Игра разума. Как Клод Шеннон изобрел информационный век - Сони Джимми

Тьюринг был не единственным, кто столкнулся с бюрократическими ошибками американской системы, и подобная путаница не ограничивалась лишь работой представителей иммиграционной службы или деятельностью, связанной с допуском к секретным материалам. Несмотря на то что союзные войска действовали совместно с момента подписания закона о ленд-лизе, представители этих стран не всегда сходились во взглядах в том, что касалось вопросов криптографии.

Конкурирующие системы, методы и личности вынуждали обе стороны относиться друг к другу с подозрением. Терпения не всегда хватало, и тогда страдало самолюбие. Конфликт объяснялся частично существенным различием характера американской и британской военной машины и их «неполным союзом». Несмотря на активный рост объемов военной продукции, британцы просто не могли угнаться за американцами, которые превосходили их по скорости и масштабу промышленного производства. Тьюринг наблюдал это воочию, и его уважение к американским мозгам подкреплялось его оценкой американской военной мощи. Так, к примеру, после своего визита в министерство ВМС он написал: «Я убежден в том, что нельзя до конца доверять этим людям в том, что касается суждений в области криптографии… Но все равно я считаю, что мы можем почерпнуть для себя много полезного, познакомившись с их техникой».

Подобное сдержанное недоверие было привычным в отношениях обеих сторон. Определенные достижения британцев в области шифрования держались в тайне от американцев, и у Тьюринга не было четкого понимания того, чем ему можно было делиться с принимающей стороной, а чем – нельзя. Тьюринг, известный своей довольно бесцеремонной и обескураживающей манерой поведения, не собирался ни перед кем заискивать, когда сама цель его приезда была столь туманной и неопределенной. Да к тому же он не был прирожденным дипломатом, способным действовать тонко и искусно.

Конфликт объяснялся частично существенным различием характера американской и британской военной машины и их «неполным союзом».

Но в каком-то смысле неважные отношения сторон и ограничения, сковывавшие и Шеннона и Тьюринга, позволили этим двоим свободно обсуждать другие общие интересы. Дружба возникла там, где могли закрепиться лишь строго профессиональные отношения, имей они возможность открыто беседовать на криптологическую тему. Еще до войны и Тьюринг и Шеннон имели схожие увлечения, помимо своей основной научной деятельности. И во время своих бесед оба они затрагивали ряд важных передовых идей. Шеннон вспоминал, что за чашкой чая «мы обсуждали вопросы математики». В частности, обоих ученых занимали идеи создания мыслящих машин, а именно, как отмечал Шеннона, «идея построения компьютеров, которые будут “думать”, а также вопрос о том, что можно будет делать с такими компьютерами, и прочее». Далее он писал:

«У нfс с Тьюрингом было ужасно много общего, и мы много говорили об этом. Он уже написал свой знаменитый труд о так называемых" машинах Тьюринга” – так их сейчас называют. А тогда их называли иначе. И мы много времени обсуждали вопросы устройства человеческого мозга. Как он устроен, как он работает, и что можно сделать с машинами, и можно ли сделать с машинами то же, что и с человеческим мозгом, и так далее. И все в таком духе. Несколько раз я обсуждал с ним мои идеи, связанные с теорией информации, и он заинтересовался ими».

Они оба были увлечены перспективой появления первых компьютеров, а также возможностью создания компьютера, играющего в шахматы. А вот что пишет Шеннон в 1977 году: «Ну, если вспоминать 1942 год… компьютеры тогда, можно сказать, только начали появляться. В Пенсильванском университете у них были такие машины, как ENIAC… Теперь они казались бы медленными, очень громоздкими, объемными и прочее. Эти компьютеры занимали пару комнат такого примерно размера, а их вычислительные возможности равнялись приблизительно возможностям одного из тех маленьких калькуляторов, которые можно купить сейчас за 10 долларов. Но мы, тем не менее, видели в них потенциал – то, что в итоге произошло здесь, – если бы только можно было сделать их дешевле и увеличить продолжительность их работы, чтобы они работали дольше десяти минут, к примеру. Это было и вправду весьма увлекательно.

Мы мечтали и обсуждали с Тьюрингом возможности осуществления полной имитации человеческого мозга: а можно ли в действительности получить компьютер, который будет эквивалентом человеческого мозга или даже превзойдет его? И тогда, возможно, это казалось легче, чем сейчас. Мы оба считали, что это должно стать реальностью довольно скоро, через десять или пятнадцать лет. Но мы не угадали, его не создали и через тридцать лет».

По сути своей, Шеннон был закрытым человеком, с гораздо меньшим количеством приближенных к нему лиц, чем можно было бы предположить, учитывая его статус в научном сообществе. Вращаясь в кругу самых признанных в мире ученых, математиков и мыслителей, Шеннон всегда производил впечатление застенчивого человека. Присутствуя на конференциях вместе с другими светилами науки той эпохи, он, как правило, никогда не начинал беседу первым, а ждал, когда к нему обратятся. Он не был постоянным собеседником тех ключевых фигур, с которыми общался, и посещал лишь часть тех конференций, на которые его приглашали. Он был из тех, у кого понятие «нетворкинг» вызывало отторжение, если только это не касалось телефонных линий. В свете всего вышеизложенного факт того, что Шеннон с таким энтузиазмом наладил контакт с Тьюрингом, кажется таким же неординарным, как все, что обсуждали эти двое. То, что Шеннон смог за те несколько коротких месяцев, что они провели вместе в «Лабораториях Белла», заслужить доверие и дружбу Тьюринга, красноречиво говорит о высоком мнении, которое сложилось у каждого в отношении друг друга. Тьюринг был, по словам Шеннона, «весьма впечатляющей личностью». Он бывал даже в гостях у Шеннона – редкость для хозяина дома, предпочитавшего компанию в лице себя самого, как, впрочем, и гость.

После возвращения Тьюринга в Англию уже после окончания войны они с Шенноном встретились еще один, последний раз. В 1950 году Шеннон отправился в Лондон на конференцию и выбрал время, чтобы навестить Тьюринга и его лабораторию. Шеннон вспоминал:

«Находясь там, мы ездили в лабораторию Тьюринга в Манчестерском университете… Его занимала идея создания программы для компьютера, играющего в шахматы… и эта проблема была крайне интересна и для меня.

В это время он усердно трудился над составлением такой программы. У него был там свой кабинет, и компьютер. Все это происходило на заре компьютерной эры».

Эти двое обсуждали успехи Тьюринга в создании компьютерной программы. Даже десятилетия спустя Шеннон вспоминал одно из изобретений Тюринга:

«Я спросил его, чем он занимается. И он ответил, что пытается найти способ получить хорошую ответную реакцию компьютера, чтобы знать, что происходит у него внутри. И он придумал эту удивительную команду. Дело в том, что в те времена они оперировали индивидуальными командами. И целью было нащупать хорошие команды.

И я сказал, а что такое команда? И он ответил, что команда означает дать сигнал на рубильник. Теперь позвольте мне объяснить, что это значит. Рубильник… в Англии означает репродуктор. И дать сигнал на него означает дать сигнал на рубильник.

Ну и в чем же польза от этой безумной команды? Польза этой команды заключается в том, что, если вы находитесь в цепи, вы можете воспользоваться этой командой в этой цепи, и каждый раз, когда она станет проходить по цепи, она будет подавать сигнал, и вы будете слышать частоту, равную тому времени, за которое она проходит по цепи. А потом вы можете добавить еще одну команду в более длинную цепь и так далее. И тогда вы услышите все происходящее, услышите эти звуки “бу-бу-бу-бу-бу”. И его идея заключалась в том, что в скором времени вы научитесь слушать эти звуки и будете знать, когда произошел сбой в цепи, или что-то еще, или что происходило все это время. Раньше же он ничего не мог сказать об этом».