Триумвиры революции - Анатолий Левандовский

Он показывает, что бриссотинцы и Дюмурье вылезли из одной и той же помойной ямы. Он разоблачает раскольничьи действия "государственных людей", их тайный роялизм, их вечные интриги против революции.

Монтаньяры, вновь вскочившие с мест, чередуют рукоплескания и выкрики. Более других горяч и нетерпелив Марат. Точно ездок, который шпорит бешеного коня, подогревает он ярость Дантона. Забыл ли оратор чье имя - Марат его называет; упустил ли какую подробность - Марат подсказывает ее.

Дантон говорит с жаром, говорит долго. Наконец, подойдя к заключению, патетически восклицает:

- Хотите услышать слово, которое будет ответом на все?

- Да, да, требуем этого! - отвечает Гора.

- Великолепно! Тогда слушайте! Я думаю, что нет больше перемирия между патриотами-монтаньярами, настаивавшими на смерти тирана, и негодяями, которые хотели его спасти, чем опозорили нас перед всей Францией...

Волны аплодисментов следуют без перерыва. Со всех сторон слышны возгласы:

- Мы спасем отечество!..

Дантон спускается с трибуны прямо в объятия окруживших его монтаньяров. Его целуют, поздравляют с победой.

Отныне Гора едина. И она - в этом нет больше сомнения - сокрушит ненавистную Жиронду.

Вскоре после этого была проведена реорганизация высших правительственных учреждений в духе, подсказанном Маратом и Дантоном.

4 апреля Конвент взял на себя руководство войной, отправив в армии восемь комиссаров, наделенных властью контролировать и направлять деятельность генералов.

Комиссия общественного спасения, недавно заменившая недееспособный жирондистский Комитет обороны, 6 апреля была преобразована в Комитет общественного спасения.

Идея создания комитета целиком принадлежала Другу народа.

С самого начала революции Марат провозглашал необходимость диктатуры во благо народу. От трибуната к триумвирату, от триумвирата к Комитету общественного спасения, иначе говоря, от диктатуры индивидуальной к диктатуре коллективной - таков был путь мысли Марата, так совершенствовалось его представление об органах революционной власти.

Комитет общественного спасения, полагал Марат, будет избираться из членов Конвента и обладать самыми широкими полномочиями: он должен взять на себя руководство внутренней жизнью республики и организацию ее обороны.

Во время обсуждения законопроекта жирондисты оказали бешеное сопротивление.

Они вопили о диктатуре, о деспотизме, о нарушении всех принципов и норм свободы.

Друг народа мощью своей логики подавил все их отчаянные попытки.

- Свободу должно насаждать силой, - заявил он с саркастической улыбкой, - и сейчас настал момент, когда надо немедленно организовать деспотизм свободы, дабы смести с лица земли деспотизм королей!

При выборе членов нового органа власти "государственные люди" также потерпели провал. В состав комитета вошли несколько депутатов "болота", Дантон и близкие ему монтаньяры - Делакруа и Барер.

Таков был главный результат нового сплочения двух давнишних союзников, двух закаленных в боях триумвиров.

Но где же был третий?

Что делал Неподкупный в дни подготовки низвержения Жиронды? И почему в период самых жарких схваток его голос не был слышен в Конвенте?..

Это не совсем так.

Неподкупный в конце марта - начале апреля выступал в Конвенте, и не раз. Но все же в то время он прежде всего был занят другим.

Для себя лично Робеспьер давно уже поставил крест на Жиронде. Но он хотел, чтобы в глазах общества ее падение было четко аргументировано. Пусть люди увидят, что война, идущая в Конвенте, это не просто борьба страстей, но и борьба идей!

На вторую половину апреля было запланировано обсуждение проекта новой конституции. Пусть "государственные люди" представят свой проект, и тогда, быть может, вовсе не потребуется восстания, чтобы их низвергнуть!..

Неподкупный тщательно готовился. Дни и ночи просиживал он в своей тесной каморке за своим убогим столом. Снова и снова листая страницы трактатов Руссо, тщательно взвешивал и продумывал давно отработанные мысли.

И вот, наконец, настал долгожданный день.

Бледный более, чем обычно, поднялся он на трибуну Конвента.

Сегодня он должен был с предельной ясностью открыть свой символ веры, свои взгляды на собственность и право. Когда-то он развивал эти темы с трибуны Учредительного собрания, но в то время еще не все было ясно, и как тогда было трудно говорить ему, безвестному новичку, которого не хотели слушать! Теперь он все додумал до конца. Теперь он выскажется до конца.

Прежде всего Робеспьер поспешил успокоить тех, кто боялся "аграрного закона" и посягательств на собственность со стороны якобинцев:

- Грязные души, уважающие только золото! Я отнюдь не хочу касаться ваших сокровищ, как бы ни был нечист их источник... Что касается меня, то для личного счастья я считаю равенство имуществ еще менее необходимым, чем для общественного благосостояния. Гораздо важнее заставить уважать бедность, чем уничтожить богатство...

Однако после этого "успокоительного" введения Неподкупный сосредоточивает весь огонь своей речи на Декларации прав жирондистов.

Жирондистский проект заявлял, что право собственности заключается в праве каждого гражданина располагать без ограничений своим имуществом, капиталом, доходом, производством.

Робеспьер показывает, что термин "собственность" есть понятие условное, что каждый социальный слой вкладывает в него свой смысл. Принять формулировку жирондистов - значит дать неограниченный простор обогащению немногих за счет основной массы граждан, поскольку жирондистский проект не ставит границ собственности. Формулировка жирондистов фактически гарантирует собственность и работорговцу, и феодалу, и даже наследственному монарху!..

- Ваша декларация, - указывает Робеспьер, - по-видимому, написана не для всех людей, а только для богачей, скупщиков, тиранов и спекулянтов...

Что же противопоставляет Неподкупный жирондистам? Основными правами человека он считает право на существование и свободу. Говоря же о собственности, он обусловливает ее определенными границами, выходить за которые она не может:

"Право собственности, как и все другие права, ограничено необходимостью уважать права других людей. Оно не может наносить ущерб ни безопасности, ни свободе, ни существованию, ни собственности наших ближних. Всякая собственность и сделка, нарушающие этот принцип, являются безнравственными и беззаконными..."

Эта формулировка давала конституционное обоснование для преследований скупщиков и спекулянтов - всех тех, чьи сделки и махинации нарушали установленный принцип.

Декларация Робеспьера провозглашала право на труд и на обеспечение для нетрудоспособных, необходимость обложения прогрессивным налогом зажиточных граждан, содействие прогрессу разума и общедоступному образованию, верховный суверенитет народа и право любого гражданина на занятие любой государственной должности, гласность всех мероприятий правительства и должностных лиц. Заключительные положения Декларации подчеркивали солидарность всех народов в борьбе за лучшее будущее.

Декларация Робеспьера, как и вся его речь 24 апреля, произвела огромное впечатление на современников. Все демократы встретили новую Декларацию прав с воодушевлением и бурно приветствовали Неподкупного.

Строгий законник, все еще не разделявший мысли о "деспотизме свободы", Робеспьер был счастлив, что добился такого эффекта чисто легальным путем.

Сегодня, 24 апреля, принимая знаки восторга от своих коллег, он считал себя подлинным триумфатором.

И все же триумф ему пришлось разделить.

Этот день стал днем торжества, и притом торжества еще более полного, для другого триумвира.

Это был день Марата.

8. ДНИ МАРАТА

Если Дантон в глазах современников был "человеком 10 августа", то Марата с не меньшим основанием называли "человеком 2 июня" - в день падения Жиронды он, бесспорно, сыграл одну из ведущих ролей.

Однако уже задолго до этого он опередил других триумвиров. Время с первых чисел апреля в той или иной мере является "днями Марата" - с этого времени он стал подлинным режиссером трагического спектакля, разыгрывавшегося в Конвенте, в Якобинском клубе и на улицах Парижа.

"Дни Марата" вписали в историю революции одну из наиболее ярких страниц.

Наконец-то годы скитаний остались позади.

Теперь Марат имел свой угол и свою семью. Он снимал довольно обширную квартиру на улице Кордельеров в доме No 30, в которой, кроме него и Симонны, жили их ближайшие родственники - его любимая сестра Альбертина и сестра Симонны Этьеннетта. Их часто навещала вторая сестра Симонны, Катерина, со своим мужем рабочим-печатником, с которым Другу народа всегда было о чем поговорить.

Дом Марата хорошо знал весь трудовой Париж.

Двери этого дома были постоянно открыты для званых и незваных.