Меньшее зло - Юлий Дубов

— А рай?

— Нарастающее единение с системой, обеспечиваемое постоянно проявляемой совокупностью правильных реакций. Я снова перейду к компьютерным аналогиям. Сперва элемент системы читает и понимает примитивные тексты, потом тексты усложняются, позже возникают звуки, и он начинает видеть изображения, они делаются цветными, затем трёхмерными и так далее. Наконец, он узрит Бога.

— Я знаком с основами христианской религии, — сообщил Старик. — Так вот, докладываю вам. У вашего священника весьма печальные перспективы. За такие теории ему надлежит каяться и каяться. Причём шансы получить отпущение грехов после подобного богохульства весьма туманны. Однако он выстроил весьма любопытную и правдивую теорию. Только она имеет отношение вовсе не к христианству.

— А к чему?

Старик нагнулся к гостю, взял его за запястье, будто щупая пульс, потом выпустил руку.

— Вы же знаете, Хорэс. Это теория власти. Власти, как основы государства и государства, как воплощения власти. Это власть рассылает свои импульсы по разветвлённой сети и ждёт ответа. Истинно верующие в государство и его устои отвечают единственно правильным образом и потому приближаются к власти, становясь её частью. А не умеющие распознать великую идею — отпадают и отлучаются навеки. Что есть человек? Жалкое создание, даже если он силён, здоров, умён и богат. Потому что, если человек не у власти, он может ровно столько, сколько может в одиночку. Единственно государство, воплощающее в себе великую идею власти, может дать человеку подлинную силу. Похоже?

Гость едва заметно улыбнулся и кивнул.

— Похоже. Да. Но Бог — это и есть власть.

— Нет. Власть — это Бог. И государство — пророк Его.

— Я не сомневался, что с Кораном вы тоже знакомы. Скажите, Тимур, как вы определяете эту историю с международным терроризмом? Каково её место в окружающем нас мире?

— Я не понял ваш вопрос.

Гость поморщился.

— После стольких лет знакомства мы оба заслужили право на откровенность. Я приехал к вам не для того, чтобы обсуждать философские проблемы. Меня весьма интересуют происходящие события. Не скрою, что существующие версии меня не устраивают.

— Какие именно?

— Россия перестала быть великой державой ещё при Горбачёве. Мы с вами присутствовали при финальной сцене, опустившей занавес над многолетним противостоянием. Но это не означает, что Россия превратилась в нечто несущественное, про что можно забыть. Мы с тревогой наблюдали за восхождением Восточной Группы. Россия — страна крайностей. Если коммунизм, то это такой коммунизм… Ну а уж если фашизм…

То, что прежнего президента постараются очень быстро убрать и поставить вместо него более приспособленного к управлению государством человека, для нас было более или менее очевидно. Для вас, полагаю, тоже…

— Я очень ценю, Хорэс, что вы не пытаетесь преувеличить мою роль во всей этой истории. Мы оба давно ушли от активных действий — не правда ли? — и всего лишь даём советы, которые в наше время дилетантов мало кого интересуют. Разве иногда… Вот и сейчас — вы приехали для удовлетворения собственного любопытства, чтобы снять недостающую информацию. Собираетесь книгу писать?

— Возможно.

— Я так и подумал. Ну что же. Спрашивайте.

— Итак. В России переменилась высшая власть. Фактически переменилась, потому что исход предстоящих выборов президента предрешён. Независимо от того, кто ещё станет претендовать на высший пост в государстве. Поскольку русские всегда любят того, кто в данный момент наверху. Так что изначально задача была предельно простой — убрать бессмысленного и бесполезного человека и поставить вместо него приемлемую и надёжную фигуру. Я правильно понимаю?

— В общих чертах.

— Тогда зачем всё остальное?

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду взрывы домов в Москве. Истерику с международным терроризмом. Начало новой и очень странной войны в Чечне. Чтобы выбрать вашего Рогова президентом России, всего этого не надо. Выберут и так.

— Вы утверждаете, что дома взорвали специально для того, чтобы выбрать Рогова президентом?

— Тимур, я ничего не утверждаю. Я просто знаю по собственному опыту, что любая цепочка политических событий неизменно имеет целенаправленную траекторию. У нас считают, что все названное мною имеет единственную цель — обеспечить избрание Рогова. Я полагаю, что все это излишне. Отсюда возникает абсолютно русский вопрос — зачем?

Старик посмотрел на часы и нажал кнопку электрического звонка. На пороге возник молодой человек с подносом, на котором стояла одинокая рюмочка зелёного стекла. Бросил цепкий взгляд на гостя.

Старик взял рюмку, поставил рядом с собой, небрежно махнул рукой. Молодой человек испарился.

— Я так понимаю, к вам продолжают проявлять усиленное внимание? — спросил гость.

— Конечно. Я их меняю время от времени, но это ни на что не влияет. Хочу объяснить вам одну вещь, Хорэс. В окружающем нас мире существуют две глобальные угрозы: одна из них — сама по себе, а вторая создана исключительно усилиями вашей страны. С какой начать?

— С первой.

— Хорошо. В девятнадцатом веке общепризнанным языком межнационального общения был французский. В начале двадцатого века его серьёзно потеснил немецкий. Потом — английский и русский. Как вы полагаете, Хорэс, на каком языке будет говорить человечество в двадцать первом веке?

— На китайском.

— И я так считаю. Ваш Бжезинский гениально заметил, что имперская политика новейшего времени от идеи владения перешла к идее влияния. Более эффективного влияния, нежели через распространение собственного языка, человечество не изобрело. Всё это означает, что нашей цивилизации — а русскую цивилизацию я всегда рассматривал как неотъемлемую часть западной — грозит неминуемая гибель. Она неизбежна. Так же как была неизбежной гибель древних этрусков, затем римлян. Поэтому вопрос ставится предельно просто: как мы уйдём в историю. Как этруски, не оставив после себя ничего, кроме противоречивых упоминаний в летописях? Или как римляне, определив своим существованием и кончиной судьбы будущего мира? Думаю, мы с вами одинаково отвечаем на этот вопрос. Но поодиночке мы обречены на судьбу этрусков.

— От этрусков к римлянам через взрывы домов в Москве и инсценировку войны на Кавказе, — гость пожал плечами. — Очень извилистая траектория.

— Про взрывы я не сказал ни слова, — напомнил Старик. — Вы спросили про международный терроризм. Я стараюсь ответить.

— Извините.

— Так вот. Мы бездарно потратили десятилетия на холодную войну, когда Советский Союз всеми силами старался блокироваться с Востоком, чтобы противостоять Западу. Сегодня нам, как никогда, следует быть вместе. Людей, которые это понимают, в мире не так уж и много. Над политиками, партиями, народами висит туча многолетнего недоверия. Времени, необходимого для рассеивания этой тучи, у нас нет. Именно поэтому нужны сильные меры. Хочу подчеркнуть, что мы говорим о судьбе весьма значительной пока части человечества, а потому никакие шаги не могут считаться излишне сильными. Это ведь ваш президент как-то заявил, что надлежит выбирать меньшее зло, не правда ли?

— Простите, Тимур, но в ваших словах я не вижу логики. Ваши сильные шаги — сколько их у вас получилось? Два? Вряд ли они могут способствовать единению.

— Я не закончил. Теперь о второй угрозе. Север и Юг. Богатые и бедные. Ближний Восток, Афганистан и так далее. Вы своими руками создали себе могильщика, и могильщик этот уже расправляет плечи. Его оружие — террор. Его война — это герилья и интифада. Эту войну вы проиграете хотя бы потому, что не приспособлены к её ведению. А может, и не проиграете. Не знаю. Просто в тот момент, когда вы в неё вступите, мы уже будем воевать. Потому что мы уже воюем. И, как раньше, ждём открытия второго фронта.

Гость задумался, испытующе оглядывая Старика.

Потом сказал:

— Вы допустили стратегический просчёт. Америка никогда не допустит повторения сорок четвёртого года. Россия — уже не лидер. Войну должна была начать Америка. На ваших условиях никакое сотрудничество невозможно. Мы просто будем ждать, пока вы окончательно увязнете на Кавказе, в очередной раз выведете войска… Ну и так далее…

— Полагаю, вы недостаточно внимательно отнеслись к моим словам, — пробормотал Старик. — Мне будет чрезвычайно приятно обсудить с вами эту тему примерно через год.

«Ну и ладно, — подумал он про себя. — А что на самом деле произойдёт, потом увидим. Только тогда уже будет поздно вмешиваться. После драки, как говорится, кулаками не машут».

Глава 22

Кавказский пленник

«В этом мире неверном не будь дураком:

Полагаться не вздумай на тех, кто кругом,

Трезвым оком взгляни на ближайшего друга —

Друг, возможно, окажется злейшим врагом».