Лев и ягуар - Елена Горелик

Ни ветер, ни солнце, ни волнующееся море, ни берег, видневшийся по левому борту не дали ответа. Да они его и не знали.

2

«Вот это дело, — Аурелио был доволен происходящим. Даже более, чем доволен. — Война — это как раз по мне».

Да, война — это было его дело. Его стихия. Воевать он умел как никто другой: арауканы — хорошие учителя. И одним из самых важных элементов этого искусства было умение выбрать правильную сторону… Вот странность: индейцы-пуэбло довольно быстро перестали на него коситься. В то, что они забыли его прежние «подвиги», Аурелио не верил ни на ломаный медяк. Но вот в то, что он, дескать, исполнял приказы высшего руководства, хоть это ему и было не по нраву — почему-то поверили. Может быть, потому, что он был отменным командиром? Может быть, потому, что берёг повстанцев так же, как берёг своих солдат? А может, потому, что научил их, этих вчерашних земледельцев и пастухов, побеждать?

Эти люди и впрямь проявляли готовность умереть за своё дело. Аурелио было, в общем-то, плевать на их идеалы. Свобода, независимость… Ну, победят они, ну будут подчиняться не королеве-матери и её хилому коронованному отпрыску, а какому-нибудь дону в Мехико. Что изменится? Точно так же будут драть три шкуры, и даже пожаловаться будет некому. Ведь если сейчас у местных донов есть острастка — Мадрид — то что сдержит их беспредельную жадность, если острастки не станет? Разве только опасность повторения пройденного. Если индейцы победят в этой войне — а шансы у них есть, и серьёзные, Аурелио никогда не принял бы сторону обречённых — кто помешает им восстать ещё раз?.. Бывшие пастухи и крестьяне воевать почти не умели. У офицера с пограничья сводило скулы от того, как они держали оружие. Но они действительно готовы были умереть в бою. Эта готовность пугала даже Аурелио. Врага, который не боится смерти, трудно остановить. Особенно если тебе есть что терять.

Аурелио теперь тоже было что терять. Но за это он тоже готов был хоть послать на смерть всех повстанцев Мексики, хоть самолично отправиться в ад. Как говорится, кому что дорого…

Роберто дымил своей видавшей виды трубкой и смотрел в пространство. Размышлял. О чём? Нетрудно было догадаться. Особенно Аурелио, который за последний год успел с ним сдружиться. Да, кто бы мог подумать: у него завёлся друг! Притом, из тех, кого можно величать настоящим. Неприятно, конечно, было выслушивать речи сеньориты Лурдес, старшей дочери дона Хосе-Мария дель Кампо-и-Корбера, но одна проблема точно отпала. Старшая наследница дона, разумно не принявшего ни одну из сторон в этой чёртовой войне, сразу раскусила обоих «старых служак». И добросовестно пилила младшую сестричку, которая была без ума от Аурелио: мол, этому герою не ты нужна, а твоё приданое. Что ж, это и вправду к лучшему. Не придётся делить асиенду с Роберто. С кем угодно, только не с ним. Роберто хоть и друг, но такой же тигр, как и он сам. А два тигра в одной клетке не уживутся никогда… Лаурита, конечно, наивная романтичная дурочка, но ему такая и нужна. Чтоб сидела дома, вышивала крестиком и детишек нянчила, пока он будет геройствовать на полях сражений и деревенских сеновалах.

— Приятель, — он негромко окликнул друга. Тот не шелохнулся, но Аурелио всей шкурой ощутил его собранность: Роберто слушал, и очень внимательно. — Как же ты сам-то теперь будешь?

— Мало ли тут ещё предвидится вдовушек и осиротевших наследниц? — спокойно ответил Гомес. — На мою долю тоже хватит, и другим останется.

— А дети?

— Лусита за младшими пока присмотрит, а там, глядишь, и я женюсь. За меня не волнуйся, друг, мы с тобой из тех, кто всегда найдёт себе местечко.

— Да, в мутной водице хорошо рыбка ловится, — хмыкнул Аурелио, подбросив хворосту в костёр. Котелок начинал понемногу закипать, над полянкой поплыл вкуснейший запах наваристой мясной похлёбки. — Только мы с тобой не рыбой питаемся, а мясом.

— Что верно, то верно. — согласился Роберто. И вдруг добавил не в тему: — Дурацкая война.

— В точку, — теперь пришёл черёд Аурелио соглашаться с мнением друга. — Ведь если бы эти чёртовы гранды по умному делали, её могло не быть вовсе.

— Нам-то что? Не мы её затеяли.

— Да, не мы. Но мы её предвидели, и не поживиться было бы сущим идиотством.

— Гореть нам в аду, приятель, — едко хмыкнул Гомес.

— Ну и пусть, — Аурелио поднял лицо к небу: высыпавшие на мрак ночного неба звёзды были сегодня отчего-то особенно прекрасны. — Нам всё равно ничего другого не светит, так хоть детям что-то оставим. Не одни только грехи…

То, что происходило в Мексике, иным словом, кроме как «идиотизм», назвать было сложно. Дон Антонио, бывший вице-король Новой Испании, отлично понимал: ни зубовный скрежет, ни ругательства, ни призывы к здравомыслию не помогут. Только железная рука способна сейчас навести порядок во вспыхнувшей восстанием колонии. Мексика… Богатая земля, трудолюбивый народ — и надо же! Умудрились довести до взрыва даже мирных пуэбло! Нет, он не должен — он просто обязан вмешаться!..

…Также довожу до сведения Вашего Величества, что метода монсеньора архиепископа — уничтожение не только восставших, но и ни в чём не повинных мирных жителей — принесёт скорее обратный ожидаемому результат. Озлобление населения, его катастрофическое уменьшение — вот чего добьётся монсеньор. Кто же будет работать на мексиканской земле, если индейцев перебьют поголовно?

Раздражение и досада. Вот то, что чувствовала королева, читая это письмо. Раздражение от правоты дона Антонио и досада на то, что нельзя сейчас поступить так, как ей хотелось. Интересы государства требовали осторожности, обдумывания каждого шага. Уязвлённая гордость государыни требовала убрать с дороги всё, что ей мешает. Уничтожить, стереть с лица земли, превратить в пыль… Тем горше было сознавать безупречную логику отставного вице-короля: кто же будет работать, если перебить всех индейцев?..

…Не судите меня строго, Ваше Величество, однако я смею усомниться в целесообразности Вашего указа о сборе налога за два года вперёд. Мне хорошо известно, как изволят исполнять подобные указы на местах. У крестьян отнимают всё подчистую, не оставляя зерна даже на следующий посев и не задумываясь о том, что можно будет взять от этой земли в будущем году. Плачевное положение казны Вашего Величества — весьма прискорбное обстоятельство. Однако оно не может служить предлогом для фактического уничтожения богатой колонии, каковой является Мексика.

«Старый интриган прав, — снова подумала королева. — Но что же мне делать? Если мы немедленно не обеспечим Испанию мексиканским зерном, и не купим спокойствие в стране на золото и серебро из Нового Света, скоро зайдёт речь о целостности самой Испании! Чем нам придётся управлять, если провинции взбунтуются окончательно?»

— Доброе утро, мама.

— Доброе утро, сын мой, — королева любезно, но холодно поприветствовала худого, богато разодетого юношу, пожаловавшего в её кабинет. Карлос Второй, король Испании и обеих Индий. Хилый болезненный мальчик, которого, помнится, доктора едва вытащили с того света, когда он был ещё младенцем. Но этот болезненный мальчик в своё время оградил испанский престол от притязаний австрийской и французской родни, позволив его матери десять лет безраздельно править страной, опасаясь лишь оппозиции грандов. Но сейчас… Сейчас «хилый ребёнок» стал проявлять признаки самостоятельности. Семнадцать лет, уже три года как он считается полноправным королём. Ещё немного — и Карлос сможет править вообще без материнской опеки.

«Как быстро летит время…»

— Сын мой, — королева без особой ласки поцеловала юношу в лоб, — вы сегодня выглядите грустным.

— Я опечален известиями из Галисии, мама, — Карлос отвечал как почтительный сын, и в то же время пытался сохранять достоинство юного монарха — впрочем, приставленные к нему менторы именно так и учили его разговаривать с матерью-регентшей. — Португальцы, да не помилует их Господь, ввели туда свои войска.

— Нам уже сообщили, сын мой, — помрачнела королева: сынок наступил на любимый мозоль. — Сантьяго-де-Компостела… Нет, сын мой, мы никогда не смиримся с подобной утратой. Я уже отдала приказ отправить туда войска. Если брат наш, принц-регент Португалии, желает войны — он её получит.

— Надеюсь, матушка, вы отправили туда войска, которым уплачено жалованье?

— Конечно, сын мой, — королева про себя отметила ещё одну неприятную черту: Карлос, кажется, начал с ней спорить, хотя бы в такой форме. Это пристало королю, но он-то не только король — он её сын! И обязан разговаривать с матерью более почтительно! — Это первое, о чём я позаботилась. И о чём в скором времени предстоит заботиться вам. Полагаться стоит лишь на тех, кто тебе верен.