Искушение фараона - Паулина Гейдж

Но это… Хаэмуас задумчиво провел рукой по свитку. Этот папирус символизировал некий неведомый священный мир, бесценный, безмерно важный для усопшего царевича, чьи хрупкие истлевшие руки с такой страстью сжимают свиток. «Я заслуживаю по меньшей мере права взглянуть на это сокровище, – думал Хаэмуас, внезапно охваченный мятежным духом, совершенно не свойственным его благородной природе. – Я восстанавливаю гробницы, тем самым воздаю усопшим почести, причитающиеся им по праву. Так пусть же этот человек на сей раз окажет и мне небольшую услугу, поможет моим стремлениям к новому знанию».

– Храм Осириса Неусера-Ра с нетерпением ожидает тебя, – с надеждой проговорил Пенбу. – Ты ведь не хочешь прогневить бога?

Хаэмуас оставил без внимания жалкую попытку своего писца воззвать к благоразумию господина.

– Гори, дай мне нож, – приказал он.

С той стороны, где в дверном проеме кучкой жались слуги, послышался недовольный ропот. Гори вынул из-за пояса короткий медный меч и передал отцу. Хаэмуас наклонился над гробом. Секунду он колебался, устремив глаза на лицо мертвого царевича и разглядывая его амулеты – висевшее на шее Око Гора, дарующее владельцу счастье и силу, а также пряжку Исиды, которая призвана охранять человека от демонов, нападающих сзади. Но вот, собравшись с духом, он склонился еще ниже, аккуратно взял свиток, туго натянув ткань, чтобы как следует проступили стежки, которыми он был пришит к бинтам на руке. Медный нож оказался очень острым. Хаэмуас перерезал все нити, удивляясь их прочности. При каждом движении рука мертвого царевича вздрагивала. Пенбу отошел в сторону, но Гори не отрываясь смотрел на то, что делает отец.

Хаэмуас удовлетворенно вздохнул и поднял вверх свое сокровище. Свиток был не слишком большим. Хаэмуас передал его Пенбу.

– Аккуратно заверни его в чистое полотно, Пенбу, – приказал он, – и сам отнеси домой. Не доверяй никому. Положи его ко мне на стол в кабинете и прикажи страже у дверей ни под каким видом ни одного человека и близко не подпускать к моей комнате. Я прочту свиток, потом ты его перепишешь, и мы вернем его на место. – «Если только он не представляет какой-нибудь особой ценности, – мысленно добавил он. – И тогда он останется у меня навсегда, будет храниться в моей библиотеке, а может быть, я передам его в Обитель Книг в Пи-Рамзесе. Царевичу он больше не нужен».

– Не нравится мне это, – откровенно заявил Пенбу, недоверчиво глядя на свиток, и Хаэмуас гневно обрушился на писца.

– Твои вкусы и предпочтения мне совершенно не интересны! – заявил он. – Ты – мой слуга. Запомни это, Пенбу, иначе придется тебе убираться из моего дома!

Пенбу побледнел, поклонился и вышел из погребального зала, не произнеся ни слова. У Гори был серьезный вид.

– По-моему, ты слишком суров с ним, отец, – заговорил он.

Хаэмуас бросил на сына раздраженный взгляд:

– Это тебя не касается, Гори. – Больше он ничего не сказал.

После прохлады подземелья красные лучи закатного солнца обжигали. Хаэмуас и Гори стояли наверху, с удовольствием и благодарностью вдыхая чистый воздух пустыни. Поднялся легкий вечерний ветерок, теплый и бодрящий, он шевелил их грязную одежду, осушил холодный пот, покрывающий тела. Гори заговорил, словно озвучивая мысли, одолевавшие в ту минуту и отца, и сына:

– Как прекрасна жизнь! Я пока не готов лежать в гробнице, отец, в холоде и во мгле. Египет так великолепен и восхитителен!

– К смерти никто никогда не готов, – медленно проговорил Хаэмуас. Его охватила непонятная легкость, казалось, он плохо понимал, где находится и что происходит вокруг, будто бы в гробнице он провел не полдня, а целую вечность. – Давай доедим и допьем, что там еще осталось, Гори, пока собирают шатры, а потом пора будет возвращаться домой и принести свои извинения твоей маме и Шеритре.

Они все дальше отходили от мрачной и темной дыры гробницы.

– Иб! – позвал Хаэмуас своего слугу. – За работой здесь пусть присматривает помощник управляющего, а ты должен ехать домой и передать Амеку, чтобы он прислал сюда двух воинов для охраны. Я их здесь дождусь.

Гори с любопытством взглянул на отца.

– Прислал двух воинов? – переспросил он, когда они уже усаживались за накрытый стол. – Что-то я не припомню, чтобы ты выставлял охрану у гробницы.

– Но в этой гробнице до нас никого не было, – возразил Хаэмуас. – Мы не смотрели, что хранится в ее сокровищницах. И кто знает, какие богатства там скрыты? Если все оставить как есть и люди узнают о нашей новой находке, это место привлечет всякого рода разбойников и грабителей. Поэтому неплохо было бы выставить здесь для охраны парочку храбрецов.

Но боялся Хаэмуас на самом деле не грабителей. Нет, вовсе нет. Он пил поданное пиво, смотрел, как в пустыне уже начинают сгущаться вечерние тени, и думал, что скоро должны появиться воины, за которыми он послал.

Когда Хаэмуас и Гори сошли с носилок и ступили на порог дома, уже настала ночь. Вернувшись домой, Хаэмуас испытал огромное облегчение. Разговоры слуг, топот ног по лестницам, ароматы кушаний, поданных к ужину, мягкое мерцание света загорающихся ламп – все это возвращало ему чувство безопасности и обыденности. Гори удалился в свои покои, Хаэмуас только что вошел в маленькую гостиную, где его уже поджидала Нубнофрет, когда появились Шеритра и Бакмут. Служанка встала у стены и ждала, когда госпоже потребуются ее услуги. Шеритра обняла отца.

– Ты вернулся сегодня как раз вовремя, чтобы рассказать мне перед сном сказку, – сказала она. – Расскажешь? Какой ты грязный!

Хаэмуас радостно обнял дочь, поцеловал Нубнофрет и, уже направляясь к низенькому столику, приказал подать воды, чтобы вымыть руки.

– Я не успел переодеться, – извинился он перед женой. – Не хотел терять время и задерживать тебя.

Нубнофрет не возражала.

– Пока тебя не было, у меня нашлось много дел. – И больше этой темы она не касалась. – Видел что-нибудь интересное, Хаэмуас?

В эту минуту в комнату вошел Гори, Хаэмуас подал знак подавать ужин, и началась общая беседа. Неспешный разговор о том о сем шел под аккомпанемент домашних музыкантов – они играли на арфе, на лютне и на барабане. Нубнофрет на самом деле не стремилась получить ответ на свой вопрос, и Хаэмуас был рад, что она не стала развивать эту тему. Сначала он опасался, что Гори вздумается заговорить о находке, но он был всецело поглощен оживленной беседой с сестрой. Их столики стояли рядом.

Несмотря на голод, Хаэмуас заметил, что есть он не в состоянии. Ночь сгущалась, и сквозь льняные занавеси внутрь проникал прохладный ветерок. Все мысли Хаэмуаса были поглощены свитком, который теперь, конечно, уже поджидал его на столе в кабинете. Хаэмуасу пришлось сделать над собой усилие, чтобы вникнуть в слова Нубнофрет.