Сборник статей и интервью 2004-05гг. - Борис Кагарлицкий

Но, повторю, если левые молодежные движения будут опираться лишь на лозунги, стиль, догмы XX века, если их связь с глобальным альтернативным движением не станет органической, нынешнее оживление может быстро выдохнуться. Но я надеюсь, что удастся перенять ценности, этику, пафос того, что сейчас действительно развивается на Западе и Юге и будет развиваться в борьбе с продуктами (сугубо разнородными) разложения или эволюции тамошних порядков.

Б.В. Межуев. Мне очень трудно причислить себя к традиционно понимаемым левым. Во всяком случае, в том смысле, в каком употребляет этот термин большинство выступающих. Мне трудно на самом деле сказать, идет ли наша страна вперед или назад, развивается ли она вверх или вниз, поскольку XX век слишком сильно поколебал традиционные представления о векторах прогресса. В этом отношении я отчасти готов присоединиться к многократно попираемому в статьях Александра Тарасова постмодернизму. Возьмем простой пример. Возвращение к религиозному сознанию как характерный феномен всего конца XX столетия. Вся российская радикализация выглядит просто балаганом на фоне религиозного фундаментализма в США. Раньше нам казалось, будто это пережиток «холодной войны», но сейчас ясно, что он имеет вполне конкретную политическую проекцию. Конечно, использовать аргументы и онтологию XVIII века для описания сложных событий XX и XXI столетий невозможно. Стоит внимательнее прислушаться к тому же постмодернизму, хотя бы для того, чтобы понять, в чем причина отхода от прогрессистской картины мира, столь характерной для советского типа мышления 1950-1960-х.

А.Н. Тарасов. Невозможность понимать прогресс по-прежнему не значит, что само понятие прогресса ложно. Это значит лишь то, что позитивистское понимание прогресса (с которым некритически соглашались и социал-демократы, и большевики, и либералы) требует пересмотра. Но постмодернизм вместо этого просто «упразднил» прогресс, провозгласив, будто все идеологии, позиции и подходы равны.

В расцвете религиозно-фундаменталистских настроений в США для меня, как левого, ничего непонятного нет. Если «первый мир» превратился в центр планетарной империи, то в США, как всегда бывает в метрополиях, должен наблюдаться рост антирационалистических и реакционных настроений. Это связано с паразитическим характером имперской метрополии. Материальное благополучие метрополии обеспечивается неэквивалентным обменом. Все богатство Земли перетекает из «третьего мира» в «первый». Обрубите хотя бы нефтяной канал - и в «первом мире» разразится катастрофа. Если не заменять реальную картину мира мифологизированной, придется обращаться к запредельному цинизму, провозглашая с высоких трибун и университетских кафедр: «Да, мы все здесь грабители, эксплуататоры и колонизаторы; наше благосостояние основано на убийстве миллионов людей на периферии - и чем больше мы их убьем, тем лучше будем жить. Поэтому убивайте, убивайте, убивайте - миллионами». Но такое невозможно до тех пор, пока формальной религией «первого мира» остается христианство. Поскольку христианство исторически - социалистически-уравнительная религия рабов и угнетенных жителей римских провинций, из нее невозможно изъять призыв ко всеобщему равенству. В результате квакеры в США, опираясь на Новый Завет, выступали против войны в одних рядах с левыми, а Буш, опираясь на Новый Завет, говорил о «крестовом походе».

Б.В. Межуев. Еще один вопрос касается возможности разграничения терминов «правые - левые», «националисты - интернационалисты». Кто такой сегодня Александр Проханов? Правый или левый? Националист или интернационалист? Он выламывается из всех этих традиционных секторов. Он явно не правый в смысле Путина, но и явно не левый в смысле Кагарлицкого. Поэтому нужно быть очень осторожными с привычными терминами.

Перспективы для левой традиции создаются двумя факторами. Первый фактор, - это разочарование в путинском режиме. В силу печальных событий этот режим полностью занял нишу того, что можно назвать правым патриотизмом. Разочарование в надеждах, которые возлагались на Путина, неизбежно вызывают резкое усиление левых настроений. Как преподаватель МГУ я просто вижу, что каждый новый учебный год, каждый семестр приносят все более левую студенческую аудиторию. Молодежь видит, что то государство, которое есть на сегодняшний момент, полностью встроилось в общий империалистический проект и договорилось со всеми центрами силы. Тогда начинаются альтернативные поиски, обращенные в сторону того, что здесь было маркировано как антиглобализм. Пробуждается интерес к левой традиции, к Бакунину, очень популярному сейчас среди студентов. Второй фактор - изменения внутри европейской цивилизации. Интернет резко расширил представление о том, что происходит за пределами нашей отчизны, информация стала гораздо более доступной. Заметно тяготение молодежи к современной Европе как совершенно особому явлению. Левые многих стран отождествляют себя с европейским проектом, точнее, с теми альтернативами европейского проекта, которые еще не совсем реализованы сегодняшним ЕС.

Европейская цивилизация приняла форму секулярного социального государства, облегчившего жизнь значительной части людей за счет резкого снижения интенсивности труда, нацеленного на деконструкцию индустриального общества посредством экологической политики, всех этих киотских протоколов и т. д. Против этого проекта, который представляет собой реализацию некоторых моделей контркультурной революции, и направлены американские неоконсерватизм и неолиберализм.

И как только произойдет смычка протеста против неравенства, опирающегося на некие воспоминания о нашем левом освободительном движении, с Европой как некоторой особой, новой цивилизацией, произойдет достаточно мощный электрический разряд.

В.Д. Соловей. Но только две культуры, сталкиваясь, воспринимают друг друга совсем не так, как кажется экспертам. Фронтального взаимодействия не возникает: что-то из другой культуры принимается и адаптируется, а что-то остается просто незамеченным. Так, в 1990-х Россия заимствовала у Запада только модель неравенства, даже не потребительства. Неравенства, понимаемого на уровне премордиальных, почти биологических инстинктов. В разных контекстах, с тем или иным балансом, неравенство постоянно воспроизводится во всех обществах. Но что первично в человеке - инстинкт неравенства, иерархии либо тяга к сотрудничеству и кооперации - проблема для ученых неразрешимая.

В основе всех революций лежит культура. В императорской России Западом была тематизирована только элита, лишь полпроцента населения имели непосредственное столкновение с Западом, для остальных он оставался tabula rasa. Большевики тематизировали Западом всю страну. Явное или имплицитное сравнение с ним как конституирующим «другим» придавало советскому обществу динамику, но и обусловило его финал. Сейчас мы, наоборот, начинаем психологически закрываться от такого сравнения. Среди тех, кто вернулся сейчас с Запада, получив там хорошее образование, все больше националистов. А уезжали они отсюда западниками. Это эффект, характерный почти для всех националистов: независимую Индию создавали индусы, которые получили западное образование, независимую Чехию - чехи, которые учились в немецких университетах.

И сейчас наши националисты начинают соединять американскую деловитость, немецкую дисциплину и русский размах. Эффект может оказаться совершенно неожиданным. Просто мы живем внутри этих процессов и именно поэтому не можем делать окончательных суждений.

note 2

2. 2005г. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ «АЛЬТЕРНАТИВНАЯ КУЛЬТУРА»

Энциклопедия. Сост. Д. Десятерик. Екатеринбург: Ультра.Культура, 2005. 240 с. Тираж 3000 экз.

Не знаю, понравилась бы такая книга Ленину, но цитата из него прямо-таки напрашивается. Перед нами очень своевременная книга.

И в самом деле, российское общество, привычно отвергающее коммунизм, но все более остро страдающее детской болезнью левизны, нуждается в культурно-политической азбуке, освоив которую можно будет научиться отличать “Ситуационистский интернационал” от сюрреалистов, а байкеров от гопников.

Персонажи и образы радикальной культуры Запада предстают перед нами во всем своем многообразии и оказываются в едином ряду с отечественными митьками, соц-артом и самиздатом. Создание такого единого контекста было давно необходимо, поскольку на протяжении первого постсоветского десятилетия общество продолжало мыслить старыми категориями, воспринимая “своё” и “западное” в качестве двух совершенно различных, непересекающихся реальностей даже там, где речь шла о весьма схожих, если не тождественных явлениях.

Подчинившиеся логике глобального капитализма, Россия и Украина сегодня вполне органично воспроизводят на своих просторах общемировые тенденции, не переставая, однако, демонстрировать и собственную специфику, порожденную уже не только и не столько “коммунистическим прошлым”, но и парадоксальным (двусмысленным, промежуточным) нашим положением в мировой системе.