Имя, которое помню - Эдриан Маршалл

— Знаете, что меня забавляет в вас больше всего? — спросил он, не сводя с нее пристального взгляда. — Вы ведь и сами, мягко говоря, небезгрешны… Но почему-то чужие прегрешения в ваших глазах приобретают такие фантастические формы, что вам может позавидовать любой сказочник. И кем я только не был в ваших неуемных фантазиях: убийцей, отравителем, шантажистом, — самый гнусный злодей со мной не сравнится…

— Да вы и сами говорили, что предпочитаете играть злодеев, — напомнила Эллис. — И поведение ваше, знаете ли, не тянет на примерное. Как и мое, я не спорю, — добавила она. — Но я-то не строю перед вами наивную девочку…

— Я тоже не изображаю сказочного принца. — Голос Трэвора немного смягчился. — Просто мне казалось, что для вас существуют не только черные и белые краски. Не только герои и злодеи.

— А для вас, Трэвор? — пристально посмотрела на него Эллис. — Зачем вам эти картины? Вы достаточно богаты, у вас есть свое дело, как вы говорите. Неужели эти картины имеют такую ценность, чтобы рисковать из-за них свободой?

— Вы серьезно думаете, что Ральф их хватится? — скептически усмехнулся Трэвор. — Человек, который покупает совершеннейшую мазню только потому, что художник в моде?

— Я не знаю, — покачала головой Эллис. — Но одно я знаю точно: вы рискуете своей и моей свободой из-за того, что не принесет вам ни сумасшедшей прибыли, ни известности. Я бы могла понять, зачем вы это делаете, если бы в коллекции Витборо были Рубенс, Рембрандт или Дали. Но мы оба прекрасно знаем, что картины, которые вы хотите заполучить, не принадлежат кисти известных художников.

— Они для меня дороже, чем все, вами перечисленное… — усмехнулся Трэвор. — Только цена в этом случае не измеряется деньгами… Оставим это, Эллис. Вы работаете на меня не за «спасибо», так что я не обязан ставить вас в известность о том, почему я это делаю. И вообще, если я хорошо помню, вы сами просили меня не говорить о деле. Может быть, хоть раз попробуем не разругаться в пух и прах? Как вы думаете, Эллис Торнтон, это возможно?

Его глаза хитро сощурились и блеснули серебром. Эллис почувствовала, что ей хочется ему верить. Верить в то, что он, и правда, вовсе не такой ужасный человек, каким его рисовало ее воображение.

— Давайте попробуем, — улыбнулась она. — Если вы закажете мне еще стаканчик глинтвейна, я перестану засыпать вас вопросами. Хотя, подозреваю, ваше мясо уже остыло.

— Пускай вас мучает совесть, когда вы будете пить горячий глинтвейн, — пошутил Трэвор.

Эллис улыбнулась в ответ и, приподняв занавеску, посмотрела в окно. Резкие огни светящихся реклам сменились мягким светом фонарей, и она почувствовала, что эта перемена ненадолго унесла одиночество и тревогу.

10

Родной городок встретил Эллис погожим солнечным днем. Она вышла на перрон с легким рюкзачком, на сей раз не побрезговав помощью Трэвора и отдав ему сумку с вещами.

— А здесь славно, — огляделся Трэвор. — Во всяком случае, не хуже, чем там, где я провел детство.

— А где вы его провели? — полюбопытствовала Эллис и с наслаждением вдохнула привокзальный воздух.

— Вы слишком любопытны, Эллис Торнтон. И чего это вы так принюхиваетесь? Неужели воздух на этом вокзале чем-то отличается от того, который вы вдыхали вчерашним вечером?

— Еще как отличается, — заверила его Эллис. — В детстве я обожала приходить сюда и дышать этим самым воздухом. Тогда мне казалось, что в нем есть что-то ужасно романтическое, авантюрное. Мне казалось, так пахнут приключения.

— А сейчас не кажется?

— Сейчас… — Эллис задумчиво оглядела перрон. Однако времени на раздумья у нее не было, потому что неподалеку от билетных касс замаячила знакомая фигура. — Не может быть… — охнула она, приглядевшись.

Навстречу ей двигалась могучая мисс Арчетт, катя перед собой коляску, в которой сидел Митчелл Торнтон, ее отец, и весело махал ей рукой.

— Что-то не так? — перехватил ее взгляд Трэвор. — Ага, теперь я понимаю, ради кого вы сюда приехали.

— Заткнитесь, Трэвор, мне сейчас не до шуток, — сердито ответила Эллис. — Между прочим, это — мой отец.

— Как грубо… Я и не думал шутить. Чего вы так напугались?

— Того, что вы не успеете отсюда уйти. Папа уже заметил, что я не одна.

— И что такого?

— Придется объяснять ему, кто вы такой.

— Что-нибудь придумаем, — весело отозвался Трэвор.

Эллис не нравился его игривый настрой, но она ничего уже не могла поделать. Мисс Арчетт катила коляску с неумолимой быстротой, так что Эллис даже сделалось страшно, что отец может из нее выпасть. Впрочем, держался Митчелл хорошо, и то, что он приехал встретить дочь, не могло не обрадовать Эллис.

— Папа! — Эллис подбежала к коляске и хотела было наклониться, чтобы поцеловать отца, но тот легонько отстранил дочь и сам выбрался из коляски.

— Ну что ты, ей-богу! — пробормотал Митчелл, целуя дочь. — Как будто я уже и встать не могу. Это все Арчетт, она уговорила меня ехать в этом убожестве. Как будто я не мог пройтись по перрону… — проворчал он, косясь на мисс Арчетт.

— Здравствуйте, Эллис. Опять он за старое, — развела руками мисс Арчетт. — Нет с ним никакого сладу. Представьте, снова тянется к сигаретам. Как дитя малое, честное слово…

— Да помолчите хоть секунду, Арчетт, — перебил ее Митчелл. — Дайте на дочь посмотреть. К тому же она не одна… — Он дружелюбно посмотрел на Трэвора. — Элли, может, представишь своего кавалера?

— Это… — начала было Эллис, но Трэвор перебил ее.

— Меня зовут Трэвор, — представился он. — Эллис такая скрытная, наверняка ничего обо мне не сказала. Я ее жених.

— Жених?! — хором воскликнули Митчелл и мисс Арчетт.

Эллис покосилась на «жениха» с нескрываемым возмущением. Неужели не мог придумать что-нибудь другое?!

— Элли… — пробормотал сияющий Митчелл. — Ну зачем же ты скрывала, девочка моя… Боже мой, такая новость… И где я ее получаю? На вокзале, — покачал он головой, укоризненно косясь на дочь. — Это в твоем духе, Элли…

— Я решила устроить тебе сюрприз, па, — объяснила Эллис, не сводя с Трэвора возмущенного взгляда. — А ты, Трэвор, мог бы подождать и до дома. Я же предупреждала, что у папы больное сердце. Что, если бы ему стало плохо?

Трэвор смутился, а Митчелл замахал руками, поднялся с коляски и, медленно передвигая ноги, подошел к «будущему зятю».

— Можно, я вас расцелую по-отечески? — спросил он у Трэвора.

— Конечно, — улыбнулся Трэвор, стараясь не глядеть на Эллис, чьи глаза метали молнии. — Только говорите мне «ты».

— Конечно… — пробормотал умиленный отец. — А я уж думал, моя девочка никогда не соберется замуж… — сообщил он, расцеловав Трэвора. — У нее ведь и мужчин-то толком не было…