Жизнь и необычайные приключения менеджера Володи Бойновича, или Америка 2043 - Геннадий Карпов

Мы ещё около часа покатались по этому странному городу, пока не приехали на площадь неподалёку от того места, где погибли мои товарищи. Там планировалось вскоре поставить памятник всем, кто погиб в боях за освобождение Байя Калифорнии. Площадь была большая, людей полегло – уйма, поэтому с памятником решили не спешить: в мексиканской академии художеств объявили по такому случаю конкурс, рассматривается несколько проектов. Мы вышли из машины, и решили прогуляться пешком до того подвала, где я чуть не остался навсегда. Дорожку меж домов я нашёл без труда, и через несколько минут мы стояли около полуразрушенного кирпичного двухэтажного дома. Как быстро мы дошли! Три с лишним года назад этот путь я проделал за час. Озираясь, боясь шороха, надеясь только на опыт старших товарищей. Да, жизнь течёт, всё меняется. Например, два небоскрёба-близнеца в Сити собрались взрывать: говорят, что восстанавливать после пожара – дороже, чем построить новые. В порту уже нет грузовых кораблей со звёздно-полосатыми тряпками, а стоят кубинские, венесуэльские, китайские, индийские, наши. На рейде – мексиканский крейсер и ещё какие-то серые приземистые корабли рангом пониже. Никто не стреляет, хотя, говорят, вечерами тут небезопасно, и у меня наготове восемнадцатизарядный ствол. Две партии в парламенте спорят – присоединять эту территорию к Мексике, или создать отдельное государство. У нас в России запустили спутник к Сатурну, создали искусственное человеческое сердце на основе нанотехнологий, и окончательно запретили табак. Вот и этот домик был почти целый, а теперь – пролом в стене. Амеры без боя всё-таки не сдались! Видимо, рядом взорвалась мина калибра, судя по воронке, примерно восемьдесят второго. Изогнутая дверь, через которую я выполз, оглохший, ослепший, убивший и раненый. Всё помнилось, словно случилось вчера. А ведь дочь уже кроликов за уши таскает!

Я стоял перед проломом в стене, и словно смотрел кино по тысячи кадров за секунду. Кирпичное крошево завалило ступеньки в подвал, да у меня и не возникло желание туда спускаться. Наверняка там лежат те же два скелета хозяев, проржавевшие банки и пара замёрзших скорпионов. Я заглянул внутрь дома через дыру. И первое, что увидел в сумраке – глаза. Я остолбенел. Жена, что-то говорившая про ужасы войны, посмотрела на меня, и замолчала на полуслове.

– Влад! – сказала она тревожно, но, видя, что я закрыл рот рукой, чтоб не заорать, сама заорала: – Влад! Что? Кто там? Там же никого нет! Влад! Очнись! Влад!

Эти стеклянные глаза я узнал бы и через сто лет. Это был Джонни!

Когда до моего сознания донеслись крики жены, я сел на землю и зажмурился.

– Там никого нет! Там просто мусор, Володя! Ты что-то вспомнил? Ты здесь был? Пойдём, пойдём отсюда! Я замёрзла! Я есть хочу! Любимый, поехали, дочь скоро проснётся и будет спрашивать – почему нет мамы? Поехали!

– Это он! – спокойно сказал я, не убирая рук от лица. – Это Джонни.

И от того, как спокойно я это сказал, и мне и ей стало понятно, что случилось что-то такое, чего не должно было случиться, но от чего уже не избавиться никакими силами. Я ещё где-то надеялся, что показалось. Что ошибся. Знакомые ощущения! Глаза видят, что у Паши уже нет ноги, а мозг пытается отмотать назад этот ужас! Ну, сделай шаг в сторону – и жизнь пойдёт по другой колее! Время, где у тебя рычаг заднего хода? Ты миллиарды лет летишь вперёд! Сдай назад на одну секунду! Но шаг уже сделан, и надо за одно мгновение смириться с новой реальностью, пытаться жить дальше. Но прежнего тебя уже нет! Твой мир мгновенно изменился до неузнаваемости. Земля споткнулась – и продолжила крутиться, как ни в чём не бывало. Господи, зачем я сюда заехал? Зачем снаряд пробил дыру в этой стене? Зачем я в эту дыру заглянул? Ведь это Джонни!

Маша стояла рядом, и не знала – что делать, и что со мной случилось. У неё на глазах стояли слёзы. Такого я ещё не видел! Приходилось быстрее собирать мысли в кучу хотя бы ради того, чтобы не пугать жену.

– Там лежит Джонни, – я ткнул рукой в сторону дыры в стене, не поднимая головы, – Кукла. Робот. У меня в детстве была такая. Вот чёт нахлынуло.

– Я тебя сейчас убью! – сказала Маша и расплакалась.

"Когда мексиканская женщина плачет, к ней ближе чем на пять метров подходить опасно!" – год назад сказал мне тесть, когда его жене, машиной маме, позвонили и сказали, что тот танк, на котором он шёл в бой, подбит, а экипаж погиб. Танк был действительно подбит в районе Сан-Исидро, но тесть со всем экипажем вечером приехал домой, и выпил кувшин текилы почти без закуски, залечивая лёгкую контузию и тяжёлую моральную травму от потери любимого танка.

Поэтому я обошёл жену сторонкой, запустил руки в пролом, и вытащил робота наружу. Конечно, это был не тот робот, что пятнадцать лет гипнотизировал меня и мать, делая из нас ненормальных, а потом канул в омут с мешком на голове. Он и на Джонни-то почти не походил: на гусеничном ходу, (Резиновые гусеницы оплавились от огня, и висели сосульками.) одет и разрисован под латиноса, немного меньше ростом. Но это был он! Я открыл дверку на спине: батарея протекла, белые следы кислоты виднелись на контактах и внутри двигателя. Левый глаз был на максимальном зуме, правый – на минимальном. Я потряс робота за шею, отряхивая пыль. В голове его что-то безнадёжно забренчало, и глаза стали симметрично прикрыты диафрагмами. Из его живота торчал осколок снаряда. Короче, взрыв и дожди уханькали игрушку наповал.

Пока Маша утирала слёзы, прихорашивалась в зеркальце и бормотала какие-то испанские слова, которых мы с ней почему-то не учили, я обошёл дом с другой стороны, и понял, что это не жилой дом, а детский сад. Рядом находился скверик с маленьким бассейном, турником, качелей, и парой метровых паровозиков. Всё ржавое и заросшее каким-то сухим чертополохом. Из выбитого окна второго этажа торчала двухъярусная кровать с нарисованным на боку осликом.

Я взял Машу под руку, Джонни – за ногу, и мы пошли к машине.

– Эта игрушка сломана! Зачем она нам? Луизе она не понравится! Её уже не починить! Выброси этот мусор! Мы купим такую же, если ты хочешь! Она вся в грязи! – эмоционально выговаривала мне жена, пытаясь услышать от меня хоть что-то вразумительное. Потом выдернула руку, и мы резко остановились. Она долго смотрела мне в глаза, провела своей ледяной рукой по моему горячему лицу, отвернулась и закусила губу. Так мы и стояли в сотне шагов от машины, соприкасаясь щеками, но глядя в разные стороны, с обгоревшей полуметровой куклой. Мимо прошли рабочие в строительных касках и респираторах, проехала бетономешалка, где-то в порту загудела сирена. Все эти образы и звуки, даже запах её духов, не доходили до моего сознания. Я думал только об одном: как? Как эта штука оказалась тут? Почему-то я всегда считал, что второго Джонни в природе нет! Раз мама утопила того – значит, моя проблема исчезла. И только теперь в дальнем отделе открылась какая-то дверь, и стало видно: проблема эта была во мне всегда. Она пряталась за другими проблемами, она не болела, не выходила на передний план, но никуда не исчезла. И не исчезнет до тех пор, пока я не разберусь с этой куклой. Может, моё зелёное созвездие выручило меня тогда и снова привело к этому дому именно для того, чтобы я решил эту проблему? Я пока понятия не имел – с какого конца разматывать клубок длиною в двадцать восемь лет. Но уже понимал: без этого мне нельзя жить дальше.

Машу я любил не только за красоту, но и за то, что она умела иногда помолчать, подумать, и понять проблему, не задав ни одного вопроса. Вот и сейчас она глянула на меня, прищурив свои огромные чёрные глаза, потом спокойно, как солдат солдату, сказала:

– Дай глянуть!

Я поднял робота, и покрутил перед глазами. Килограмм пятнадцать в нём точно было. А сколько весил мой Джонни? Не знаю! Никогда не взвешивал!

– Странная игрушка! Никогда таких не видела! Так что это за чёрт на самом деле, прости меня, святая дева? Только не заливай мне тут про свои детские комплексы!

– Это действительно игрушка. Точно такая была всё детство около меня. И у меня полное ощущение, что благодаря ей я сейчас нахожусь здесь. Эта штука – какой-то американский мозгокрут. Подробности я сам бы не прочь узнать. Поэтому мы возьмём его с собой и выясним, кто, где, а главное – для чего его сделали. Там видно будет. Вот же боёб! Почему я раньше об этом не подумал? Что? А, ты не знаешь этого слова! Я тоже, оказывается, многих ваших слов не знаю! Учиться нам ещё и учиться! Ладно, поехали! Холодно. Сейчас, кажется, снег пойдёт.

Робота я бросил в багажник, и через час езды по мокрой дороге мы были дома. Навстречу нам, из Мексики, двигались нескончаемым потоком гражданские и военные транспортные средства всех видов, какие только можно вообразить: от велосипедов до танков, от малолитражек на солнечных батареях до пятидесятитонных дизельных кранов.

Вечером я перелопатил всё, что могло иметь отношение к Джонни, в интернете, а тесть обзвонил знакомых, которых у него оказалось – половина Мексики. Результат оказался нулевой. Снаружи на кукле не было никаких выходных данных кроме надписи "Сделано в США". Никто ни о чём подобном не слышал и не писал. На ночь я положил её в крольчатник, даже домой заносить не стал. (Кролики забеспокоились, и я решил, что если к утру они подохнут, перестанут размножаться или превратятся в крыс – я робота выкину с обрыва в море, но ничего такого с животными не случилось.)