Eozoon (Заря жизни) - Михаил Гирели
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мамонтов изменил своему решению идти к ван ден Вайдену и решил сперва обойти лагерь кругом.
Уклонившись в сторону на расстояние одного километра и не обнаружив ничего особенного, он хотел уже было снова направить свои шаги к палатке ван ден Вайдена, как вдруг заставивший его некоторое время тому назад насторожиться шорох снова повторился, на этот раз уже значительно явственнее и ближе.
Мамонтов подошел к скале.
Это была северо-западная оконечность окружающих Буйволову расселину скал, — прямая, узкая, в несколько сот футов вышины глыба желтого песчаника с большой примесью кварца и сионита, резко обрывающаяся на запад и постепенными ступенчатообразными уступами оканчивающаяся с восточной стороны.
В самой середине, на высоте человеческого роста, ярко освещенная луной, была высечена далеко видная издали дата большими четкими цифрами и, несколько пониже, такими же гигантскими буквами — надпись.
Еще пониже виднелись три длинных черты, вымазанных во что-то красное, шедших одна за другой по одной линии с небольшими интервалами.
19 VIII 1914 СТЕФЕН УОЛЛЕС
— — —
Профессор Мамонтов невольно вздрогнул. Так вот, значит, то место, откуда отважный англичанин начал свои поиски девять лет тому назад.
Вот где, значит, находилось начало смертного пути скотланд-ярдовского агента!
Но почему он всю надпись не сделал красной? И что обозначают эти три черты?
Вглядевшись пристальнее в сделанную надпись, профессор Мамонтов невольно отступил на шаг.
Сомнений не могло быть. Эти три черточки были значительно более позднего происхождения, если не на днях только сделанные.
Зеленый мох, покрывающий выдолбленные ложбинки цифр и букв, сделанных Уоллесом, совершенно отсутствовал в углублениях этих черт, а были они вымазаны… еще не успевшей в достаточной степени потемнеть кровью.
— Да… Конечно, так! — Профессор Мамонтов соскоблил ногтем немного этой красной «краски» себе в ладонь, размешал ее немного со слюной и, вытирая руку платком, невольно улыбнулся.
Это была та же кровь, что и там… на траве и на сандалиях голландца.
«Это интересно, — подумал ученый. — Неясным остается лишь одно: что эти черты изображают?» — И вдруг, хлопнув себя по лбу, воскликнул:
— Да как это просто все! Ну, конечно же, это так! Кто-то подает условный знак тому, кто должен еще прибыть и убедиться в присутствии своего союзника на месте. Вот и все!
В это время кто-то осторожно дотронулся до его плеча.
Профессор Мамонтов резко повернулся, выхватывая из кармана брюк свой револьвер.
Перед ним стоял старик ван ден Вайден.
— Ах, это вы, — облегченно вырвалось у него. — А я думал… Я как раз собирался идти к вам.
Ван ден Вайден перебил его:
— Вы выбираете для своих целей чересчур запутанные пути, дорогой профессор. Путь ко мне гораздо ближе и проще того пути, по которому вы изволили идти. И я очень скорблю, что вы предприняли свой осмотр окрестностей, не зайдя предварительно ко мне. Тем более, что я прекрасно знаю, зачем вы хотели повидать меня. Нельзя быть столь неосторожным. Прогулки в наших местах в одиночку очень напоминают утонченный способ самоубийства. Уверяю вас. Кроме хлопот, вы мне вашим недоверием ничего не доставили, так как мне пришлось все время быть настороже и невидимо следить за вами. Я до известной степени отвечаю Европе за вас, дорогой профессор.
Ван ден Вайден говорил с такой горячностью и сердечностью, что Мамонтов внезапно почувствовал прилив особого доверия и расположения к этому странному старику, четверть века уже рыскающему по непроходимым зарослям тропиков.
— Наоборот, — с такой же горячностью воскликнул он. — Я не только не недоверию вам, но я именно и направлял свои шаги к вам для того, чтобы искать в вашем лице помощника и друга. И, если я временно изменил своему решению, то лишь по причине своей горячности, заставившей меня несколько увлечься…
— И забыть всякую предосторожность, — улыбнулся ван ден Вайден.
— Да, может быть, — отвечал Мамонтов. — Но что же поделаешь, таков мой характер! Однако, скажите: вот вы, охотник, убивший своими руками тысячи живых существ, дрогнули бы ваши руки, если б вам пришлось спустить курок ружья, дуло которого было бы направлено на… человека?
Ван ден Вайден был поражен внезапностью вопроса, но, стараясь не показать этого, спокойно ответил, как будто бы разговор и шел все время именно на эту тему:
— Нет. В моей скитальческой жизни был такой случай. Как раз в тех лесах, куда мы направляемся, одно время появился беглый голландский каторжник. Никакие усилия властей найти его ни к чему не привели. Да и разве можно что-нибудь найти в этом первородном хаосе? Однако, мне пришлось столкнуться с ним лицом к лицу. Я не намеревался его ловить. Мне до этих вещей, которые называются громким и пышным именем «правосудие» — нет никакого дела. Но он, к сожалению, принял меня за правительственного агента. Объясняться не было времени. Такие вещи разыгрываются скорее, чем это может запечатлеть на своей ленте кинематограф. Секунды — слишком громоздки, чтобы измерять время, в течение которого все уже кончается. Выбора не было никакого. Оба, и его и мой револьверы — были подняты. Для меня было совершенно ясно, что мы оба выстрелим друг другу в упор, одновременно. Для него, конечно, это было так же ясно, как и для меня. Ну… так оно и случилось. Только, видите ли, его револьвер дал осечку. До сих пор перед моими глазами стоит его не то удивленное, не то испуганное лицо с большими рыжими усами и бритой головой. Только, уверяю вас, когда он упал, мне показалось, что это было гораздо легче, чем проделать то же самое со зверем. Человеческая жизнь стоит очень дешево. За нее никто не мстит. Зверь умирает гораздо торжественнее. Нет. У меня твердая рука.
Вместо ответа Мамонтов протянул ван ден Вайдену руку.
— Я знал, что получу такой ответ, — сказал он. — Вы, конечно, были удивлены моим вопросом, как сейчас недоумеваете над моим рукопожатием. Но, видите ли, в чем дело: у меня объявился неожиданный враг, и мне нужен союзник решительный, энергичный и закаленный. Иначе может погибнуть все дело экспедиции. А этого я уже не могу допустить. А насколько я могу судить, мой враг не остановится ни перед чем для достижения цели, и… дай Бог, чтобы мое пророчество не исполнилось, но я предвижу возможность, заставившую меня задать вам свой вопрос.
— И вы нисколько не ошибаетесь, — к удивлению Мамонтова, ответил ван ден-Вайден. — Я слишком хорошо знал и знаю, что вам будут чинить всяческие препятствия в вашем деле, не останавливаясь ни перед чем. И не потому что вы приехали сюда искать ваши филогенетические ветви, а потому, что… ваши поиски снова воскрешают возможность отыскания моей дочери, что кому-то, по непонятным мне причинам, совершенно не желательно. Я, когда был один — не страшен этому «кому-то», но я в центре вашей экспедиции — уже прямая угроза…