Женщина, которая легла в постель на год - Сью Таунсенд

Глава 32

К пяти часам дня накануне Рождества снег все еще шел. Еве нравился снегопад – красота на улице и передышка из-за невозможности продолжать в метель привычные хлопоты, – она наслаждалась учиненным стихией хаосом. Ева сидела у окна, высматривая Стэнли Кроссли, который передал через Брайана, что желает с ней поговорить. Ева боялась этой встречи. Чтобы отвлечься, она сосредоточила внимание на оконном карнизе, куда падали снежинки и слеплялись, образуя ровный белый слой.

Ева вспомнила, как однажды выгнала десятилетних близнецов в метель, когда те продолжили ожесточенно ссориться, проигнорировав ее требование немедленно прекратить безобразие. Выставленные дети стучали в окно гостиной и умоляли впустить их обратно в дом, а Ева притворялась, будто читает «Вог». Несколько минут спустя с работы вернулся Брайан и обнаружил под дверью дрожащих сына и дочь в одной лишь школьной форме, без пальто, в то время как их мать сидела у горящего камина и листала журнал, по всей видимости, не обращая внимания на страдания отпрысков.

Брайан разъярился:

– Наши дети могли попасть в лапы социальной службы! Ты же знаешь, сколько соцработников живет по соседству!

И верно – на прилегающих улицах парковалось чрезвычайно много «фольсквагенов-жуков» последней модели.

Вспомнив об этом случае, Ева рассмеялась.

Двойняшкам пришлось прижиматься друг к другу, чтобы согреться, пока Брайан не впустил их в дом. Ева объяснила мужу, что это испытание было призвано сплотить ссорящихся детей, а так как Брайан как раз недавно вернулся из поездки в Брекон-Биконс, предпринятой для сплачивания коллектива, в которой его заставили поймать, освежевать, приготовить и съесть кролика, то он поверил жене.

Наконец Ева заметила бредущего к дому Стэнли. Старик заколебался у калитки. Снег покрывал его с головы до ног, от фетровой шляпы до черных ботинок. Ева отошла от окна, слыша, как гость топчется на крыльце. Прозвонил дверной звонок, и Ева забралась в кровать, морально готовясь к неизбежному. Ранее она попросила Брайана обеспечить отсутствие в доме несносной Поппи на время визита мистера Кроссли.

Муж на это сказал:

– Единственный гарантированный способ – если я сам куда-нибудь с ней поеду. Мне будет чертовски неловко, но, если настаиваешь, придется так и поступить.

Хотя Стэнли и выпустили, не предъявив никакого обвинения, Ева не хотела, чтобы ветеран столкнулся с оговорившей его Поппи. Нет уверенности, что паршивка не повторит свою выходку. И тогда придется вдаваться в объяснения, что мания преследования – лишь одна из клубка проблем, гнездящихся в голове Поппи. Ипохондрия, отчаянное вранье, истерики, едва кто-то прикасался к «ее вещам», кража всяких мелочей…

Неужели Стэнли явился, чтобы обременить ее рассказом о том, как чуть не погиб в горящем «спитфайре»? Будет ли он всхлипывать, вспоминая, как обгорело и обуглилось его лицо? Попытается ли описать свои муки?

Именно этих натуралистических подробностей Ева особенно боялась.

Брианна проводила ветерана наверх. Она потеряла дар речи от смущения и страха. «Жуткое лицо, – думала она. – Бедный мистер Кроссли. На его месте я бы носила какую-нибудь маску». Она хотела сказать старику, что вовсе не дружит с Поппи, что ненавидит наглую врушку, не желает находиться с ней в одном доме и не понимает, почему родители до сих пор не выгнали мерзавку. Но, как обычно, не смогла вымолвить ни слова. Поднявшись на второй этаж, Брианна крикнула:

– Мама! Пришел мистер Кроссли.

Стэнли переступил порог белоснежной комнаты, единственным ярким предметом в которой оказался желтый вышитый стул с оранжево-красным пятном на сиденье, напомнивший гостю предрассветное небо. Мистер Кроссли слегка поклонился и протянул хозяйке руку. Ева взяла ее и подержала чуть дольше положенного.

– Ваше пальто и шляпу, сэр? – попросила Брианна.

Когда Стэнли выпутался из пальто и протянул Брианне шляпу, Ева увидела, что в свете потолочной люстры его покрытый шрамами местами глянцевый череп напоминает рельефную карту.

– Присаживайтесь, мистер Кроссли.

– Если бы я знал, что вам нездоровится, миссис Бобер, я бы повременил с визитом до вашего выздоровления.

– Я не больна, – возразила Ева. – Просто взяла перерыв от обычной жизни.

– Да, это весьма полезно, бодрит тело и дух.

Ева сказала, что Брианна может принести чай, кофе или глинтвейн, сваренный Брайаном накануне.

Гость отказался:

– Вы слишком добры. Спасибо, но нет.

– Рада, что вы зашли, – перешла к главному Ева. – Я хочу извиниться за позавчерашнее.

– Вам не за что просить прощения, миссис Бобер.

– Эта девочка гостит в моем доме, и я чувствую себя в ответе за нее.

– Она, очевидно, трудный ребенок.

– Трудный и опасный, – кивнула Ева.

– Вы очень добры, что приютили ее.

– Доброта ни при чем… Не в моей власти было помешать ее появлению здесь. Я не испытываю к Поппи ничего, кроме презрения.

– Мы все ранимы, именно поэтому я и пришел. Для меня важно, чтобы вы поняли: я абсолютно ничего не предпринимал, чтобы напугать девочку. Да, возможно, я слишком пристально взглянул на ее необычную одежду, но не более того.

– Вам не обязательно это объяснять. Я знаю, что вы благородный человек с твердыми принципами.

– Я ни с одной живой душой не разговаривал после возвращения из участка. Поверьте, я не жду от вас жалости. У меня немало друзей, к которым я мог бы зайти, и я состою во множестве клубов и общественных организаций, но, как видите, с лицом мне малость не повезло. – Стэнли усмехнулся. – Признаюсь, я упивался жалостью к себе в первые дни после того, как чуть не сгорел в самолете, – подобно большинству из выживших летчиков. Несколько ребят даже утверждали, что им совсем не больно. Они пели, свистели – по крайней мере те, у кого остались губы. Именно такие чаще всего теряли рассудок. Запах гниющей плоти невозможно описать. Врачи пытались замаскировать эту вонь дезинфицирующим средством – из угля, наверное, – но… смрад никуда не девался, постоянно ощущаясь вокруг, во рту, на форме. Но мы много смеялись. Называли друг друга морскими свинками, потому что сэр Арчи Макиндоу ставил на нас опыты и твердил, что совершает прорыв в пластической хирургии – и, безусловно, так оно и было. Шесть недель кусок кожи с моего предплечья приживался там, где раньше был мой нос. Арчи очень нас любил. Думаю, он был нам вроде отца. Часто шутил и повторял: «Женитесь на девушках с плохим зрением». Многие парни окрутились с тамошними медсестрами, но я последовал врачебному совету и женился на милой подслеповатой пышечке Пегги. Мы с ней помогали друг другу. В темноте мы оба были вполне нормальными.

– Знаю, вы не хотите этого слышать, но я все равно скажу, – не удержалась Ева. – Я думаю, вы невероятно храбрый, и надеюсь, что мы подружимся.

Стэнли посмотрел в окно и покачал головой:

– Нелестная правда в том, миссис Бобер, что я не лучшим образом воспользовался плохим зрением своей жены и… – Старик осекся и оглядел комнату, словно желая за что-то зацепиться взглядом. Он избегал встречаться с Евой глазами. – На протяжении всей нашей семейной жизни, начиная с тех пор, как мы вернулись после двухнедельного медового месяца, я раз в неделю навещал одну малопочтенную даму и платил ей внушительную сумму за то, что она со мной спала.

Глаза Евы округлились. Спустя несколько секунд она произнесла:

– Мне уже какое-то время известно, что у моего мужа роман с коллегой по имени доктор Титания Ноубл-Форестер.

Это признание окрылило Стэнли, и он решил продолжить:

– Я злился на Пегги с сорок первого года. Меня жутко раздражало, когда жена что-то роняла, проливала чай или сбивала стакан с водой. Она постоянно натыкалась на мебель и спотыкалась на коврах, и при этом отказывалась пользоваться устройствами, облегчающими жизнь плоховидящим. Она знала язык Брайля. Бог знает, зачем Пегги его выучила – я заказывал книги, но она к ним не прикасалась. Но я очень ее любил, а когда моя старушка умерла, не видел больше смысла продолжать жизнь. Когда она лежала у меня под боком в постели, ужасные сны еще можно было выносить. Я кричал во сне и просыпался, а моя дорогая жена брала меня за руку и говорила, говорила обо всем, что мы пережили вместе, и о разных странах, где успели побывать. – Старик улыбнулся плотно сжатыми губами, словно поставил точку.

– А ваша подруга, она еще жива? – спросила Ева.

– О да, и мы по-прежнему встречаемся раз в месяц. Конечно, между нами больше нет интимных отношений – она весьма одряхлела. Я плачу ей двадцать пять фунтов за беседу и объятия.

– Как ее зовут?

– Селия. Я так давно хотел назвать ее имя кому-нибудь, кто меня поймет. Вы же понимаете, да, миссис Бобер?

Ева похлопала по покрывалу рядом с собой, и Стэнли присел на краешек кровати и взял хозяйку дома за руку. Оба услышали голоса заходящих в дом Брайана и Поппи.