Ангел с рожками (СИ) - Хоуп Амели

– Это мне? – Стреляю взглядом на лежащий на заднем сидение огромный букет цветов, который не сразу был мною замечен.

– Вчерашний за ночь стух в машине, – ровно, сухо слышится его голос. Не отошёл! Не виню. Возможно, я бы также себя вела. – Вот, купил новый, – не оборачиваясь, указывает большим пальцем на букет.

– Очень красивый! - Не привираю. Никакой однообразности в виде охапки одинаковых по цвету, размеру, запаху роз. Тут над букетом, очевидно, кропотливо колдовали. Яркость, почеркнутая индивидуальность каждого цвета, а запах — что-то невероятное. Я очарована благоуханием. Резкость, дерзость врывается в ноздри, а затем будто обволакивает тёплым пледом. Могу поспорить, что в того умелого колдуна превращался сам Максим.

– Надеюсь ему уготовлена иная судьба, – льётся водичка с сарказмом. Поди мой зеленоглазый приходит в себя.

– Если ты с ночи в вазу поставишь, то сутки им уж точно прожить, – поддерживаю игривый настрой. Не упускать же возможность вновь ментально сблизиться с моим айсбергом.

– Вот этим ты и займёшься. Думаю, как-нибудь без моего участия о нём позаботишься, – тембр его теплеет, а глаза впервые за сегодня задерживаются дольше секунды на мне. Довольна как порхающая бабочка. Где есть просвет, там есть и выход. В его глазах виден рассвет.

– Кстати, мы приехали, – Максим глушит мотор и осведомляет об окончательном закрытии всех дорожек для свершения мною побега. Дом далеко. В туалет он явно больше не станет меня отпускать. Только за ручку и под его личным контролем.

– Хороший выбор, – выхожу с машины и прохожусь в круговую глазами.

Я и не догадывалась о том, что нас ждёт прогулка по берегу Финского залива, во время которой будут струится один за другим мои откровения. Надеюсь, пейзаж сможет скрасить историю рассказчика.

– Лишь бы посодействовало, – читая мои мысли, Максим берёт мою ладонь в свою и тянет меня вглубь царствующей гармонии. – Давай, начинай, я слушаю, – и просит не откладывать повествование.

***

– Значит сбегала с занятий?! – После моей исповеди Максим приступил к комментированию моих грехов. – Полгода шкериться от матери и от преподавателей — блестящий показатель. И что никто даже из школы не подумал ей позвонить за шесть месяцев? – Нескрываемое удивление на лице Максима.

– Не-а. У меня была отличная репутация: светлый и добрый человечек в пачке и пуантах, ни у кого не вызывающая подозрений, – невинно пожимая плечами, декламирую про свою успеваемость.

– И когда же Свете доложили о её плохой дочуре? – Максима раскачивает и бросает то на существенные вопросы, то на бессмысленные, но и такие я не лишаю своего внимания.

– После моего пропуска генеральной репетиции перед очень важным зачётным выступлением. Мать, узнав обо всём, устроила такой разнос... Ох, мама не горюй. Отец от неё выслушал целый шквал грязи. И муж он фиговый и отец никакущий. Худшее ждало матушку впереди. Руководство школы приняло решение меня отчислить. Этот удар матери пришёлся ниже пояса. У неё произошло полное прозрение, и она, помимо всего ранее сказанного, тут же поняла, какова реальная причина развода с отцом и на кого я всё же в действительности похожа — копия отца и ни капли разумности второго родителя во мне не содержится.

– Удивительно, что она смирилась и в итоге позволила тебе выступать в гонках, – наивно полагает Максим.

– Смирилась? – Давлюсь от избытка смеха. – Пожалуйста, не смеши, Максим. Она сидела в засаде в ожидании чьей-либо ошибки. И она её дождалась. Со смертью отца я пустилась во все тяжкие. Непослушание дома, не соблюдение субординации на тренировках, ночные покатушки, заканчивающиеся полицией. Поводов меня запереть в клетке было довольно много. Хватай, не глядя. Главное было бы желание. А, как ты можешь догадаться, у матери оно находилось в переизбытке. Ей достаточно подкинуть монету, чтобы определиться до чего докопаться и отобрать моего двухколёсного друга.

– На что пал её глаз? – Максим видимо собрался детально разобрать мою прошлую жизнь.

– На заявленное моё имя в списке участников MotoGP. Наверно, стоит расшифровать для тебя, это главный и самый престижный старт в шоссейно-кольцевых гонках с участием несерийных мотоциклов. Я считала, что я предостаточно наточила зубы и готова ими рвать всех. Найдены немалоимущие спонсоры, жаждущие приумножать за счёт моих рёвов свои капиталы. Да и проблема с мотоциклом тоже решилась быстро. Новый железный конь должен был быть приобретён на оставленные отцом деньги. Однако мать придумала идею по круче как бы нам спустить их. И через несколько недель любящей родственницей мне куплены билеты прямым рейсом в Лондон и полностью оплачена учёба в колледже только для учащихся женского пола с моим липовым одобрением. Только вот своего согласия разобрать байк по частям и отправится круглосуточно умываться под проливными дождями я не давала.

– Сейчас цель та же? – Резкость смены курса Максимом вводит меня в ступор.

– Что? – Жму по тормозам. Романтичная прогулка на берегу сейчас будто не к месту. Не хочется думать, что его расспросы подводили именно к этому вопросу.

– MotoGP — твоя цель? – Голос Максима становится твёрже и оттого моя растерянность лишь усиливается.

– У меня несколько целей, – неразборчиво мямлю и мысленно драпаю отсюда. – Отпочковаться от предков и снять квартиру, накопить ...

– Думаешь для меня сейчас имеет значение, где ты будешь жить, где твой пылится старый байк и на какие шиши ты купишь себе новый? – Макс без зазрения совести перебивает меня. Его слова цепляют крючками за живое и до душевных криков безжалостно тянут. Порываюсь сорваться прочь, забиться в угол и выплакать всю боль. Но опущенные на мои плечи руки Максима приколачивают моё тело к земле. – Рит, MotoGP — твоя цель? - Глядя прямо в глаза, повторяет заданный вопрос.

И когда ты встречаешь на пути тупик, ты разворачиваешься и вынужденно идёшь обратно. И там уж не отвертеться. Защищаешься любым способом.

– Да, да, да! – Криком перевожу внимание от своих дрожащих рук и ног на разгневанное багровое лицо. – Не нравится? Запишешься в ряды матери? Тогда лучше поторопиться, пока они не заполнились. Недовольных людей не мало.

В одночасье рубильники, отвечающие за спокойствие и рассудительность, выходят из строя. И не только у меня.

– Да кто я тебе, чёрт возьми? – Как с огня, скидывает с меня руки. – Ты никого не видишь и не слышишь. Может пора заметить рядом стоящих людей с тобой, Рит? Не проезжать по ним бульдозером, ровняя с землёй, а хотя бы аккуратно объезжать, если они тебе нахрен не сдались? Так будет правильнее. Как думаешь?

Мы затеяли опасную игру, в которой правила простые: эмоционально причинить боль сопернику, и сделать это как можно больнее. И страшнее всего то, что у обоих нет в планах проигрывать.

– Так не попадайся на моём пути. Всё предельно легко, – бью Максима под дых. При таком разгоне последствий сразу не узреть. А притормозить и разглядеть немного боязно.

– Уверена? – Глаза Максима чернеют. Тучи сгущаются. Зелёный лес моментально покрывается тьмой.

– Абсолютно, – не раздумывая, ставлю точку в наших отношениях. Завтра буду рыдать, но сегодня побуду горделивой дурой, которая на сто восемьдесят градусов развернулась и почапала лесом, в тот самый мрак.

– Такси вызвать? – В спину подул холодный до костей пробирающий ветер. Иначе не описать его суперпредложение, исходящее из его доброты душевной.

– Сама, я самостоятельная девочка, – что-то подобное я, кажется, говорила в начале наших дебатных отношений. От чего внутри чувствую себя ещё паршивее. Обхватываю себя обеими руками и удаляюсь от него всё дальше. Однако теплее от этого никак не становится. Даже напротив, пальцы рук и ног начинают коченеть при жаре в двадцать пять градусов.

Хуже казалось быть не может, но, поверьте, может. Максим решил продублировать день нашего первого поцелуя только без главного виновника торжества. Поцелую сказано нет, а вот его мании преследования девушек единогласное «да». Одно отличие от тогдашнего поступка: делать долгую остановку у ворот он не предпочёл. Как только я вышла с такси, пыль от колёс его Мазерати поднялась надо мной. Помимо охваченного меня мороза, теперь затруднено дыхание сопровождающийся нарушением ритма сердца и жгучей болью в груди. Было бы легче, если бы его беспокойство на меня не распространялось.