке, но общий градус веселья в этом исполнении — ноль целых две десятых грамма.

— Позволь представить, Яна, — сухо произносит Денис. — Мой отец — Виталий Дмитриевич. Мама — Наталья Ильинична.

— Очень приятно!

Вероятно, родители Рагнарина считают ниже своего достоинства лицемерить. Не отбивая ответных «поклонов», они просто приглашают гостей к столу.

Если убранство холла прошло мимо рассеянного внимания девушки, то в просторной столовой, пока обслуга подает обед, ей ничего не остается, как незаметно оценивать обстановку.

Ничего подобного Яна никогда себе и представить не могла. Окружающая ее музейная роскошь, аристократы, прислуга — все это, как сцена из фильма. Критически далеко за гранью ее мира.

Прицельно бьет по нервам очередное понимание их с Денисом полярности. Еще одна жирная черта, разделяющая, словно экватор.

Обслуга выходит. Виталий Дмитриевич желает всем приятного аппетита, и звуки замирают. В оглушающей тишине звенят лишь столовые приборы.

В горле Яны встает ком. Она подносит к губам ложку супа и некоторое время просто смотрит в нее, опасаясь клацнуть по металлу зубами, громко сёрбнуть или шумно сглотнуть.

Сердце резко расходится, вбиваясь мощными ударами в ребра. Во рту становится сухо и неестественно горько.

Она-то, глупая и наивная, боялась, что Рагнарины станут задавать ей неудобные и даже компрометирующие ее вопросы. В реальности же оказывается, что ее персона им совсем неинтересна.

«Успокойся…»

«Просто дыши и ни о чем сейчас не думай…»

Совершая над собой усилие, все же отправляет ложку с супом в рот. В уголках глаз выступают слезы обиды, но Шахина быстро смаргивает их и продолжает есть.

— Расскажите о городе, в котором вы выросли, Яна, — нарушает тишину Виталий Дмитриевич.

Чувство вспыхнувшей благодарности в ней настолько велико, что плакать хочется уже от радости.

— Мой родной город Арсин. Он небольшой, но очень красивый. Расположен на берегу Черного моря. Я хожу… То есть ходила на пляж почти каждый день. Минут пятнадцать, и на месте. Красота непередаваемая!

Виталий Дмитриевич улыбается совсем как Денис.

— Скучаете?

— Пожалуйста, обращайтесь ко мне на «ты». Пожалуйста, — в самом деле просит, складывая перед собой руки в умоляющем жесте.

— Как скажешь, — кивает мужчина.

И Яна с благодарностью кивает. Следом за этим отвечает на его вопрос:

— Скучаю, конечно.

А потом смотрит на Дениса и, рдея от удовольствия, добавляет:

— Но в Москве мне тоже хорошо.

— Скоро увидишь свое «радостное море» и отдохнешь от Москвы, — с мягкой улыбкой замечает он.

— А почему «радостное»? — не сдерживает любопытства Наталья Ильинична.

— Яна любит все по-своему характеризовать. Небо у нее, к примеру, счастливое. А я — северный.

— Северный? — еще больше удивляется мать, приподнимая брови.

Даже эта мимическая реакция в ее исполнении отдает каким-то особым изяществом.

— Сдержанный и уравновешенный. В некотором роде хладнокровный, — спешит пояснить сама Шахина.

— Хм… — хмыкает женщина. — В нашем кругу это принято называть воспитанностью.

— Мама.

— И я, конечно же, ничего плохого в мыслях не держала, когда это говорила. Не стоит на меня набрасываться.

Повисает пауза.

Мать с сыном долго смотрят друг на друга через стол. Яна видит только глаза Натальи Ильиничны. Враждебности в них нет, но чувствуется определенная твердость.

— Пожалуйста, не надо из-за меня ссориться, — мягко вмешивается она. — Я все понимаю, Денис. Мне жаль, Наталья Ильинична, что я вам не подхожу.

— Наташа, передай, пожалуйста, соль, — откашливаясь, просит Виталий Дмитриевич.

— Я не говорила, что ты нам не подходишь, — отсекает Янкино нытье Наталья Ильинична, никак не реагируя на просьбу мужа.

— Главное, что ты подходишь мне, Яна.

Мать замирает. Вновь сканирует сына долгим взглядом. А после, без какого-либо сарказма, соглашается:

— Ну, разумеется.

— Кто-нибудь может передать мне соль?

Не отрывая взгляда, Наталья Ильинична со стуком опускает солянку перед мужем.

— Для нас с Виталием Дмитриевичем, — произносит она с выдержанным апломбом. А поймав взгляд Дениса, глубоко вдыхает и заметно смягчает голос: — Так вот, Яна, для нас с Виталием Дмитриевичем важно, чтобы сын был счастлив. Мы безоговорочно примем любой его выбор. Если я вас обидела, прошу меня простить. Это вышло ненамеренно. Новость меня немного шокировала. Но это вовсе не значит, Яна, что я как-то предвзято к вам отношусь. Религия и статус — второстепенные показатели. Время покажет, что вы за человек.

Глава 19

Ты был счастливый и пьяный.

И что-то важное между.

© Земфира «Прогулка»