Магия отступника - Робин Хобб

Она говорила по-спекски, обращаясь к мальчику-солдату. В ее голосе не прозвучало злости, и меня охватила дрожь. Она действительно считала, что ему следует прикончить Эпини, словно больную собаку. Она подошла ближе, собираясь подобрать топор, и я испугался, что она сейчас вонзит его лезвие Эпини в спину.

— Нет! — завопил я. — Лисана, помоги мне! Прошу тебя! Не позволь им убить Эпини! Я этого не вынесу!

Я не издал ни единого звука, поскольку не владел ни губами, ни языком, ни легкими. Я обращался к ней не словами, но потоком мыслей, не требовавшим слов, точно так же, как общались друг с другом Эпини и Лисана. Это говорило мое сердце, безголосое в этом мире. Я мог только умолять и угрожать, не в силах помешать происходящему. Мои руки удерживали кузину беспомощной в ожидании смерти.

Лисана смотрела на разыгрывающееся перед ней действо. Сопротивление Эпини постепенно слабело, широкая ладонь мальчика-солдата удерживала оба ее запястья, и она едва не висела в его хватке. За ее спиной Оликея подняла топор. Ликари смотрел на происходящее с напряженным вниманием ребенка, наблюдающего за непонятными поступками взрослых. Топор начал опускаться.

«Эпини!» — беззвучно закричал я.

Случайный лучик света скользнул по падающему лезвию.

Мои бессильные угрозы не тронули Лисану. Мальчик-солдат смотрел на ее пень, и мне опять показалось, что мы с ним видим ее по-разному.

«Если я помогу убить собственную кузину, я сойду с ума! Моей ненависти к нему не будет предела. Сможет ли мальчик-солдат послужить магии, если в глубине его души будет лопотать безумец?»

Когда древесная женщина медленно покачала головой мне в ответ, мое сердце замерло.

— Остановись, — вымолвила она.

Теперь, когда я знал цену такой магии, я увидел, чего стоило ей это усилие. Присутствие древесного стража ослабло, но она добилась того, чего я хотел. Оликея заколебалась и выронила топор, упавший наземь за спиной Эпини. Мальчик-солдат не отпустил мою кузину, но хотя бы поставил на ноги. Она высвободила из его хватки одну руку и прижала ее к животу в одновременно защитном и поддерживающем жесте. Когда он разжал пальцы на втором запястье, она с трудом отступила от него на несколько шагов и разрыдалась. Обеими руками она обняла живот, словно баюкая его. Смотрела она не на мальчика-солдата, а мимо, на пень древесного стража.

— Почему? — требовательно спросила она у Лисаны. — Почему ты сделала это с Неваром? Почему мой кузен, почему я? Мы не совершали преступлений против твоего народа. Почему ты дотянулась до него издалека, за столько долгих миль, чтобы сделать его заложником такой судьбы? Почему?

Лисана напряглась. Ее суть на миг дрогнула, а потом словно сгустилась, когда она собрала остатки сил.

— Вини в этом кидона, а не меня! — резко возразила она. — Это он взял твоего кузена и попытался сделать из него воина, чтобы обратить против меня. А я — я проявила милосердие. Я могла вырвать его душу из тела, и он умер бы во всех мирах. Если бы я не подумала предложить его магии, он бы давно уже был мертв. Магия предпочла его сохранить. Не я. Я не знаю, почему она так решила. Но она его выбрала и теперь взяла себе. Тебе стоит с этим смириться, гернийка. Точно так же, как он должен принять свою судьбу и стать единым для магии. Ничто не может этого изменить. Магия всегда сохраняет то, что забрала себе.

Наверное, только я смог различить давнюю покорность в ее словах. Ее саму избрала и так и не отпустила магия. Она тоже прожила жизнь вовсе не так, как мечтала.

«Прошу тебя, — мысленно обратился я к Лисане, надеясь, что она все еще способна как-то влиять на мальчика-солдата. — Пожалуйста, дай мне поговорить с Эпини. Позволь мне отправить ее домой. Подари мне это маленькое утешение, прежде чем я должен буду уступить воле магии».

Мальчик-солдат пристально смотрел на пень.

— Лисана? — позвал он, и в голосе его прозвучала бесконечная тоска.

Он не обращал внимания на всхлипывающую женщину и на озадаченно хмурящуюся Оликею. Он подошел к пню и положил на него ладони.

— Лисана? — повторил он.

Он сердито оглянулся на Эпини. Я чувствовал его искреннее возмущение тем, что гернийка может видеть его возлюбленную и разговаривать с ней, в то время как он способен разглядеть лишь пень поваленного дерева.

Лисана тяжело вздохнула.

— Я глупа, — проговорила она, — и знаю, что еще пожалею об этом. Что ж, говори с ней. Я тебе помогу.

Я надеялся, что она что-то сделает с мальчиком-солдатом и я снова получу власть над собственным телом, но она либо не могла, либо не доверяла мне настолько. Меня пронзило странное холодное чувство, словно меня, как кожу, содрали с собственной жизни. В следующий миг я увидел Лисану гораздо четче и вспомнил, как она призвала меня из камеры. Тогда я должен был поговорить с Эпини. Теперь же я смотрел на кузину и не знал, что ей сказать. Я мог видеть мальчика-солдата так же, как видела его Эпини. Это поражало. Он носил мое нагое, обожженное солнцем тело совсем иначе. Я бы никогда не принял такой позы, никогда бы не чувствовал такого безразличия, стоя без одежды перед кузиной. Но с другой стороны, лишившись жира, мое лицо стало почти таким же, как и тогда, когда я отправлялся в Академию. Несмотря на обвисшие складки кожи на щеках и подбородке, я выглядел куда моложе, чем когда-либо за прошедший год. Мои светлые волосы были неопрятно взъерошены, но с тоскливой болью я вспомнил, что некогда был привлекательным молодым человеком. Охватившая меня неожиданная скорбь по этой утрате поражала своей силой. Я никогда не полагал себя тщеславным, но мне нравилось, что мне улыбаются девушки. Моим глазам предстало искаженное воспоминание о высоком, статном кадете, каким я был прежде. Словно нож вонзился мне в сердце.

Эпини подняла глаза на Лисану и, когда ее взгляд коснулся моего призрачного образа, задохнулась. Она протянула руку, словно пытаясь дотронуться до меня.

— Невар? — спросила она.

Мальчик-солдат мрачно покосился на нее и наклонился ближе к пню.

— Лисана? — взмолился он, но никто из нас не обратил на него внимания.

Я понял, что должен сказать. Только правда могла ее успокоить, и я не стал ей врать.

— Эпини, Эпини, дорогая моя. Да, это я. Я здесь. Мне так жаль. Я сделал то, что должен был сделать. Я магией принудил Спинка и Эмзил поверить в мою смерть. Я заставил толпу считать, что они получили свое и забили меня до смерти. И тогда я ушел. Только так я мог бежать, только так мог отделить свою жизнь от ваших.

— Но…

Ее глаза широко распахнулись от удивления, она перевела взгляд на мальчика-солдата в моем теле, а потом снова на меня.