Советская морская новелла. Том второй - Леонид Соболев

Вот впереди, кажется, уже нет дороги. Разводье кончается тупиком. Полынья как мешок. Альгис подтягивает к себе ручку газа, мотор притихает, бот порется только с разгону. До кромки льда пять метров… три… два. Альгис круто отталкивает рукоятку руля, бот, накренившись набок, качнулся влево — к счастью, там оказалась щель. За нею снова чистое пространство, а немного вбок — большая ледяная гора, очень похожая на лошадь, взвившуюся на дыбы.

Рядом с горой как будто есть проход. Альгис пускает мотор посильнее. Перед ботом — две водяные складки, будто от утюга.

Когда бот подошел к горе, волны качнули ее. Лошадиная голова медленно наклонилась в одну сторону, откинулась в другую и вдруг со страшным грохотом рухнула на лодку.

Альгис только схватился за голову, взлетел высоко в воздух, шлепнулся, хлебнул холодной соленой воды. Стало темно-темно, что-то зажурчало, завизжало в ушах, потом затихло, и все замерло.

«Ламинария» промышляла тюленей далеко на севере Баренцева моря, милях в трехстах от берега. Шхуна стояла между двумя большими ледяными тюлями. Каждое утро ее пять фангсботов по пяти различным направлениям уходили в поисках непуганых тюленьих лежбищ на сорок-пятьдесят миль. Чаще всего это были совершенно безопасные рейсы. С собой забирали запас продовольствия, компасы, примус, радиотелефон. Передвижки льдов при перемене ветра не боялись: льды поднимают лодку наверх, потому что днище у фангсбота круглое, как яйцо. Но в Арктике зверя становится все меньше, и иной раз затратишь много времени, пока что-нибудь найдешь.

— О-го-го-го-оо!

— Ой-ой-ой-ё-о-о-о! — раздается ауканье.

Новичка даже дрожь пробирает — сдается, зовут на помощь заблудившиеся путники. Но таких в Баренцевом море не водится. Это «разговаривают» между собой тюлени.

Услышав вой зверей, старшина и его помощник поспешно привязывают свой фангсбот, надевают белые маскхалаты, натягивают на головы белые островерхие колпаки, напоминающие обломки льдин, вешают на плечо карабины и ползком выслеживают зверя.

Иногда километра два-три не только нельзя выпрямиться, но и голову поднять. Да и лед бывает не сплошной. Через малые полыньи охотники перекидывают длинные деревянные багры с крюком на конце и переползают по ним.

Добравшись до лежбища, ложатся и открывают огонь. Тюлени испуганно мечутся: чего это вдруг затрещал лед, почему дергаются их собратья в предсмертных судорогах, с какой стороны грозит опасность? Оглядевшись маленькими, заспанными щелками глаз, звери неуклюже, как рыба, выброшенная на берег, отталкиваясь ластами и хвостом, ковыляют к кромке льдины. Но охотники стараются не упустить ни одного и целят прямо в головы.

Когда все кончено, добычу грузят, и бот плывет дальше в поисках новой лежки. Иногда фангсботы быстро заканчивали охоту, иногда задерживались на два-три дня. Это на «Ламинарии» никого не волновало. И в тот день никто не удивился отсутствию Отченаша. Четыре лодки вернулись, люди выспались, утром опять ушли на промысел. Еще и посмеивались:

— Видать, старику на этот раз не повезло. Не любит он с пустыми руками возвращаться — дальше пошел…

Может быть, под ватником оставался воздух; может, инстинкт самосохранения был настолько силен, но какая-то сила выбросила оглушенного Альгиса на поверхность.

— Ух-ух!.. Спас… а-а! Спас… спасите!.. — закричал он.

Захлебываясь, он барахтался руками и ногами.

— Спасите!

Кто-то должен поспешить на помощь, сунуть ему в руку доску, багор, а то ведь он утонет! Но кругом ни души. Ледяная вода сковывает грудь, живот. Альгис уже не мог кричать, только истерически барахтался, боясь снова уйти туда, во тьму, под воду.

— Спасите!

Ухватиться не за что. Господи, хоть бы щепка, хоть бы льдинка!

Вдали кто-то сопел, и Альгис стал выбираться в ту сторону. Тьфу, какая соленая вода! Глаза жжет — ничего не разглядишь. И откуда эти волны? Только бы не поддаваться тон страшной силе, которая все тянет вниз.

Когда Альгирдас добрался до льдины, Отченаш уже вылез. Он помог вскарабкаться своему стрелку.

— Раздевайся, живо! — скомандовал старшина.

Не попадая зуб на зуб, Альгис локтями и ладонями держал штанину ватных брюк Отченаша, а старшина выкручивал ее. Вода ручьем сбегала на лед, а потом — в море. Притопывая посиневшими ногами по льду, они выкрутили портянки старика, ватник, белье. Потом нагишом приплясывал Альгис, а затем Отченаш начал все сначала. Хорошо сделал — и во второй раз из одежды вытекли целые потоки. И все-таки они были мокрые до нитки. Из рукавов, с пол ватников капала вода. Все ясно. Тридцатиградусный мороз и ветер за час-другой сделают свое дело.

— Пропали, — сказал Отченаш, — из-за тебя пропали, молокосос.

В разводье было пусто. Как столбик из воды торчало багрище. Видно, багор не был привязан и всплыл. И льдина тоже пустая. Белеет кое-где мерзлый снег, славно шерсть на обстриженной овце. По краям топорщатся заструги. Отченаш, лежа на животе, дотянулся до багра и на всякий случай вытащил его. Это было все, сколько ни смотри. Карабины были сложены на носу фангсбота, там же и ножи, вогнанные в борта, чтобы при работе оказались под рукой. На дно ушел и весь провиант, рация, примус, тулупы, компас…

Льдина немалая — по крайней мере шагов пятнадцать в ширину. Кругом плавают обломки той злополучной горы. Альгису не надо было ломать голову, чтобы понять, как это произошло. Он не раз наблюдал: у всех ледяных гор есть «лыжа» — подножие, оно гораздо больше надводной части. А подножие этой горы, видно, было размыто, подтаяло. От легкого толчка гора и обрушилась.

Альгис побежал к одному краю льдины, к другому, Бот должен выплыть. Не могут же они так глупо погибнуть! Он боялся взглянуть на Отченаша…

Волна успокоилась, опять стала гладкой, как шлифованное зеркало. До костей прохватывал ветер. Альгис присел на другом краю льдины. Старик его убьет… Настоящий разбойник: серые вылезшие из-под шапки волосы, усищи, лицо в глубоких морщинах, — может, уже не одна жизнь у него на совести.

Холод покусывал щеки, живот, руки. Промокшая вата не грела — превратилась в лед. Альгис чувствовал себя голым. Отченаш молча размахивал руками, но, не выдержав, пустился вприпрыжку, притопывая тяжелыми сапожищами. Топ, топ, топ — единственный звук в этой немой тишине. Альгис пол года работает в Арктике, он уже хорошо узнал эту страшную пустыню. Плывешь сотни километров и нигде никого не встретишь. Неужели старшина этого не понимает? Замерзнут они, сразу замерзнут. Ему стало жалко и себя, и старика, который тридцать лет благополучно проработал в Арктике, а теперь так нелепо погибает.

С распростертыми руками он подошел к Отченашу. Все-таки они люди, не время теперь грызться по-волчьи.

— Поцелуемся, старина. Потом уже не сможем, — Альгису казалось, что он теперь вправе быть фамильярным.

Старшина посмотрел, недоумевая.

— Огонь развести надо.

— Из чего?

— Надо развести огонь.

— Тут гореть нечему.

— Выверни карманы.

У Альгиса в ватнике оказался носовой платок. Отченаш вытащил замызганные трамвайные билеты, патрон-осечку, крошки табаку.

— Больше ничего?

— Все, старина… Робинзоны мы. Северные Робинзоны.

Старшина не понял.

— Как же костер разведем?

— Иди ты знаешь куда… со своим костром. Лед, что ли, зажигать? Пальцем разве? Конец нам пришел!

Старшина недоверчиво сам прощупал карманы юноши.

Альгис уселся на льду. Если съежиться и прижаться подбородком к груди, тело не так коченеет. Все пройдет без боли. Надо быть мужчиной. Спина становится бесчувственной, будто деревянная. Шагов старика уже не слышно… Вот, кажется, и теплее стало…

Альгис услышал стук и только после этого почувствовал боль. Это Отченаш огрел его по голове.

— Дуралей, вставай! Бегай, бегай!

— А сам-то ты! — Юношу охватила злоба, и он истерически заорал: — А ты сам! Спал! Старшина, а спал! Теперь подыхаем. Спал! Ты виноват! На! На! — Альгис непослушными руками пытался расстегнуть свой ватник.

Разъяренный Отченаш еще раз ударил его багром и, схватив за руку, потащил за собой. Парень топтался полусогнутыми в коленях ногами, не разгибая спины, — ему казалось, что он вот-вот рассыплется на куски.

— Живее! — дергал его Отченаш. Но и сам чувствовал — то, что он делает, бессмысленно, он тоже коченеет, и его неумолимо тянет присесть, свернуться в клубок, укрыть голову ватником. Альгис просил отпустить его — он, мол, сам будет бегать, а Отченаш не слушал, все тащил да тащил.

Но силы вконец оставили парня. Он споткнулся о наледь, потом поскользнулся на ровном месте.

— Огонь развести надо, — повторил старик.

«Рехнулся», — как в тумане, сообразил Альгис.

— Огня нужно.

Оставив парня, старик сам обошел льдину. Вдали у разводья что-то чернело. Можно было даже разглядеть всклокоченные волосы, как у утопленного котенка. Это с бота всплыл один из убитых тюленей — видно, самый жирный. Старик оглянулся. На горизонте ни дымка! Что же, нужно решиться! Быстро скинул ватник, сапоги, снял брюки. Старик худой, весь будто соткан из сплошных мускулов. Еще раз прикинул на глаз расстояние, плюхнулся в воду и, пыхтя, широко раскидывая руки, поплыл. Альгис ахнул — по крайней мере ему показалось, что ахнул.