Ежевика в долине. Король под горой - Мария Гурова

на устах снующих по деревне солдат. А Илия был невозмутим. Откуда в нем нашлось это спокойствие? Было оно умиротворением или отрешенностью? Илия не задавал себе вопросов. В его глазах сверкали золотые молнии. Теперь, взглянув на чудо вместе с остальными его свидетелями, он сам поверил. Он сам в себя поверил.

Едва он задумался о вере, как на глаза попались несколько машин с тремя сцепленными воедино сферами. Каждую из них сопровождал маленький спутник – сферы вчетверо меньше. Машины были белыми и более чистыми, чем вся остальная техника. Они выбивались из картины мира так же, как парадные знамена. Рядом с Илией заговорил один из бойцов, он тоже разглядывал припаркованную колонну.

– Час назад приехали, – кивнул он на машины. – Небось уже сколько дней дежурили в городе.

Илия опустил голову. Теперь он смотрел исподлобья. Солдат оглядел Илию, задержав взгляд на знаках отличия.

– А вы с позиций приехали? – полюбопытствовал он.

Илия кивнул. Солдат помялся какое-то время, а потом спросил.

– А он приехал уже? – рядовой повел зрачками куда-то вбок и наверх, произнося «он».

Разговор следовало заканчивать. Солдат мог присмотреться и узнать в нем прототип с агитационных плакатов. Илия опять кивнул. Но его немой ответ только раззадорил дотошного бойца.

– А какой он? Как говорят, парнишка совсем? – допытывал тот.

– Не положено разглашать, – кратко ответил Илия и прошел в сторону центрального здания, одной из трех каменных построек в деревне.

Солдат заметно расстроился. На подходе к дверям Илия полез за документами в планшет. Он старался вытереть мокрые руки об изнанку сырой шинели, но дежурный взял его бумаги и беспардонно намочил их. Илия видел, как трижды меняется выражение его лица: сначала дежурный хмурится, потом его глаза широко распахиваются, а брови ползут вверх. Наконец, он смотрит на старшего лейтенанта перед собой растерянно. Замешательство длится несколько секунд, и он пропускает Илию в штаб. На первом этаже пусто, все голоса звучат высоко над головой. Едва Илия поднимается на второй этаж, как его поочередно начинают замечать собравшиеся люди. Фразы обрываются, внимание присутствующих сгущается вокруг Илии. Он замирает на последней ступеньке. Здесь сейчас много людей с аксельбантами. Слишком много чистой сухой одежды, гладко выбритых лиц, мужчин старше пятидесяти лет. Несколько гражданских чиновников смешались с офицерами в узком коридоре. После стольких месяцев на позициях все перечисленное казалось непривычным. Будто Илии девять лет, и он вопреки родительскому запрету пробрался на бал посмотреть на гостей. Этому месту не хватало музыки и дам в светлых, струящихся до щиколоток платьях, с блестящими волосами, убранными в пышные прически. Но вместо струнного квинтета из кабинета послышался мужской голос: «Приехал?»

В дверях показывается фельдмаршал. Илия распрямил ноющую застуженную спину, встал по стойке «смирно», выполнил воинское приветствие. Он был рад, что эта пауза прервана. В коридоре каждый офицер выше его по званию, непонятно было, к кому обратиться первому. Появление фельдмаршала все решило.

– В кабинет, джентльмены, – пригласил он. – Или мы ждем еще кого-то, кроме Первого советника?

– Министр иностранных дел телеграфировал, что получил последние сведения еще ночью и сразу же выехал. Может прибыть с минуты на минуту, – ответил один из гражданских чиновников. На лацкане его шинели блестела эмблема из шести сфер – трех крупных и трех спутников.

– Ах, верно, – фельдмаршал промокнул лоб платком (в коридоре было до ужаса душно) и удалился обратно. Собрание неспешно перетекало из коридора в кабинет. Илия решил блюсти субординацию и идти последним. Впрочем, он все же надеялся встретить отца на лестнице. Стоило Илии покинуть последнюю ступень, как снизу поднялось эхо женского родного голоса.

– Илия! Илия, мы приехали! – звучало под грохот каблуков.

Потоптавшись немного, Илия развернулся и спустился навстречу. Невысокая светловолосая женщина влетела к нему в объятия.

– Мама! – он обнял ее неуверенно, боясь испачкать светлое, молочного цвета пальто. От волос повеяло знакомыми духами. Илия слегка повел нос навстречу запаху. – Я так рад! Но я грязный.

Она отпрянула, чтобы разглядеть лицо сына, но объятий не разомкнула.

– Какая глупость, милый, какая глупость! Как я скучала! – она вновь обвила его и, кажется, всхлипнула. Илия стушевался еще больше.

– Ну вот, я все испортил, – он явно имел в виду пальто, на котором уже появилось несколько крупных пятен.

– Лесли, отпусти его! – к ним медленно поднимался седой мужчина в темном пальто и широкополой шляпе. Он снял ее на ходу. Илия заметил, как отец ослаб и постарел – каждый шаг по лестнице давался ему с трудом и одышкой. – Хватит позорить его перед командованием. Да отпусти, говорю, не собираешься же ты идти с нами на совет.

Лесли поджала губы, нехотя отдалилась от сына. Она всем видом выказывала обиду. Но стоило ей посмотреть на Илию, как лицо разгладилось, взгляд просветлел, на щеках залегли ямочки от улыбки. Она и не заметила, как муж прошел мимо них.

– Иди, Илия. Тебе пора, – она вскинула лицо, чтобы вобрать слезы обратно за перевал век.

– Давай, Илия, тебе пора.

Она всегда приговаривала, подталкивая в нужную сторону. И ему всегда надо было куда-то идти. Долгий путь до окопов, где на горизонте полыхали золотые молнии, начался намного раньше.

Глава I

Бунт в доме Гавелов

Теперь дети не играют, а учатся. Они все учатся, учатся и никогда не начнут жить.

Александр Грин, Алые паруса

Лето начнется завтра. А через две недели Илии Гавелу исполнится шестнадцать лет. «Мой милый летний мальчик», – часто приговаривала его мать Лесли, приглаживая ему локоны.

Мимолетные весенние каникулы промчались быстро, словно бежали наперегонки с мальчишками от футбольного поля к реке. Но тепло теперь приходило по утрам охотнее. Солнечные лучи лежали на заправленной кровати, а Илия им завидовал. Впрочем, какой юноша любит вставать раньше обеда? Илия собирался, вальяжно, не торопясь. Патефон проигрывал пластинку джаз-бэнда, вообще-то запрещенного в этом почтенном доме. Лорд Гавел, рожденный в эпоху умирающей старой оперы, не любил новомодной музыки. Илия кивал головой в такт, и его золотые кудри то взметались, то падали на высокий лоб. Он даже подпевал – знал, что гувернер ни за что на него не пожалуется. Отец же мог бы прийти утром в комнату Илии только по случаю катастрофы. Тогда ему явно будет не до музыкальных предпочтений подростков. Зажав во рту зубную щетку, Илия мычал слова заводной песни. Он собирал учебники в портфель. В дверь спальни опять постучали, Илия добежал до умывальника, сплюнул зубную пасту и отозвался. Он заверил, что почти готов, хотя только пошел умываться. Чудесное время, когда