Кризис психоанализа - Эрих Зелигманн Фромм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Позвольте мне добавить последнее важное замечание. Клинические исследования в области психоаналитической индивидуальной психологии смогли дать нам некоторые важные указания на то, что подавление или принятие сексуального удовольствия имеют существенные последствия для влечений и структуры характера человека[69]. Условием развития «генитального характера» является отсутствие сексуальных запретов, препятствующих оптимальному развитию личности. К качествам, несомненно свойственным генитальному характеру, относятся психологическая и интеллектуальная независимость, подчеркивать общественную значимость которых нет необходимости. С другой стороны, подавление генитальной сексуальности ведет к развитию или усилению таких инстинктивных тенденций, как анальные, садистские и латентные гомосексуальные влечения, имеющие решающее значение для инстинктивной основы современного общества.
Каково бы ни было современное состояние исследований матриархата, представляется несомненным, что существуют социальные структуры, которые могут быть названы матрицентрическими. И если мы хотим понять общественные структуры современности и их трансформацию, следует обратить внимание на уже полученные и будущие находки в этой области.
Либидозные побуждения человека относятся к «продуктивным силам» общества. В силу своей гибкости и изменчивости они могут в значительной мере приспосабливаться к существующей экономической и социальной ситуации в группе, хотя для такой способности к адаптации существуют пределы. Психическая структура, разделяемая членами социальной группы, является незаменимой поддержкой общественной стабильности. Это, конечно, остается так только до тех пор, пока противоречия между психической структурой и экономическими условиями не переходят определенный порог; психологические силы имеют тенденцию изменять или разрушать существующий порядок; впрочем, важно помнить, что психические структуры различных классов могут радикально отличаться друг от друга и даже противоречить друг другу в зависимости от их функции в общественном процессе.
Хотя человек психически отличен от членов своей группы в силу своей индивидуальной конституции и личного жизненного опыта – особенно переживаний раннего детства, – в значительной мере направленность его психической структуры есть продукт адаптации к положению его класса и всего общества, в котором он живет. Наши знания о факторах, определяющих психическую структуру данного класса или общества, а значит, и о психических «продуктивных силах», действующих в данном обществе, гораздо менее продвинуты, чем знания об экономических и социальных структурах. Одна из причин этого заключается в том, что исследователь этих проблем сам находится под воздействием психической структуры, типичной для его общества, а следовательно, понимает только то, что ему знакомо. Он легко совершает ошибку, воспринимая собственную психическую структуру или психическую структуру своего общества как «человеческую природу». Он легко может упустить из внимания тот факт, что в разных социальных условиях совершенно различные структуры побуждений действуют и могут действовать как продуктивные силы.
Изучение «матрицентрических» культур важно для наших общественных наук, поскольку показывает психические структуры, совершенно отличные от тех, которые наблюдаются в нашем обществе; в то же время оно бросает новый свет на «патрицентрический» принцип.
Патрицентрический комплекс – психическая структура, в которой центральное положение занимает отношение к отцу (или его психологическим эквивалентам). В своей концепции (позитивного) эдипова комплекса Фрейд выявил одну из основополагающих черт этой структуры, хотя и переоценил ее универсальность, поскольку был лишен необходимой дистанции от общества своего времени. Сексуальные импульсы маленького мальчика, направленные на мать как на первый и самый важный «объект любви», заставляют его видеть в отце соперника. Такая комбинация приобретает специфическое значение из того дополнительного факта, что в патриархальной семье отец одновременно является авторитетом, управляющим жизнью ребенка. Независимо от физиологической невозможности исполнения желаний ребенка двойная роль отца имеет и еще один эффект, на который указал Фрейд: желание ребенка занять место отца ведет к тому, что ребенок в определенной мере идентифицирует себя с ним. Ребенок отождествляет себя с отцом в той мере, в какой отец является представителем морального диктата, и такая интроекция оказывается мощным источником формирования сознания. Однако, поскольку этот процесс бывает лишь отчасти успешен, соперничество ребенка с отцом ведет к развитию амбивалентной эмоциональной установки. С одной стороны, ребенок хочет быть любимым отцом; с другой – он более или менее открыто восстает против него.
Впрочем, патрицентрический комплекс формируется также психическими процессами, протекающими в самом отце. Во-первых, он испытывает ревность к сыну. Отчасти это является следствием того, что его жизнь идет под уклон по сравнению с жизнью сына. Однако еще более важная причина ревности кроется в общественных условиях: она проистекает из того факта, что жизненная ситуация ребенка относительно свободна от социальных обязательств. Ясно, что такая ревность оказывается сильнее там, где груз отцовских обязанностей тяжелее.
Еще более важны в определении отношения отца к сыну социальные и экономические факторы. В зависимости от экономических обстоятельств сын или наследует отцовское состояние, или в будущем содержит старого и больного отца. Сын представляет собой что-то вроде вложения капитала. С экономической точки зрения суммы, затраченные на образование и профессиональную подготовку сына, весьма сходны со взносами в страховые компании и пенсионные фонды.
Кроме того, сын играет важную роль в том, что касается престижа отца. Его роль в обществе и соответственно общественное признание могут увеличить престиж отца, а неудача может уменьшить или даже уничтожить отцовский престиж. (Экономически или социально успешный брак играет равноценную роль.)
В силу общественной и экономической функции сына целью его образования обычно является не его личное счастье, т. е. максимальное развитие его личности; скорее речь идет о его максимальной полезности в отношении экономических и социальных потребностей отца. Таким образом, часто обнаруживается объективный конфликт между счастьем и полезностью сына, однако этот конфликт обычно отцом не осознается, поскольку идеология общества заставляет его видеть обе цели как идентичные. Ситуация еще больше запутывается тем, что отец часто идентифицирует себя с сыном; он ожидает, что сын будет не только социально полезным, но и осуществит его несбывшиеся желания и фантазии.
Эти социальные функции сына имеют решающее значение для качества отцовской любви: отец любит сына при условии, что сын соответствует возлагаемым на него ожиданиям. Если это не так, любовь отца может закончиться или даже превратиться в презрение или ненависть[70].
Как правило, условная природа отцовской любви приводит к двум результатам: (1) потере психологической уверенности, вытекающей из знания о том, что вас любят безусловно; (2) усилению роли совести, т. е. развитию взгляда на жизнь, согласно которому исполнение долга – основная забота, потому что только оно дает минимальную гарантию того, что вас будут любить. Однако даже максимальное выполнение требований совести не предотвращает возникновения чувства вины, потому что действия человека всегда не дотягивают