The офис - Андрей Донцов

Злость, отчаяние, унижение, накопленные за годы первой отсидки, позволяют им сделать этот шаг. Перейти совершенно на другой уровень игры с обществом. Вот такие кандидаты имелись у Ивана. И никому они были не нужны.

В любом городе найдутся милиционеры, которые расскажут о десятках таких случаев. Когда лидеры крупных и влиятельных диаспор отмазывают своих детей. Когда свидетели меняют показания. Когда потерпевшие, запуганные и материально стимулированные, «забирают заяву». Что может сделать получающий двести долларов в месяц милиционер? Только отбирать фрукты у торгующих на рынке. Это самая высокая степень его ответного могущества. Что он по-настоящему может, молодой парень, которого никуда не пристроили после армии родственники? Поступить к такой диаспоре на негласную службу, чтобы начать сводить концы с концами.

Вот на ком должна строиться подобная борьба. Если она ставит перед собой цель что-то изменить в жизни.

Но куда проще нападать с ножами на держащихся за руки детей пяти-семи лет. Гораздо проще, чем брать в разработку реальных врагов.

Он спонсировал одного местного милиционера, который подобно герою сериала «Dexter» расправлялся с теми, кто ушел от заслуженной ответственности. Причем спонсировал неплохо. Ему интересно было давать деньги на что-то конкретное. Как говорилось в рекламе сериала, «ничто не может остановить серийного убийцу, кроме другого серийного убийцы».

Милиционер, конечно, пропал без вести довольно быстро, сразу, как только столкнулся с интересами наркоторговцев из областного центра. Потом за его гробом шла длинная процессия, в которой люди нашептывали друг другу тайные подробности вскрытия: «пытали трубой железной три дня… опускали, значит, по-ихнему… чтобы другим неповадно было».

По словам тех, кто приезжал к Ивану на переговоры в последний раз, бездействие объяснялось просто:

– Они могут гораздо больше, чем вы можете представить. Одна из проблем в том, что они прекрасно знают границы ваших возможностей, а вы их – нет, – и человек показывал пальцем куда-то наверх.

– Но почему на Украине всего этого нет? – сокрушался Иван. – Никаких диаспор с востока, перед которыми нужно дрожать и чьи возможности нам с вами трудно даже представить. Мне рассказывали партнеры, что в Харькове негров больше, чем азербайджанцев или армян. И не потому, что там много негров, а потому, что не регистрируют в стране по 50 000 мигрантов за 20 долларов. Никого ни за какие деньги, кроме особых и оговоренных на то случаев. Потому как это их страна и безопасность, места рабочие, школьные, детсадовские…

– Ну, сейчас, Иван, можно много примеров приводить. Наверное, изначально у нас с Украиной были разные ситуации… Может, и продажность и безнаказанность мелких чиновников в ЖЭКах сказывается…

– Да что значит может, что значит может?..

– Мы сейчас в состоянии только идеологически выступать…

– Хоть одного во всей стране чиновника за нарушения правил выдачи миграционных карт реально засудить? Хоть одного?

– Боюсь, что сейчас и это вряд ли…

– Так вот я тоже боюсь, уважаемые московские идеологи, что вряд ли… понимаете? Все, что вы мне предлагаете: вряд ли…

И они расстались не совсем по-хорошему. Пришлось звонить и объяснять на следующий день, что мосты он сжигать не собирается. Он не привык расставаться по-плохому с партнерами любого уровня, и это правило не раз сослужило ему хорошую службу. Иван не перестал посещать собрания и платить взносы в партию, но выбрал очень спокойную и умеренную линию поведения.

Ну а раз так – нечего предаваться глобальным утопиям. Дела в бизнесе шли все лучше и лучше. Деньги притягивали деньги. Он послал к чертям политику, радикальные заморочки, проблемы миграции, которые в стране никто не хотел решать, хотя она, миграция, по его расчетам, должна была захлестнуть эту самую страну в ближайшем будущем так, что мама не горюй.

Тем более у него появилась возможность строить отдельно взятый мир в своем маленьком городке. Из областного центра приехали люди с предложением возглавить единственное крупное в городе предприятие – завод по производству авиационных двигателей. Четыре тысячи человек, за которых он теперь будет в ответе. Он будет их защищать и охранять от дурных веяний времени. И главное – рос сын. И нужно было думать о втором. К чему теперь искать себе приключения на далекой московской земле? К тому же все нелепее и нелепее становилось идейное движение, у истоков которого он, бывший боевой офицер, стоял.

Нужно было строить свое маленькое государство в государстве.

Тогда у него и появился Саша Маслов.

Все вокруг твердили одно и то же:

– Тебе нужна в офисе жесткая рука!

– Не делай все сам, потом никакие деньги не компенсируют потраченную молодость – найди плечи, на которые можно все взвалить.

И такие плечи нашлись.

Сначала Иван сблизился с Масловым благодаря общим политическим взглядам, затем, взяв Маслова на работу, Иван переложил на него кучу своих дел.

Александр Маслов был одним из двух самых серьезных культуристов в городе. Богатырского телосложения от природы, он словно олицетворял собой былинный дух Руси. Той самой, никому не известной, лишь по сказкам да по юморным мультфильмам сложенной, но для Александра единственно верной.

Ежедневные занятия штангой в спортзале в шесть утра, походы в Сибирь, на Урал, на Алтай, купание в проруби, рыбалка – к этому всему Маслов еще умудрялся добавлять десятичасовой рабочий день и занятия политикой.

Казалось бы, двухметровый рост и гора мышц должны требовать отдыха хотя бы в вечернее время – ан нет. Маслов ударился в политику с двух-трех разговоров с такой яростью, что Иван про себя как-то сразу понял – парню не жить. Он не смог объяснить себе, откуда взялось это предчувствие, и всячески его от себя отгонял. Да и остановить Маслова-богатыря было никому в этом городе не под силу.

– Ну кем ты будешь у меня на заводе? Ну давай будешь главным по безопасности. Создам эту должность. Или хочешь по социальным вопросам?

Походив по заводу и поводив бровями по сторонам, Маслов пришел в кабинет к Сергею через месяц:

– Я смогу принести пользу, если буду отвечать за все. Сейчас какая-то ерунда получается. Сидишь на собраниях – штаны протираешь. А что их протирать – порядок наводить надо. Не только в офисе, но и на всем заводе. На охране я за неделю порядок навел – проблем больше не будет, а что дальше делать? Что дальше делать-то?

Поразмыслив как следует и расспросив Маслова, что он подразумевает под словами «порядок на всем заводе», Иван Сергеевич назначил его первым замом. А уж с субординацией Маслов сам разобрался. Все решалось просто, по-штангистки.

– Можешь этот вопрос дернуть?

Сказал «могу» – дергай, сказал и не дернул – тренируйся на другой пока работе.

Поначалу не все признали, что это был сильный кадровый ход. Хотя Маслова в городе знали, уважали и боялись. На заводе восстановилась дисциплина. Серьезная и вдумчивая. Как лицо штангиста перед третьим подходом к весу на Олимпиаде. Торговые представители в других регионах, которых набирал уже сам Маслов, были тоже в основном из тяжелоатлетов, отличались завидной ответственностью и, действительно, вкалывали с утра до вечера – что для людей, работающих на удалении, было исключительной редкостью. Иван подозревал, что это уважение к труду строилось на пятьдесят процентов из уважения к спортивным показателям, размеру бицепсов и личности Александра.

Во время разговора с подчиненным он мог, не находя аргументов словесных, начать нервничать, достать из-под стола гирю и устроить короткую зарядку.

Так он выпускал пар, по собственному признанию.

Действовало безотказно.

В городе и так не было сильных нерусских диаспор. Поскольку единственное крупное работающее предприятие было теперь под контролем, это стал совсем уж, как говорил Маслов, «русский город».

Деятельность «правой руки» генерального директора была настолько эффективной, что позволила Ивану Сергеевичу отойти от дел, заняться воспитанием сына, в том числе спортивным, и самому четыре часа в день проводить на теннисных, хоккейных и волейбольных площадках. И в итоге переехать в областной центр, иногда так и не появляясь на заводе, не из экономии полутора часов в один конец, а скорее из уважения к труду японских автомобилистов – такую машину было жаль гробить по боевым танковым тропам.

Маслова в городе знали и уважали. Маслов же, в свою очередь, уважал Ивана Сергеевича за то, «что он в теме», «болеет душой за будущее страны» (он не смотрел программу «Наша Russia» и не видел иронии в этих словах), за то, что «не жрет виски со всеми подряд без принципа и разбора».

Уже через месяц на заводе наряду с фотографиями ударников висели портреты Александра Невского, Дмитрия Донского, Суворова, Кутузова, Нахимова, Александра Карелина, Ирины Слуцкой, Юлии Чепаловой и Екатерины Гамовой.