Ричард Длинные Руки - Гай Орловский

– Какой Улаф? – потребовал он резко. – О ком ты говоришь?

– Просто Улаф, – пробормотал я, голос Бернарда показался чересчур злым. – Морда у него только не очень-то человеческая. Можно даже сказать, звериная.

Бернард обернулся, взгляд протыкал насквозь, как острия ножей лист чертополоха.

– Откуда знаешь про Улафа?

Я пробормотал:

– Снился…

– Снился? Разве может сниться то, чего не видел?

Асмер прислушался к разговору, вставил со знанием дела:

– Может. Только это зовется видениями.

Бернард не отрывал острого взгляда от моего лица.

– Видения посещают отшельников, – отрезал он. – Да еще всяких аскетов, что сидят без мяса, умерщвляют… А с твоей мордой да видения?

Асмер возразил мирно:

– Ты чего на парня кинулся? Когда меня снежная буря в горах с дороги сбила и я две недели скитался, не жравши, меня еще не такие видения посещали!

– Здесь нет бури, – отрезал Бернард. – А мы в походе.

Асмер посмотрел на Бернарда, на меня, хмыкнул, сказал весело:

– А вдруг он избранный, кто знает? И ему надо было в священники, а ты насильно то в воины, то в землепашцы? Вдруг его оружие – крест, а не плуг или меч?

Оба захохотали, довольные. Я представил себя в монашеской рясе и с Библией в руках. Губы поползли в стороны. Знали бы они, каким «почетом» пользуются попы в моем обществе!

Ланзерот появился, сказал повелительно:

– Быстро всем завтракать, да поживее!

Асмер сказал живо:

– Я уже заказал, чтобы нам собрали и в дорогу.

В таверну спустились вместе, только принцесса отсутствует, ели быстро, впрок, Асмер проследил, чтобы три круга сыра и пять ковриг хлеба увязали в чистые холстины. Пока ели, в мою сторону посматривали с недоумением, почему я все еще здесь, но я опустил голову, жевал мясо быстро и сосредоточенно, как делают все, смотрел в тарелку, слышал фырканье коней во дворе. Они уедут, а я останусь в благополучной деревне? Пусть даже в этом городке? На всю оставшуюся жизнь… которая в Средневековье и так коротка? И потеряю шанс попасть в те странные королевства, где живут умом? Только там у меня есть шанс найти дорогу обратно в свой мир…

Потом все вышли во двор, принцесса разговаривала с женой хозяина, быки уже запряжены, Асмер проследил, чтобы припасы вынесли, а в повозку загрузил уже сам. Алые отблески рассвета, похожие на отсвет адского пламени, играли по лицу принцессы, но ее нежное лицо оставалось таким же чистым и светлым. Жена хозяина щебетала, раскланивалась, указывала в сторону колодца, принцесса слушала внимательно и вместе с тем рассеянно. Священник появился, как обычно, с раскрытой книгой в руках, не отрываясь от чтения. Строгое до фанатизма лицо время от времени вспыхивало неземным светом. Оставались последние минуты перед расставанием, мужчины уже пошли седлать коней.

Я осторожно приблизился к принцессе. Она повернула голову в мою сторону. Я увидел нежное лицо, чистые строгие глаза, тонко очерченные брови, и волна непривычной нежности ударила в грудь, заполнила, поднялась в мозг.

Колени мои подогнулись, глаза оказались на уровне ее глаз, не по возрасту строгих, вопрошающих.

– Госпожа, – сказал я и ощутил, что мой голос звучит страстно, с хриплыми нотками, слово в самом деле идет из самой глубины сердца, хотя сердце всего лишь мускулистая мышца для перекачивания крови. – Госпожа!.. Я старался послужить тебе… но мне просто не довелось, не выпало случая!.. И никогда не обращался с просьбами. Но вот теперь… теперь умоляю!

Краем сознания отметил, что говорю таким высоким штилем, каким уже не говорят мои современники. Высокие и сильные слова забыты, осмеяны, а все отделываются шуточками, но сейчас я говорил и чувствовал, что говорю именно я, тоже привыкший прятаться за щитом анекдотов и шуточек над всем и вся.

Она произнесла с холодноватым участием:

– Говори, Дик. Ты спас меня, благодарность никогда не уйдет из моего сердца.

Ланзерот и Бернард, нахмурясь, наблюдали за этой сценой.

– Умоляю, – сказал я и ощутил, что говорю именно я, который никогда не произносил таких слов, чтобы «не уронить себя», – умоляю, позволь оставаться твоим слугой и дальше!.. Позволь ехать в твои края, чтобы служить тебе и там.

Принцесса покачала головой. Глаза ее стали печальными.

– Нет, Дик, – произнесла она тихо. – Ты даже не представляешь, насколько опасен наш мир. А в этих Срединных Землях люди счастливы! Они живут, не зная злобы, ненависти, страха… Здесь тот мир, который будет и там, у нас, когда мы… если мы… победим. Если устоим перед натиском Тьмы.

Ланзерот морщился. Похоже, он полагал, что нельзя такие слова говорить мужчине, даже простолюдину. Особенно – молодому. Да еще когда такое говорит молодая женщина.

– Ваша светлость, – вмешался он. – Оставьте это решение нам. Мы уж излечим этого… хорошего парня от его дури. Дик, помоги Асмеру запрячь волов!

Голос рыцаря, как я ощутил сразу, холодноват и недружелюбен, даже враждебен. Бернард вовсе отвернулся и седлает своего вороного. Принцесса окинула меня ласковым взглядом, от которого сразу воспламенилось сердце, ушла в повозку.

Когда запрягали волов, Асмер сказал покровительственно:

– Дурень, в этих селах такие девушки… Я разглядел, у меня глаза самые острые.

– Как у орла? – пробормотал я.

– Дурень, орел передо мною – слепой крот. Так что я скажу тебе, оставайся, будешь как сыр в масле. Парней тут совсем маловато, да и те хлипкие… А ты вон какой удался!

Я ответил с неловкостью:

– Просто наш… край не голодал.

– Это заметно.

– Асмер, я не знаю, как объяснить… Я жил в самом деле не зная хлопот! И беспечно. Все так жили, и я жил. У нас все так живут. Все как все. Понимаешь? Да теперь и я не совсем понимаю. Но вы… вы по-другому. Я с вами две недели, но я живу и чувствую себя немножко по-другому. Может быть, сейчас я даже более правильный, чем тот, который жил в… моем благополучном крае.

Он слушал внимательно, в темных глазах я видел понимание, хотя я говорил скомканно даже для самого себя, ибо по-прежнему врал, темнил, не говорил и половины правды, да и нельзя сейчас правду.

– Гм, – сказал он наконец. – Гм… а ты не совсем простолюдин. Скажи, не скрываешься под шкурой простолюдина от опасных врагов? Может быть, ты – рыцарь, который дал какой-то обет? Или сын короля Руперта, который исчез, говорят, сразу после рождения?

Изморозь прошла по моему телу. Я поспешно потряс головой.

– Рыцарь? Да ты что? Разве я похож на рыцаря?

Он скупо усмехнулся.

– Вот-вот. Ты даже не заметил, что отказываешься от рыцарства с таким видом, словно я предложил слишком мало. Ладно, я не знаю твоих обетов. Но и другие замечают, что в тебе нет почтения к благородным. Мы в опасном походе, не до манер, понимаешь? Но в замке ты бы за прямой взгляд или грубое слово висел уже на городских воротах.