Кладоискатель и доспехи нацистов - Юрий Гаврюченков

…Старательные, надежные молодые люди, истинные арийцы, схожие меж собой как солдатики из коробки. Стойкие оловянные солдатики, и сердца у них оловянные, и глаза стеклянные, а мозги деревянные. Что за Общество? Что за племя? «Здравствуй, племя младое, незнакомое». Чую, придется познакомиться. Сегодня к этому был сделан шаг, махонький. Колоть ебуна маслозадого я не стал, и правильно. Насильно мил не будешь. В следующую нашу встречу я надеялся выведать у него куда больше. Пусть даже завтра, навестив Эрика, дядюшка Альф узнает, кто мы такие. Помехой сие не станет. Касательно дальнейших взаимоотношений с клерком «Светлого братства» у меня имелись некоторые планы.

Остановившись ненадолго у магазина, где я прикупил всякой всячины, Слава высадил меня у парадного и направился домой – развлекать женщин, для чего имелся клюквенный «Полар». А я потопал проявлять сыновью заботу.

Дав серию звонков – четыре коротких – наш семейный сигнал, я изобразил на лице чистейшую радость. Мимические мышцы, привыкшие за последнее время к совершенно иным гримасам, повиновались неохотно.

– Здравствуй, мама! – Я шагнул через порог, шурша магазинными пакетиками.

– Здравствуй, сынок. Почему один, где Мариночка?

– Дома, – я лучезарно улыбался, не уточняя, У кого именно и по какой причине находится супруга.

Незачем расстраивать маму, – а я ездил по делам и на обратном пути, повинуясь спонтанному побуждению, завернул к тебе, минуя свои пенаты… Да и просто хотелось пообщаться с тобой, мама, без лишних глаз.

– Мариночка тебе не чужая, – строго заметила мама, всегда стоящая на страже интересов жены, но а знал – случись что, она обязательно примет мою сторону.

– Но ты гораздо роднее.

– Вы, часом, не поругались? – Маминой подозрительности не было предела.

– Часом, нет. Серьезно, нет, – заверил я. – Просто мне хотелось прийти домой, а не как в гости.

Мы обнялись, мама понесла на кухню магазинные пакеты – готовить ужин, а я отправился в свою комнату.

В уголок детства. Здесь каждая вещь напоминала о далекой жизни, кажущейся теперь светлой и безмятежной. Детство всегда кажется радостным, хотя на самом деле это не самая счастливая пора. Такими же были у меня и юность, и недолгий период после окончания университета… До тех пор пока я не нашел крупный клад, на который смог купить и обставить свое нынешнее жилье; за который же, по навету подельника, получил срок. Потом были другие находки, завелись деньги, я обрел самостоятельность, о чем Долго мечтал, только вот безмятежность исчезла. Кладоискательский фарт положил ей конец. Появились заботы, богатство требовало защиты, и пришлось лить кровь, (сокровища испокон веков омывались ею, и, возжаждав их, я оказался втянут в бесконечный круговорот. За несколько лет занятие «черной археологией» здорово изменило меня. Кем я стал? Сражающимся за выживание уркой под девизом: умри ты сегодня, а я завтра? Гнетущая картина. Со стороны глядеть на себя всегда неприятно, но полезно. И хорошо, когда есть такие вот заповедники детства, где сделать это гораздо легче, нежели в привычной обстановке.

Интересно, отказался бы я от своего первого крупного клада, если бы знал, к чему это приведет?

Улыбаясь, я приблизился к книжному шкафу и не торопясь провел пальцем по корешкам двадцатитомника «Археология СССР с древнейших времен до наших дней». Пыли, надо заметить, на них не было – налицо мамина забота. Она всегда приветствовала мое увлечение историей, тягу к которой я испытываю с малых лет. В детстве я увлекался Римской империей, интерес к ней доходил до фанатизма; я ведь до сих пор иногда думаю на латыни. Нет, не стал бы я отказываться от этой сучьей жизни, до которой докатился, гонимый кладоискательской Фортуной. Видимо, «черная археология» все же мой путь, на который я даже не становился – он сам избрал меня. Словно я был рожден для того, чтобы копать и находить. Такова моя судьба, и я пройду этот путь до конца.

– Чем занимаешься, сынок? Мамин голос вывел меня из раздумий.

– Cogito, – ответил я. – Ergo sum.

– Один умный человек, академик, говорил: «Мыслю, тем и существую», – мама понимала мою латынь, хотя и относилась к ней с долей иронии, как к причуде любимого чада. – А у тебя как дела обстоят с наукой?

– С наукой, – ответил я, – у меня дела обстоят хорошо. С наукой мы дружим.

– И все? – разочарованно спросила мама.

– И все, – подтвердил я. – В более тесные отношения с теорией мешает вступить огульное увлечение практикой. Ты же меня знаешь.

Я помог маме накрыть на стол. Она как-то удивительно быстро ухитрилась обернуться со стряпней. Получилось обильно, красиво и вкусно. После Ксениной «коммуналки» вдвойне приятно было оказаться в родной, милой сердцу домашней обстановке. Я немного пожалел, что Маринка лишена сейчас этого удовольствия, но втайне радовался – на нашем маленьком семейном празднике она была бы лишней.

– С Маринкиной родней я теперь на дружеской ноге, – похвалился я своими успехами в области семенной дипломатии.

– Это правильно. – Тещу с тестем мама видела только на нашей первой свадьбе. Ей они, наверное, представлялись кем-то типа австралийских антиподов или представителями другого, малоизученного по причине крайней изолированности народа. – Надо будет собраться нам всем вместе. Какой праздник ближайший?

– Новый год, – буркнул я.

Устраивать посиделки не хотелось, чтобы не загружать маму новыми моими проблемами, которые обязательно всплывут при разговоре с родственниками. А молчать они не будут, домашний Колизей произвел на них слишком сильное впечатление, чтобы не поделиться им с матерью шоумена. «Вон какой у вас сынок, настоящий гладиатор! – Гладиаатор?! Надо же, как интересно. Ну-ка, ну-ка, сынок, поделись секретом». Нет уж, дудки! Ни о каком ристалище мама не узнает. Я и так доставил ей немало хлопот.

– И все же так нельзя, Ильюша, – с мягким укором сказала мама, – они ведь наши родственники, а я их совсем не знаю. Надо позвонить им, вместе обсудить, когда мы встретимся. Можно пригласить в гости к нам.

– Надо будет как-нибудь, – туманно ответил я.

– Тогда зачем откладывать в долгий ящик» звони сейчас, – предложила мама. Она не знала, на что Меня толкает.

– После десяти вечера – некультурно.

– Еще не вечер. – Мама кинула взгляд на часы, предательски тикающие на стене. – Иди звони сейчас, тогда успеешь соблюсти приличия. Ты ведь без понуканий никогда не соберешься.

– Ох, все из-под палки, – вздохнул я и поплелся в прихожую, где стоял телефон. Отговорок мама не принимала, упрямство у нас – черта наследственная. Пусть будет как ей угодно. Повинуюсь. Уговорю потом Валерию Львовну не распространяться о побоище. Надеюсь, поймет.