Жажда III - Макс Вальтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А того будто свербило в заднице, не мог спокойно смотреть, как рабочие отдыхают. Несмотря на то, что даже смена ещё не началась, всё равно каких-то задач старался нарезать. Однако Серёга стоял на своём, часто ругался на этой почве. В итоге мастер смены привык и перестал его дёргать по пустякам, а вскоре и сам перенял данный ритуал, за что однажды даже поблагодарил своего подчинённого.
В это утро что-то пошло не так. Серёга как раз залил кипятком чайный пакетик, вставил в рот сигарету и уселся на ведро, чтобы спокойно прикинуть фронт работы. И едва успел сделать один глоток, как из дома послышался приглушённый оклик от Николая Ивановича. Он чертыхнулся, поднял задницу и поставил бокал на ведро, после чего бормоча проклятия в адрес старика, отправился к дому.
— Чего вам? — крикнул он через дверь. — Саня ещё не пришёл, как появится — сразу приступим, — и тихонько добавил себе под нос: — Никуда твой ебучий забор не денется.
— Зайди, Серёж, — услышал он приглушённый голос изнутри. — Я вам тут аванс отдать хочу, пока бабка не видит. Ты заходи, там открыто.
Он потянул на себя дверь, прошёл через сени, где расположился вход в сам дом. Перешагнув порог, он на мгновение остановился, чтобы глаза хоть как-то привыкли к темноте. Хоть это и показалось ему странным, он всё же шагнул внутрь. Под ногой предательски скрипнула половица и непонятно почему, вдоль позвоночника пробежал неприятный холодок.
— Ты дверку-то прикрой, а то комаров напустишь, — проскрипел из соседней комнаты голос деда.
— Приболели?
— Да, есть немного, возраст, чуть вот с окнами открытыми поездил, видать, продуло.
— Понятно, — совсем без малейшего участия буркнул Сергей и потянул на себя дверь.
Едва тоненькая полоска света исчезла в притворе, как он ощутил тяжесть на спине, а затем острая боль пронзила шею. Он пытался бороться, бил прилипшего, словно пиявка деда о стену, вот только силы быстро уходили. Старик, словно вакуумным насосом выкачивал из него всю энергию. Вскоре голова закружилась, в глазах потемнело, и он почувствовал, что уже лежит на полу.
* * *
Очнулся он от того, что кто-то кричал снаружи. Лишь спустя несколько секунд до него дошло, где он находится, а заодно вспомнил, что с ним приключилось. Странно, но теперь он прекрасно видел в темноте, вот только в багровых, даже чёрно-красных тонах. Помимо прочего, внутри кипела невероятная энергия, казалось, что он одним мизинцем может порушить кирпичную стену. Наверное, нечто похожее люди испытывают под кокаином, хотя наверняка утверждать он не взялся бы, ввиду того, что никогда его лично не пробовал. Однако память услужливо подбрасывала именно эти кадры из просмотренных ранее кинофильмов.
Но было ещё кое-что, так же из ряда непривычных ощущений. Отсутствие эмоций. Казалось бы, дед что-то с ним сделал и перед тем как отключиться, он прекрасно помнил ту злость, ненависть к старику. Но сейчас всё это испарилось. Вот он, Николай Иванович, стоит в дверном проёме и прижимает палец к губам, намекая на то, что нужно вести себя тихо. И Сергей с этим полностью согласен, он чувствует, как кровь струится по венам старого друга, слышит, как бьётся его сердце. От этого моментально пересохло в горле, очень сильно захотелось пить, словно он весь день провёл на жаре без капли воды. А ещё он вдруг понял, что утолить жажду привычным способом не сможет больше никогда.
Откуда пришло это понимание, он вряд ли смог бы объяснить. В голове в этот момент промелькнули тысячи мыслей и снова никаких эмоций. Ни страха, ни удивления — будто их никогда не существовало, лишь память подсказывала об их наличии в прошлом. Он помнил ощущения страха и радости, волнение и жалость, однако воспроизвести их не мог. Прислушавшись к себе, он решил, что это вовсе не плохо, потому как разум сделался чище. Больше ничто не мешало достигать поставленных целей, никаких сомнений и переживаний по поводу. И первоочередная задача — утолить жажду, и он знает, что для этого нужно сделать. Вот только между ним и бывшим другом стоит солнце.
Отчего-то он понимал, что солнечный свет убьёт его. Нет, страха по-прежнему не было, скорее, подсознательный запрет — нельзя и всё тут! Память подбросила аналогию со столбняком, когда вирус не подпускает своего носителя к воде, вселяет к ней неприязнь на уровне инстинкта. Нечто подобное сейчас происходило и с ним. Ему даже не нужно было видеть светило, он просто знал — оно там, чувствовал его, и выражалось это неким зудом на коже. Может быть потому, что плотные шторы не совсем перекрывали доступ ультрафиолета.
На всякий случай он даже проверил теорию. Пришлось бороться с внутренним «я» и довольно серьёзно, словно он собирался с головой нырнуть в яму, до краёв заполненную дерьмом. Но он справился, слегка отодвинул штору, после чего сразу отскочил, зашипев от боли. Кожу обожгло, будто он сунул руку в кипяток. Однако процесс был недолгим, стоило отойти в тень, как болевые ощущения ослабли, а затем и вовсе исчезли. Зато жажда мгновенно усилилась, и бороться с ней было превыше его сил.
А бывший товарищ, словно почувствовал, что в доме кто-то есть, принялся стучать в окна, звать деда. Затем к нему присоединился ещё один голос, судя по интонации, человек ругался, хотя разобрать слова не получалось. Сергей в очередной раз прислушался к себе, попытался проанализировать новые чувства, как вдруг почувствовал сотни сердец, гонявших горячую и такую желанную кровь. Ему хотелось выть, кричать от отчаяния, потому как он не мог до них дотянуться. Но больше всех его раздражал Морзе, который прямо таки напрашивался, вился вокруг, сводил с ума близким присутствием. Захотелось разорвать ему глотку, умыться кровью, пить её большими, жадными глотками, ощущая солоноватый привкус каждым рецептором. И представляя это, ему становилось всё хуже. Возможно, именно так себя чувствуют наркоманы во время ломки, когда перед их носом лежит заряженный шприц, и нет никакой возможности им воспользоваться.
Судя по виду Николая Ивановича, он испытывал нечто подобное, но гораздо в более слабой форме. И не было в том ничего удивительного, ведь совсем недавно он утолил жажду кровью Сергея. Он знал, что в соседней комнате, точно так же трясётся бабка, чьей кровью впервые насытился дед.
— Иди, позови его, — едва слышно произнёс он и
