Четвёртый Харитон - Михаил Никандрович Фарутин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Красные галстуки огненным пламенем колышутся на белых рубашках молодой поросли.
А напротив, по другую сторону трибуны, под командой Василия Андреевича, эскадрон джигитов: старшеклассники на своих любимцах — рыжих, белогривых, с белыми лысинами до самого храпа, резвых конях. Кони неудержимы, но и послушны. Роют землю копытами, вскидывают морды, переступают с ноги на ногу, ржут, но из строя — ни шагу.
Завидуют одноклассники Харитоше, но что поделаешь, случилось так, что в этом году только ему одному, Четвёртому Харитону, во всём десятом классе к летнему призыву в армию исполнилось восемнадцать лет.
Не привыкли в «Вешних водах» митинговать. Да и некогда — столько работы. Не за слово, за дело ценят человека, так уж исстари повелось. Но сегодня ступеньки трибуны не раз скрипнули под ногами колхозников. Даже Ковча на трибуну поднялся. Много добрых слов было сказано в дорогу молодому пахарю — молодому воину.
Последним поднялся на трибуну Харитоша. В солдатском обмундировании, в погонах и фуражке пограничника, с шашкой через плечо у левой ноги.
— Воин!
— Воин! — голоса среди людей.
— Пахарь — значит воин! — поправляет Ковча.
Поднявшись на трибуну, Харитон снял фуражку, поклонился людям на все четыре стороны. Посмотрел на поля, леса, что окружили деревни со всех сторон. Спустился с трибуны. Сделал особый поклон пионерской дружине, председателем которой был не один год. Обнял каждого в отдельности неразлучных своих друзей — следопытов Андрюшу, Федю и Колю. С обнажённой головой постоял у обелиска героям-односельчанам. Опустившись на колени, взял горсть земли в целлофановый пакетик и вложил пакетик в левый карман гимнастёрки вместе с комсомольским билетом. Приняв поводья коня из рук парторга колхоза Александра Владимировича, Харитон соколом взлетел на Орлика и дал шпоры.
— Почётным каре — за мной! — подал команду Василий Андреевич эскадрону.
Взвились белогривые вдогонку Четвёртому Харитону. А над ними, стрекоча моторами на бреющем полёте, идут четыре голубых вертолёта. Впереди Третий Харитон, за ним Ефим, Иван, Павел.
— Воины!
— Воины! — опять в народе.
— Пахари — значит воины! — вторит Ковча.
— На границу!
— На заставу Коробицына!
Скрылась конница из виду, улеглось облако пыли, поднятое над дорогой. Скрылись из виду вертолёты, и не слышно стрекотания их моторов, но люди ещё стоят с непокрытыми головами и смотрят в даль дороги, туда, где за поворотом скрылся Четвёртый Харитон на рыжем белогривом коне, сопровождаемый эскадроном ребят, тоже на рыжих, белогривых конях, и где за тёмным лесом скрылись голубые вертолёты.
— Товарищи, граждане! — кричит Ковча. — Можете что работать, что спать спокойно! Четвёртый Харитон на границе стоит!..
Часть третья
Глава первая
I
— Это что такое? — спросил сам себя военком района, полковник Кремнёв, глянув в раскрытое окно на шоссе, что тянулось через поле от леса, над которым взвилось и всё нарастало и приближалось облако пыли. — Неужели опять смерч?
Ещё свежо у всех в памяти да и не сникли разговоры, охи и вздохи людей о смерче, что прошёл неделю назад в здешней местности. В жаркий июньский полдень он пронёсся над лесом и, как коса траву, свалил целые делянки вековых сосен и елей, с шумом, грохотом и треском влетел в угодья колхоза «Вешние воды», закрутил у крайнего дома деревни Борки, что стоит на правом берегу реки Ужурги, сорвал крышу с избы, на которую по какой-то надобности взобралась баба — хозяйка дома, поднял эту крышу до небес вместе с бабой, а потом, то ли устыдился своего озорства, то ли отпало желание буйства, бережно опустил крышу на левый берег реки с чудом уцелевшей бабой и сгинул. Баба через сутки обрела дар речи, но, как она говорит, «хоть убейте — ничего не помню». Кроме речи, она обрела ещё прозвище — теперь тётю Катю называют космонавткой.
— Что же это такое? — опять спросил сам себя полковник. — Иван Иванович! — постучав в стенку своему помощнику, крикнул Кремнёв.
— Что-то не пойму толком… — тоже высунувшись из окна, глядя на дорогу, начал рассуждать Калитин Иван Иванович.
— Конница! Конница! — радостно закричал военком, прервав рассуждения своего помощника, и звякнул шпорами раз и другой, ударив каблуком о каблук. — Конница!
Полковник Кремнёв в прошлом пограничник кавалерист, он и поныне в торжественные дни надевает на сапоги серебряные шпоры. А призыв в армию молодёжи — торжество. Полковник сам в эти дни молодеет. Даже морщины на лице заметно сглаживаются. И глаза загораются.
— Молодцы! Эх, молодцы! — не унимался военком и тряхнул головой, вскинув седой чуб, прикрывавший белесоватый шрам от фашистской пули на левом виске.
— Откуда бы коннице? Тут эскадрон — не меньше, — недоумевал капитан.
— А кони! Кони! Что птицы! Земли не касаются! Летят! — ещё больше высунувшись в окно, кричал полковник.
Эскадрон конников, на рыжих белогривых конях с белыми лысинами до самого храпа, на полном аллюре мчался к военкомату. А над ним, над эскадроном, выше пыльного облака стрекотали три голубых вертолёта.
— Вешневодцы! Вот они откуда!
