Раскинулось море широко - Валерий Белоусов

Ещё бОльшим событием в жизни каждой китайской семьи считалось рождение сына. Близкие и друзья тогда навещали гордую роженицу, приносили подарки: одежду для ребенка и продукты для поддержания сил матери. Чтобы отблагодарить друзей и знакомых, Чжан накрыл праздничный стол и угощал гостей вареными яйцами, окрашенными в красный цвет. Он пригласил всех своих друзей на лапшу, которая символизировала долголетие новорожденного.

Ещё в древнейших песнях "Шицзин" упоминалось, как новорожденного мальчика клали на нарядную циновку, всячески ублажая, давали ему в руки богатые игрушки, а при этом родившаяся девочка лежала в углу дома на куче тряпья и забавлялась обломками глиняных сосудов.

Иметь сына- о, это считалось целью брака и большим счастьем для семьи. Это нашло отражение даже и в мудрых древних поговорках: 'Вырастишь сына - обеспечишь старость, соберешь зерно - предотвратишь голод'; 'И сына, и поле надо иметь свои'; 'Лучшие сыновья в мире - свои собственные'

И вот всё это-семья, основа и центр мироздания… любимая и любящая жена…любимый сын, наследник и продолжатель рода - было безжалостно растоптано в кровавую грязь деревянными гэта приплывших из-за моря самураев…

Странный вопрос:любил ли Чжан Цзолин японцев?

…'И видите ли - уважаемый Чжан… Вы- я уверен - большое зло…'

'Возможно… но без зимней стужи не бывает лета, без чёрной тени- нет яркого света солнца…'

'Согласен с Вами… пусть Вы зло- но зло своё, домашнее, привычное… меньшее зло, чем японцы…'

Чжан молча, в признательности, склонил голову в предписанном традицией каноническом поклоне- ни на цунь ниже или выше того, что диктуется приличием…

'Помогите мне, Чжан…'

'Зачем я буду это делать, лао Пётр?'

'Если япошки ворвутся во Владивосток…помолчите, Владимир Иванович, я говорю ЕСЛИ, а не КОГДА… так вот, они устроят здесь такую резню, что люйшуньская бойня перед ней просто померкнет… сколько китайцев тогда погибнет?'

'Что за дело мне до маньджур или бохайцев? Своих я вывезти успею…'

'Ой ли, уважаемый Чжан…а потом - сколько можно убегать и прятаться? Не достойней ли повернуться к врагу лицом?'

'Мудрая обезьяна сидит на горе, наблюдая за схваткой двух тигров…'

'А Вы никогда не хотели отомстить…'

'Если хочется мести - сядь на берегу Яндзы…рано или поздно мимо тебя проплывут трупы твоих врагов…'

'А если… я куплю Вашу помощь?'

'Сколько заплатите? Что есть у Вас, чего нет у меня?'

'Клочок бумаги… на которой нарисован остров, похожий на подкову…'

Чжан глубоко задумался… 'Мудрого обмануть не сложно…вот только сделать это можно всего один- единственный раз…Хорошо, я верю Вам. Что я должен сделать?'

…Когда борцы с международным бандитизмом возвращались из таинственных глубин Миллионки, Шкуркин с удовлетворением отметил:'Считайте, пол-дела сделано…'

Семёнов с тревогой спросил его:'Скажите, Павел…Вы всеръёз хотите отдать пиратам карту острова с сокровищами?'

На что тот удивленно отвечал:'Ну разумеется…ведь это ИХ собственное золото…самое главное теперь- где эту карту искать?'

…Несколько минут спустя, Шкуркин, молча шедший обочь Семёнова, вдруг схватил его за рукав шинели:'Владимир Иванович, Вы, я понимаю, сегодня очень устали…но не могли бы Вы сопроводить меня…тут совсем рядом, Вы не опасайтесь…'

Семёнов с возмущением ответсвовал:'Да Вы что, за кисейную барышню меня принимаете? Я, бывало, по три дни не спал!'

'Ну ничего, батенька, мы не на долго…вот, свернём на Алеутскую…'

Через несколько минут они подошли к месту- откуда начались сегодняшние семёновские скитания - к вокзалу.

Шкуркин проводил Семёнова в буфет первого класса, усадил за свободный столик- и крикнув:'Эй, народы мира, чаю…' - стремительно исчез.

Семёнов утомлённо вздохнул…сколько же чаю он сегодня выпил, не хуже макарьевского купца - с полотенцем… (Это ежели в трактире купец чаю спрашивал- так завсегда говорил- с полотенцем будет он чаи гонять или без…ежели с полотенцем, так ему сразу несли полуведёрный самовар и махровое полотенце- на шею вешать, пот утирать…впрочем, чай всё равно- не водка, много не выпьешь.)

Но прежде, чем половой принёс заказанную 'пару чая' (расписной, с драконами, фарфоровый чайник с заваркой, чайник побольше, тоже фарфоровый- но чисто белый, с кипятком, кусок сахару, от сахарной головы и щипцы- потребные кусочки откалывать, а также баранки, крендёлёк и бублик с маком- на десять копеечек всего будет…) в буфет вошёл недавний попутчик Семёнова- рослый, молодой путеец, тот самый, который вещи для беженцев в Харбине собирал…

'А, это Вы? Ну, здравствуйте, а я сейчас прямо из Харбина- от службы движения, прибыл во Владик за 'литёркой' (экстренный поезд, обозначенный не номером, а литерой- буквой алфавита- примечание переводчика). Через час назад в Дальний убываю…'

'Ну, ну что там, в Артуре?! Есть ли новости'

Злобно швырнув на свободный стул свою шубу, занесенную снегом, он подошел к столику, и тяжело опустился на диван…

'Сдaли!…'

'Что сдали? Кого сдали?'

'Не 'что' и не 'кого', а сами сдали!… Понимаете?Сами сдали! - промолвил он, отчеканивая каждый слог.

' Нам, в 900-том, тоже приходилось туго. Я это помню

Тоже тогда- врасплох. Где мы не сдавали - там выкручивались. Сдали- значит сразу признали себя побежденными…

И будем побиты! И поделом! - вдруг выкликнул он. - Казнись! К расчету стройся! 'Цесаревич', 'Ретвизан', 'Паллада' - подбиты минной атакой; 'Аскольд', 'Новик' - здорово потерпели в артиллерийском бою; 'Варяг', 'Кореец' - говорят уничтожены в Чемульпо; транспорты с боевыми припасами захвачены в море; 'Енисей', 'Боярин' - подорваны собственными средствами, a 'Рюрик', 'Громобой', 'Россия', 'Богатырь' - здесь, во Владивостоке, за 1000 миль!…

Крепость в Артуре готовят к бою после начала войны! Стреляли только три батареи: форты были по зимнему; гарнизон жил в казармах, в городе; компрессоры орудий Электрического утеса наполняли жидкостью в 10 часов утра, когда разведчики уже сигналили о приближении неприятельской эскадры!…' He посмеют!' - Вот вам!…Посмели!'

Он отрывисто бросал свои недоговоренные фразы, полные желчи, пересыпанные крупной бранью. - Это был крик бессильного гнева…

Бывшие в буфете случайные офицеры армии и флота, слушали его, жадно ловя каждое слово, не обращая внимания на брань.

Все сознавали, что она посылается куда-то и кому-то через их головы, и, если-6ы не чувство дисциплины, взращенное долгой службой, все присутствующие всей душой присоединились бы к этому протесту сильного, энергичного человека, выкрикивавшего свои обвинения…

Ho, странно, по мере того, как со слов путейца ярче и ярче развертывалась перед нами картина русской беспомощности - какое-то удивительное спокойствие сменяло мучительную тревогу долгих часов неизвестности и томительного ожидания…

Семёнов случайно взглянул на соседский столик- увидав седого полковника. Он сидел, весь вытянувшись, откинувшись на спинку стула, засунув руки в карманы тужурки, и, казалось, что… если бы кто-нибудь, в этот момент, хоть что-нибудь ещё сказал бы плохое о России, то это могло 6ы кончиться очень дурно…

' Измена!… Я верю, я не смею не верить, что невольная, но все же измена…' - закончил путеец, тяжело переводя дух.

'Пусть так! Что было- то было… Не переделаешь! - очень тихо и ясно сказал в наступившем молчании полковник. - 'Но все это - только начало. 3а нами - Россия. А пока… мы, ее авангард, мы, маленькие люди, мы - будем просто делать свое дело!'

И в голосе этого человека, на вид такого больного и слабого, Владимиру вдруг послышалась та же звенящая нота, которая звучала в голосе молодого подпоручика, на вопрос -'Что же делать будем?', крикнувшего: 'Умирать будем!'

И он снова поверил, что мы им - ещё покажем!

…Шуркин, торопливо поздоровавшись с кем-то из офицеров, наклонился к уху Семёнова и азартно защептал:'Владимир Иванович, не показывая виду, что спешите…за мной, самым быстрым аллюром… '

'Что случилось, Павел Васильевич?'

'Не иначе, в цвет попал…'

Буфет для пассажиров третьего класса- который посещали и станционные рабочие - размещался в полуподвале…

Керосиновые лампы тускло светят в облаках табачного дыма и кухонного чада.

Ha полу, покрытом грязью и талым снегом, занесенным с улицы, целые лужи пролитого вина и пива… валяются разбитые бутылки и стаканы, какие то объедки…

Обрывки нескладных песен, пьяная похвальба, выкрикивания отдельных фраз с претензией на высоту и полноту чувств, поцелуи, ругань…

Общество тут было самое разнообразное - мелкие собственники-мещане, 'ремеслуха', приказчики, извощики (именно так!)… - рубахи- косоворотки и воротнички 'монополь', армяки, картузы, пальто с барашковым воротником, шляпы и даже шапки из дешевого китайского соболя, окладистые бороды и гладко 'под англичанина' выбритые лица… народ, короче…